Если Сабран и ответила, Эда не слыхала. Ветер свистел в ее ушах, когда она ворвалась в сад Солнечных Часов. Лучники пускали в змея стрелу за стрелой, но ни одна не пробила его чешуи.
Сабран станет дразнить Фиридела, пока он ее не спалит. Тупица, как видно, взаправду верит в защиту своего жалкого Святого.
Эда промчалась мимо Алебастровой башни. Сверху дождем сыпались обломки, перед ней упал мертвым один из стражей. Проклиная тяжесть своих юбок, она добежала до королевской библиотеки, распахнула дверь и, виляя между полками, отыскала вход в часовую башню.
Она сбросила плащ, расстегнула пояс. Вверх по винтовой лестнице, все выше и выше.
За стеной Фиридел все насмехался над Сабран. Эда остановилась на колокольне, где в арки окон с воем врывался ветер, и окинула взглядом небывалое зрелище.
Королева Иниса стояла на верхнем балконе Алебастровой башни. Та возвышалась недалеко к северо-востоку от Невидимой башни, на которой готовился убивать Фиридел. Змей против королевы. В ее руке был церемониальный меч, представлявший Истинный Меч Аскалон.
Бессильное оружие.
– Покинь этот город, никому не причиняя вреда, – выкрикнула Сабран, – или, клянусь кровью Святого, которая во мне, ты познаешь поражение страшнее всех, какие наносил род Беретнет твоему племени. – Фиридел снова оскалился, но Сабран отважилась и на следующий шаг. – Прежде чем покинуть этот мир, я увижу твой род поверженным, навеки замурованным в горных пропастях.
Фиридел вздыбился и расправил крылья. Против этого левиафана королева Инисская казалась меньше куклы.
И все же она не отступила.
В глазах змея горела жажда крови. Они разгорелись так же жарко, как огонь в его брюхе. Эда поняла, что на решение у нее остался один миг.
Ветряной щит. Другого выбора не было. Такие защиты расходовали много сидена, а у нее так мало осталось, но, может быть, если она отдаст все до последнего, это спасет Сабран.
Эда протянула руки к Алебастровой башне, выбросила свой сиден наружу и обвила им инисскую королеву.
Едва Фиридел дал волю своему пламени, Эда сорвала цепи с дремавшей в ней силы. Пламя столкнулось с древним камнем. Сабран скрылась в дыму и вспышке. Эда смутно отметила появление ворвавшейся на колокольню Трюд, но скрываться было поздно.
Все ее чувства сомкнулись на Сабран. Она ощущала, как натягиваются защитные пряди, окружившие королеву, как огонь борется с ними за власть, и боль пронизывала ее тело, из которого созданная защита вытягивала остатки сидена. Пот насквозь промочил корсет. Выброшенные вперед руки тряслись от усилия.
Когда Фиридел сомкнул челюсти, упала тишина. Черные клубы, медленно расходясь, вились вокруг башни. Эда ждала с готовым лопнуть, как барабан, сердцем, пока не увидела в дыму маленькую фигурку.
Сабран Беретнет осталась невредима.
– Теперь моя очередь предупреждать. Предупреждаю именем моего предка, – задыхаясь, проговорила она, – что, если ты пойдешь войной на страны Добродетели, его священная кровь потушит твой огонь. И навсегда.
Фиридел не замечал ее. Сейчас его занимало иное. Он смотрел на почерневший камень и чистый круг, в котором стояла Сабран.
Безупречный круг.
Ноздри его полыхнули. Зрачки сошлись в узкие щели. Он не в первый раз видел щит. Эда застыла статуей, пока его жестокий взгляд искал ее, и Сабран тоже стояла неподвижно. Когда взгляд змея упал на колокольню, он раздул ноздри, и Эда поняла, что враг уловил ее запах. Она выступила из тени и встала под часовым циферблатом.
Фиридел показал зубы. Все шипы на его спине вздыбились, протяжное шипение сорвалось с языка. Эда, выдержав его взгляд, потянула из ножен кинжал и через разделявшую их пустоту нацелила на него острие.
– Я здесь, – тихо сказала она. – Я здесь.
Высший западник ответил ей гневным ревом. Толкнувшись задними лапами, он сорвался с Невидимой башни, сбив этим движением кусок шпиля и большую часть восточной стены. Эда отскочила за колонну, когда огненный шар разбился о часовую башню.
Барабанные удары крыльев затихли вдали. Эда снова вышла к балюстраде. Сабран все стояла на балконе в светлом кругу камня. Меч выпал из ее руки. Она не глядела на часовую башню и не замечала взгляда Эды. Когда к ней выбежал Комб, королева упала ему на руки, и он унес ее в глубину Алебастровой башни.
– Что ты сделала? – прозвучал за спиной у Эды дрожащий голос. – Я видела. Что это ты сделала?
Эда опустилась на пол колокольни. Голова моталась, ее била крупная дрожь.
Сила крови иссякла. Кости казались пустыми, с тела будто содрали кожу. Ей нужно было дерево, хотя бы вкус его плода на языке. Апельсиновое дерево спасло бы ее.
– Ты ведьма! – Трюд, бледная как пепел, пятилась от нее. – Ведьма! Ты колдовала. Я видела…
– Ты ничего не видела.
– Это была аэромантия, – шептала Трюд. – Теперь я знаю твою тайну, и воняет она похуже моей. Посмотрим, достанешь ли ты Триама с костра.
Трюд кинулась к лестнице. Эда метнула свой нож.
Даже в таком состоянии она не промахнулась. Трюд, придушенно ахнув, замерла, приколотая к дверному косяку за край плаща. Освободиться не успела, потому что Эда уже стояла перед ней.
– Мой долг – разить слуг Безымянного. Убиваю я также и тех, кто угрожает дому Беретнет, – проговорила она. – Если ты задумала обвинить меня в колдовстве перед Советом Добродетелей, советую поискать доказательств – и поспеши, пока я не сделала куколок, твою и твоего любовника, и не пронзила им сердца. Ты думаешь, если Триам Сульярд на Востоке, я до него не дотянусь?
Трюд с трудом втягивала воздух сквозь зубы.
– Тронь его хоть пальцем, – прошептала она, – и я увижу, как ты горишь на площади Мариан.
– Огонь не имеет надо мной власти.
Эда выдернула нож. Трюд сползла по стене, едва дыша и зажимая рукой горло.
Эда отвернулась к двери. Она часто и тяжело дышала, в ушах у нее стоял звон.
Она сумела сделать еще шаг и упала.
10Восток
Гинура оказалась не совсем такой, как представлялось Тани. Четырнадцать лет она на все лады рисовала себе столицу. Вдохновленное рассказами ученых наставников воображение вплетало в грезы замки, чайные домики, прогулочные лодки.
Воображение ее не обмануло. Храмы были больше всех, виденных на мысе Хайсан, улицы блестели, как песок на солнце, по каналам плыли цветочные лепестки. И все же где больше народу – там больше шума и толкотни. Воздух был густым от дыма жаровен. Волы тянули телеги с товаром, между зданиями пробегали или скакали верхом гонцы, бродячие собаки подбирали объедки, а здесь и там орали в толпе пьяные.
И в какой толпе! Тани считала мыс Хайсан многолюдным, но в Гинуре теснились сотни тысяч народу, и она впервые в жизни осознала, как мало знает мир.
Паланкины уносили учеников в глубину города. Листопадные деревья оказались яркими, как в слышанных Тани рассказах, и маслянисто желтели летней листвой, а уличные музыканты восхитили бы Сузу. Тани высмотрела на крышах двух снежных обезьян. Торговцы воспевали шелка, жесть и морской виноград с северного побережья.
Люди отворачивали лица от проплывающих вдоль каналов и по мостам паланкинов, словно недостойны были взглянуть на морскую стражу. Были среди них рыболюди: этим презрительным прозвищем простолюдины мыса Хайсан наградили придворных щеголей, одевавшихся так, словно они только что вышли из моря. По слухам, кое-кто даже соскребал чешую с радужных рыб, чтобы зачесать ее себе в волосы.
При виде Гинурского замка у Тани захватило дух. Крыши цвета выбеленного солнцем коралла, стены – как раковина каракатицы. Он строился по подобию дворца Множества Жемчужин, куда каждый год удалялись для спячки сейкинские драконы: говорили, что он стоит мостом между морем и небесами.
Когда-то драконы были в полной силе и не нуждались в сезоне покоя.
Процессия остановилась перед гинурской военной школой, где предстоял последний отбор морских стражей. Это было старейшее и самое уважаемое учебное заведение своего рода: в нем жили и продолжали совершенствоваться в военном искусстве новобранцы. Здесь Тани предстояло показать себя достойной клана Мидучи. Здесь ей придется проявить искусство, которое она оттачивала с детских лет.
Над головами раскатился гром. Когда Тани выходила из паланкина, занемевшие от долгого сидения ноги подогнулись. Туроза засмеялся, но слуга подхватил девушку:
– Я вас держу, достойная госпожа.
– Спасибо, – сказала Тани.
Видя, что она удержится сама, слуга развернул над ней зонтик.
Первые капли дождя промочили ей сапоги по пути к воротам; Тани вместе с другими упивалась величием их серебряной отделки и выбеленного морем дерева. Под карнизом, словно укрывшись от бури, теснились резные изваяния великих воинов сейкинской истории. Тани высмотрела среди них вечнодостойную государыню Думаи и первого государя. Героев своего детства.
В зале, где они сняли сапоги, новичков ждала женщина. Ее волосы были уложены в гладкую прическу.
– Добро пожаловать в Гинуру, – ровно проговорила она. – Утро отводится вам, чтобы умыться и отдохнуть в своих комнатах. В полдень начнутся водяные испытания. В этот раз на вас будет смотреть достойный морской начальник и те, кто может стать вашими родичами.
Клан Мидучи! Тани внутренне затрепетала.
Женщина провела их в глубину школы, через двор, по крытым галереям. Каждому из морских стражей отвели маленькую комнату. Тани попала наверх вместе с тремя другими первыми учениками. Окно выходило во двор, где бурлил под ливнем бассейн с рыбками.
Ее дорожная одежда воняла. Последний раз в придорожной гостинице останавливались три дня назад.
За загородкой обнаружилась кипарисовая ванна. Воду покрывала пленка благовоний и лепестки. Укрывшись распущенными волосами, Тани погрузилась в воду и вернулась мыслями на мыс Хайсан. К Сузе.
С ней все будет хорошо. Суза, как кошка, всегда приземлялась на лапы. Когда они были помладше и Тани чаще выбиралась в город, подружка воровала для нее поджаренные корневища лотоса и соленые сливы, а если ее замечали, лисичкой юркала прочь. Укрывшись в каком-нибудь уголке и до отвала набив животы, девочки смеялись до упаду. Тани всего раз видела Сузу испуганной – при первой их встрече.