– Понятно, – пробормотал он. – Я, конечно, не хочу подвергать ее величество опасности. А все же… для народов Добродетели она – светоч надежды. Теперь, после возвращения западников, людям необходимо напомнить, что она их любит, верна им. Тем более если придется поднимать налоги ради новых кораблей и оружия.
Он говорил серьезно.
– Князь, – ответила Эда, – умоляю, прежде чем высказывать ее величеству эту мысль, дождитесь дочери. С принцессой к простым людям придет и утешение, и уверенность.
– Увы, ребенка не вызовешь к жизни одной силой желания. Наследницы, может быть, придется ждать долго, госпожа Дариан. – Льевелин фыркнул носом. – Мне, как ее супругу, полагалось бы знать ее лучше всех, но ведь в моей нареченной кровь Святого? Кому из смертных под силу ее познать?
– Вам, – сказала Эда. – Я не видела, чтобы она смотрела на кого-нибудь так, как смотрит на вас.
– Даже на Артелота Истока?
Она похолодела при этом имени:
– Князь?
– До меня дошли слухи. Шепчутся о любовной связи, – не слишком уверенно объяснил Льевелин. – Я просил руки королевы Сабран вопреки этим слухам, но иногда задумываюсь…
Он закашлялся, и вид у него был смущенный и растерянный.
– Артелот очень дорог ее величеству, – признала Эда. – Они друзья детства и любят друг друга как брат и сестра. Вот и все. – Она не отводила взгляда. – Каким бы слухам вы ни поверили.
Его лицо снова смягчилось улыбкой.
– Глупо было обращать внимание на сплетни. Обо мне, конечно, тоже болтают, – признал он. – Сейтон Комб сказал, что благородный Артелот теперь в Искалине. Он, видно, очень отважен, если так смело шагнул навстречу опасности.
– Да, ваше высочество, – тихо ответила Эда, – он такой.
Новую минуту молчания пронизала птичья песенка.
– Спасибо тебе, госпожа Дариан. Твой совет – щедрый дар. – Льевелин коснулся броши со знаком своего покровителя – такой же, как у нее. – Я понимаю, почему ее величество так тебя ценит.
Эда ответила реверансом:
– Вы слишком добры, ваше королевское высочество. Как и ее величество.
Он, любезно поклонившись, отошел.
Да. Обрехт Льевелин – не мышь-соня. Он честолюбив, хочет перемен и, как видно, разделяет любовь ментцев к риску. Эда молилась, чтобы князь прислушался к ее совету. Для Сабран безумие показываться на улицах, когда ее жизнь под угрозой.
Когда Эда вернулась в королевские покои, королева собиралась на охоту. Эде, у которой своей быстрой лошади не было, выделили племенного жеребца с королевских конюшен.
Трюд утт Зидюр, занявшая место камеристки, тоже была среди охотников. Столкнувшись с ней, Эда подняла брови. Девушка равнодушно отвернулась и взобралась в седло гнедого коня.
Должно быть, она разуверилась в своем любовнике. Если бы получила от Сульярда письмо, не ходила бы с такой кислой миной.
Сабран не любила псовой охоты. Ей нравилось убивать чисто или не убивать совсем. Когда охотники въехали в Честенский лес, Эда вдруг разгорелась азартом. Ей был приятен ветер в волосах. Пальцы рвались к тетиве лука.
Ей приходилось сдерживать себя. Слишком много удачных попаданий вызвало бы вопросы: где она выучилась так метко стрелять. Эда поначалу приотстала, наблюдая за другими.
Розлайн, уверявшая, что обожает соколиную охоту, оказалась никудышной лучницей. Через час она заскучала. Трюд утт Зидюр подстрелила тетерева. Среди придворных дам лучшим стрелком была Маргрет – как и Лот, заядлая охотница, – но никто не мог превзойти королеву. Та скакала через лес так, что не всякий мог за ней угнаться. И к полудню настреляла порядочно кроликов.
Эда, высмотрев за деревьями оленя, едва не проехала мимо. Благоразумнее было бы уступить трофей королеве, но, может быть, один меткий выстрел не вызовет подозрений?
Стрела полетела. Олень рухнул наземь. Первой к нему подскакала Маргрет на своем мерине.
– Саб! – окликнула она.
Эда рысью выехала на прогалину следом за королевой. Стрела попала оленю в глаз.
Точно как она целила. За Эдой подъехала Трюд утт Зидюр. Она надулась, осматривая добычу.
– На обед у нас будет оленина. – Щеки Сабран разгорелись от холода. – А мне казалось, тебе нечасто приходилось охотиться, Эда.
Эда склонила голову:
– Бывают врожденные умения, ваше величество.
Сабран улыбнулась. Эда поймала себя на том, что улыбается в ответ.
– Посмотрим, как у нас с другими «врожденными» искусствами, – поворотив коня, предложила Сабран. – Ну-ка, дамы, скачем до дворца. Победительнице кошелек!
Дамы с криками ринулись за королевой, оставив доезжачих подбирать добычу.
Вылетев из леса, охота загрохотала по лугу. Вскоре Эда пошла голова в голову с королевой, и обе задыхались от смеха, не в силах вырваться вперед. Волосы Сабран развевались по ветру, глаза блестели – сейчас она выглядела почти беззаботной, – и впервые за годы Эда ощутила, что и с ее плеч свалился груз. Слетел, как пушинка с головки одуванчика.
Сабран до конца дня оставалась в добром духе. К вечеру она отпустила своих дам, чтобы заняться государственными делами в библиотеке.
Эде достались в наследство комнаты Арбеллы Гленн – ближе к покоям королевы, чем прежнее ее жилье. Две смежные комнаты с деревянными панелями и коврами на стенах, кровать под балдахином. Окна с частым переплетом выходили во двор.
Слуги уже растопили камин. Эда сняла платье для верховой езды и куском ткани стерла с себя пот.
В восемь часов в дверь постучали. Пришла хорошенькая кухарочка Таллис.
– Твой ужин, госпожа Дариан, – с реверансом проговорила она. Сколько бы Эда ни уговаривала ее быть без церемоний, девочка стояла на своем. – Хлеб вкусный, горячий. Говорят, наступают страшные морозы.
– Спасибо, Таллис. – Эда взяла у нее тарелку. – Скажи, детка, как твои родители?
– С мамой не слишком хорошо, – призналась Таллис. – Она сломала руку и долго не могла работать, а хозяин земли такой суровый. Я послала ей все свое жалованье, но… у кухарки оно не очень большое. Я не жалуюсь, госпожа, – поспешно добавила девочка. – Мне очень посчастливилось здесь служить. Просто месяц выдался трудный.
Эда раскрыла кошелек:
– Вот. – Она вложила в руку Таллис несколько монет. – Хватит заплатить за дом и землю до конца зимы.
Таллис уставилась на деньги:
– Ох, госпожа Дариан. Я не могу…
– Прошу тебя. Я порядочно скопила, а тратить почти не на что. К тому же разве не тому учит нас рыцарь Щедрости?
Таллис закивала.
– Спасибо, – дрожащими губами выговорила она.
Когда девочка ушла, Эда села к столу ужинать. Свежий хлеб, эль со сливками и сдобренное свежим шалфеем жаркое.
Что-то стукнуло ей в окно.
Из-за стекла смотрел желтым глазом песчаный орел. Оперение, желтое, как миндальное масло, к кончикам крыльев темнело до каштанового. Эда поспешно открыла окно:
– Сарсун!
Он запрыгнул внутрь и склонил голову. Эда подушечками пальцев пригладила его взъерошенные перья.
– Давно я тебя не видела, друг мой, – сказала она на селини. – Вижу, ты не попался Ночному Ястребу. – (Орел заклекотал.) – Тише! Не то попадешь на голубятню к этим глупым птахам.
Сарсун толкнулся головой ей в ладонь. Эда, улыбаясь, гладила его по крыльям, пока птица не выставила вперед одну лапу. Тогда Эд бережно сняла прикрепленный к ней свиток. Сарсун перелетел к ней на кровать.
– Разумеется, устраивайся с удобствами.
Орел, не слушая, чистил перья.
Свитка не вскрывали. Конных гонцов и почтовых голубей Комб мог перехватить, но Сарсун оказался для него слишком умен. Эда прочла шифрованное послание.
Настоятельница позволила тебе остаться в Инисе, пока королева не родит. Узнав о рождении наследницы, я за тобой приеду.
И тогда уже не спорь.
Кассар ее уговорил!
Эду снова накрыла слабость. Она уронила письмо в огонь. Забралась под одеяло, и Сарсун втиснулся ей под мышку, как птенец под крыло. Эда одним пальцем погладила ему голову.
Письмо и обрадовало и опечалило ее. Эде на блюдечке подносили возможность вернуться домой – а она своей волей осталась там, откуда много лет мечтала сбежать. С другой стороны, годы, проведенные при дворе, не пропадут даром. Она присмотрит за Сабран до рождения наследницы.
В конце концов, не так важно, сколько ждать. Носить красный плащ – ее судьба. И этого ничто не изменит.
Эде вспомнилась холодная рука Сабран на ее ладони. Во сне она увидела у своих губ красную, как кровь, розу.
Одевшись, Эда с рассветом направилась к королевским покоям – готовиться к празднику начала осени. Сарсун улетел ночью. Перед ним был долгий путь.
Миновав рыцарей-телохранителей, Эда застала Сабран уже на ногах. Королева оделась в шелковое платье цвета каштана с златоткаными рукавами, волосы украсила сеткой с топазами.
– Королева, – поклонилась ей Эда, – я не знала, что вы уже встали.
– Меня разбудили птицы. – Сабран отложила книгу. – Иди сюда, посиди со мной.
Эда села рядом с ней на кушетку.
– Хорошо, что ты пришла, – заговорила Сабран. – Я скажу тебе один секрет, пока не начался пир. – Застенчивая улыбка выдала, в чем дело, еще до того, как ее ладонь легла на живот. – Я ношу ребенка.
Первой в Эде проснулась осторожность.
– Вы уверены, королева?
– Более чем уверена. Время месячных давно прошло.
Наконец!
– Чудесно, моя госпожа, – тепло сказала ей Эда. – Поздравляю. Я так рада за вас и князя Обрехта.
– Спасибо.
Опустив взгляд на свой живот, Сабран перестала улыбаться. Эда увидела морщинку между ее бровями.
– Никому не говори, – опомнившись, сказала королева. – Даже Обрехт еще не знает. Только Мег, герцоги Духа и дамы опочивальни. Мои советники согласились, что объявить лучше, когда это станет заметно.
– А когда вы скажете его королевскому высочеству?
– Скоро. Я хочу его удивить.
– Только смотрите, чтобы ему было куда сесть, когда он это услышит.
Сабран снова заулыбалась: