Игрейн Венц оставалась непроницаемой. Эда догадывалась, что для нее происходящее – и победа и поражение. Она желала наследницу, но не от этого отца. К тому же отныне Сабран уже не была бедной сироткой, по малолетству нуждающейся в ее руководстве.
Рыжий князь вошел в святилище с другой стороны. Его отдавала старшая сестра. Плащ на нем был тех же цветов, что у нареченной, отделан багряным шелком и горностаем, а на дублете блестели золотые застежки. Он, как и Сабран, надел перчатки с раструбами, чтобы привлекать взгляды в продолжение церемонии. Позолоченный серебряный венец свидетельствовал о его княжеском достоинстве.
Сабран торжественно подошла к нему. На ее венчальное одеяние стоило посмотреть. Темно-багряное, как вишневое вино, с расшитым золотом и жемчугами черным лифом. Своих дам, включая и Эду, она одела наоборот – в черные платья с красными корсажами.
Пара сошлась на умбоне щита под золотым балдахином, державшимся на резных столбиках. Свидетели обступили их кругом. Теперь Сабран была ярко освещена, и Льевелин, увидев ее так близко, сглотнул слюну.
Сабран подала руку Розлайн, Льевелин переплел пальцы со старшей сестрой, и все четверо преклонили колени на особых подушечках. Остальные расступились. Задувая свою свечу, Эда нашла взглядом в толпе лицо Кассара.
Архиерей Инисский воздел руки с узловатыми пальцами. Лицо его было так бледно, что на висках просвечивали голубые жилки. На груди ризы блестел серебром знак Истинного Меча.
– Друзья! – заговорил он в тишине. – Мы сошлись здесь, в этой укрытой от мира гавани, чтобы засвидетельствовать союз двух душ в святом супружестве. Они, подобно Деве и Святому, объединяют души свои и плоть ради сохранения Добродетели. Супружество – великий долг, ибо сам Инис стоит на любви Галиана, рыцаря Иниса, и девы Клеолинды из еретической Лазии.
Недолго пришлось ждать, пока они обвинят Мать в ереси! Эда незаметно переглянулась со стоявшим напротив Кассаром.
Архиерей, откашлявшись, открыл молитвенник в серебряном переплете и прочел историю рыцаря Верности, первым вступившего в Святой Союз. Эда слушала невнимательно. Она не сводила глаз с неподвижной Сабран. Льевелин тоже смотрел на нее.
По окончании чтения Розлайн и Льети, исполнившие свой долг дружек, отошли от царственной четы. Розлайн встала рядом со своим супругом, Калидором Штилем, и тот привлек ее к себе. Розлайн все смотрела на Сабран, а та, в свою очередь, провожала взглядом подругу, оставившую ее под балдахином с полузнакомым мужчиной.
– Начнем же, – архиерей кивнул Льевелину.
Князь снял перчатку с левой ладони и протянул руку:
– Сабран Девятая из дома Беретнет, королева Инисская. Твой нареченный протягивает тебе руку. Примешь ли ты ее для верного супружества до конца дней?
Улыбка Льевелина тронула морщинками уголки его глаз. В темноте трудно было понять, улыбнулась ли в ответ Сабран, принимая от священнослужителя кольцо с узлом любви.
– Друг мой, – сказала она, – я приму.
Она замолчала, стиснув челюсти, и Эде было видно, как слабо вздымается ее грудь.
– Обрехт Льевелин, – продолжала Сабран, – ныне я принимаю тебя как супруга. – Кольцо скользнуло ей на палец. Золото, металл власти. – Мой друг, я разделю с тобой ложе и буду верной спутницей во всех делах. – Она помолчала. – Я клянусь любить тебя всей душой, защищать своим мечом и не отдавать своей благосклонности никому другому. Таков мой обет.
Архиерей кивнул. Теперь левую перчатку сняла Сабран.
– Обрехт Второй из дома Льевелин, князь Вольного княжества Ментендон, – прозвучало в святилище, – твоя нареченная протягивает тебе руку. Примешь ли ты ее для верного супружества до конца дней?
– Друг мой, – сказал Льевелин, – я приму.
Когда он принял кольцо Сабран от святителя, ее рука заметно вздрогнула. Сейчас она еще могла разорвать помолвку, которая миг спустя превратится в законный брак. Эда покосилась на Розлайн, не сводившую застывшего взгляда со своей королевы. Ее губы слабо шевелились, шепча слова ободрения. Или молитвы.
Сабран подняла глаза на Льевелина и, помедлив, слабо кивнула. Он бережно, как бабочку, взял ее левую руку и надел кольцо. Оно блеснуло на пальце.
– Сабран Беретнет, – произнес он, – ныне я принимаю тебя как супругу. Мой друг, я разделю с тобой ложе и буду верным спутником во всех делах. – Он пожал ей руку. – Я клянусь любить тебя всей душой, защищать своим мечом и не отдавать своей благосклонности никому другому. Таков мой обет.
Их взгляды сомкнулись в мгновении тишины. Затем архиерей раскинул руки, словно задумал обнять всех свидетелей, и мгновение распалось.
– Ныне объявляю эти две души едиными в святом супружестве в глазах Святого, – провозгласил он, – а через него перед всеми добродетельными.
Ликующие крики сотрясли святилище. Всеобщий восторг был так шумен, что грозил снова обрушить крышу. Эда окинула взглядом места для герцогов Духа. Нельда Штиль и Леманд Чекан казались довольными. Венц вытянулась прямо как скипетр, губы ее сошлись в тонкую черту, но она постукивала кончиками пальцев по ладони, обозначая аплодисменты. Стоявший позади всех Ночной Ястреб сиял улыбками.
Обычно новобрачные целовались после принесения обетов, но для королевских особ это считалось неподобающим. Сабран просто взяла Льевелина под руку, и они вместе спустились с возвышения. Эда заметила, что королева Инисская, хоть и осунулась, улыбалась своим подданным.
Эда переглянулась с Маргрет, а та тронула за плечо заплаканную Линору. Втроем они призраками выскользнули за дверь.
В королевской опочивальне они постелили постель и проверили каждый уголок. Под люстрой поместили бронзовую фигурку рыцаря Верности. Эда зажгла свечи на каминной полке, задернула занавеси и, встав на колени, принялась разводить огонь. Архиерей требовал, чтобы в опочивальне было тепло. Молитвенник на столике у кровати был раскрыт на истории рыцаря Верности. На нем лежало красное яблоко – символ плодородия, как за работой объяснила Эде Линора.
– Это старый языческий обычай, – сказала она, – но он так нравился Карнелиан Второй, что она упросила орден священнослужителей включить его в канон.
Эда утерла лоб. Не иначе святитель полагал, будто наследников выпекают как хлебы.
– Надо принести им попить. – Маргрет, тронув Эду за плечо, вышла.
Линора наполнила углями две грелки, хмыкнула раз-другой и сунула их под одеяло.
– Линора, – обратилась к ней Эда. – Иди празднуй. Я тут закончу.
– О, как ты добра, Эда.
Когда Линора ушла, Эда проверила, хорошо ли закреплена люстра. Опочивальня весь день простояла запертой и под охраной; ключ был только у Розлайн, но она никому при этом дворе не доверяла.
Хорошенько поразмыслив, разумно ли так поступать, Эда достала срезанную под вечер розу и положила ее под подушку на правой стороне постели. На этой подушке был вышит герб Беретнетов.
Пусть она хоть сегодня видит сладкие сны.
Сторожок зазвенел знакомыми шагами. В дверях возникла тень, и Розлайн Венц, выпятив подбородок, осмотрела комнату.
Из ее уложенной в форме сердца прически выбилась прядь волос. Опочивальню она обозревала так, будто впервые сюда попала, а не спала невесть сколько раз рядом со своей королевой.
– Моя госпожа, – присела в реверансе Эда, – здорова ли ты?
– Да. – Розлайн выдохнула носом. – Королева требует тебя к себе, Эда.
Этого она не ожидала:
– Разве ее разоблачают не дамы опочивальни?..
– Я сказала, – отрезала Розлайн, – она спрашивала тебя. А здесь ты, как я вижу, закончила.
Бросив последний взгляд на обстановку, Розлайн удалилась в коридор, и Эда вышла вслед за ней.
– Камеристкам, как ты знаешь, не дозволено касаться королевской особы, но сегодня я об этом забуду. Поскольку это необходимо.
– Конечно.
Квадратная, с лепным потолком уборная, где умывалась и одевалась Сабран, была самой тесной из королевских покоев. Занавеси в ней уже задернули.
Сабран босая стояла у огня и, засмотревшись на пламя, снимала серьги. Платье, сослужившее свою службу, наверняка было уже заперто в королевской гардеробной. Катриен снимала с ее талии валики-накладки.
Эда, подойдя к королеве и убрав в сторону ее волосы, занялась застежкой ожерелья.
– Эда, – заговорила Сабран, – понравилась тебе церемония?
– Да, ваше величество. Вы были великолепны.
– А сейчас уже нет?
Это была шутка, но Эда уловила в голосе Сабран тень беспокойства:
– Вы всегда прекрасны, моя госпожа. – Эда справилась с крючком и вытянула расстегнувшееся ожерелье. – Но в моих глазах… сейчас как никогда.
Сабран оглянулась на нее.
– А князь Обрехт, – спросила она, – согласится с тобой?
– Если нет, значит его королевское высочество безумен или дурак.
Они посмотрели друг другу в глаза и отвернулись, потому что в комнату вошла Розлайн.
– Эда, – распорядилась она, – ночное платье.
– Да, сударыня.
Пока Эда наполняла плоскую жаровню, чтобы согреть одежду, Сабран подняла руки, позволив Розлайн через голову стянуть с себя нижнюю рубашку. Две дамы опочивальни подвели свою королеву к лохани и вымыли ее с головы до кончиков ног. Эда, расправляя ночной убор, взглянула на нее.
Сейчас, лишившись рамы торжественных нарядов, Сабран уже не напоминала статую богини, будь то истинной или ложной. Она выглядела смертной. По-прежнему величественной, но и грациозной, мягкой.
Фигура – песочные часы. Округлые бедра, узкая талия и полные груди с аппетитными сосками. Длинные, сильные от верховой езды ноги. При виде тени между ними Эду пробрал холодок.
Она заставила себя сосредоточиться на деле. Инисцы стыдились наготы. Эда несколько лет не видела обнаженного тела, кроме своего.
– Роз, – спросила Сабран, – это больно?
Розлайн вытирала ее чистым холстом.
– Бывает немножко, поначалу, – сказала она, – но не долго. Да и то необязательно, если его королевское высочество будет… внимателен.
Сабран смотрела и, казалось, не видела комнаты. Она повертела на пальце кольцо с узлом любви.