Тани встала и поклонилась, после чего солдаты увели ее обратно к паланкину. Она ждала от себя, что станет умолять, плакать, просить прощения, но теперь ей было все равно.
32Юг
На сводчатом потолке играли отблески воды. Воздух был прохладен, но не до мурашек. Все это Лот заметил почти сразу, как очнулся и понял, что раздет донага.
Он лежал на тканом ковре. Справа плескался четырехугольный прудик, а слева в выбитой в скале нише трепетал огонек масляного светильника.
В спину внезапно вцепилась боль. Он перевернулся на живот, стошнил, а потом его накрыло.
Огонь в крови.
Для Иниса это был далекий кошмар. Страшная сказка, чтобы скоротать темную ночь у очага. Теперь Лот знал, с чем столкнулся мир в Горе Веков. И понимал, перед чем запер свои двери Восток.
Самая кровь его превратилась в кипящее масло. Он окунулся в кипящий котел и вопил из его темноты, и она отзывалась воплем. Где-то внутри раскололся улей, и рой злых пчел жалил его внутренности, зажигая их огнем. От жара трескались кости, слезы лавой текли по щекам, и во всем мире у него осталось одно желание – умереть.
Мелькнуло воспоминание. Сквозь багровый туман он понял, что должен добраться до виденного рядом пруда, чтобы залить внутренний огонь. Он начал приподниматься, двигаясь так, словно под ним были горящие угли, но холодная рука осенила его лоб.
– Не надо. – Голос… голос как солнечный свет. – Кто ты?
У него запеклись губы.
– Артелот Исток, – выговорил он. – Прошу, держись подальше. У меня чума.
– Где ты раздобыл железную шкатулку?
– От донматы Маросы. – Его пробрала дрожь. – Прошу…
Он заплакал от страха, но рядом скоро появился кто-то еще, поднес к губам кувшин. Лот выпил.
Второй раз он очнулся в кровати, хотя по-прежнему совершенно голый – и в той же подземной камере, что и прежде.
Он долго не решался шевельнуться. Боли не было, и с рук сошла краснота.
Лот осенил грудь знаком меча. Святой в своей милости счел его достойным пощады.
Он долго лежал неподвижно, ожидая звука шагов или голосов. Наконец поднялся на дрожащие ноги, слабый до головокружения. Кто-то смазал мазью оставленные кокатрисом синяки. Даже память о мучениях иссушала силы, однако, раз какие-то добрые души вылечили и приютили его, надо принять подобающий для встречи с ними вид.
Он окунулся в пруд. Усталые подошвы ног блаженствовали на мозаичном полу.
О том, что было после прибытия в Рауку, Лот ничего не помнил. Смутно привиделся ему рынок, ощущение движения, потом гостиница. А затем пустота.
Он зарос неприятно густой бородой, но ничего похожего на бритву не нашел. Освежившись, Лот встал из воды и натянул халат, оставленный ему у кровати.
Лот вздрогнул, увидев ее. Женщину в зеленом плаще, со светильником в ладони. Кожа ее была темно-коричневой, как и глаза, а волосы вились у лица спиралями.
– Ты должен пойти со мной.
По-инисски она говорила с лазийским выговором. Лот встряхнулся:
– Кто ты, госпожа?
– Кассар ак-Испад приглашает тебя к своему столу.
Стало быть, посланник каким-то образом разыскал его. У Лота было много вопросов, но он не осмелился расспрашивать эту женщину, смотревшую на него спокойным немигающим взглядом.
Он прошел за ней по туннелям, вырубленным в розоватом камне и освещенным, за отсутствием окон, масляными лампадами. Как видно, это и было жилище посланника, хотя оно вовсе не походило на места, которые описывала Эда, вспоминая детство. Ни открытых галерей, ни потрясающего вида на горы Саррас. Только попадались кое-где ниши с бронзовыми статуэтками женщины с мечом и шаром в руках.
Проводница остановилась у арки, занавешенной прозрачной шторой.
– Туда, – сказала она.
И ушла, унося с собой свет.
За занавесью была маленькая комната с низким потолком. За столом сидел рослый эрсирец. Голова его была обмотана серебряной тканью. Он поднял взгляд на вошедшего Лота.
Кассар ак-Испад.
– Благородный Артелот… – Посланник указал на второе сиденье. – Садись, прошу. Ты, должно быть, очень устал.
Стол был завален плодами. Лот сел напротив.
– Посланник ак-Испад… – хрипловато заговорил он. – Тебя ли я должен благодарить за спасение жизни?
– Я заступался за тебя, – был ответ, – но нет. Здесь не мои владения, и лечил тебя не я. Однако, согласно духу эрсирского гостеприимства, ты можешь звать меня Кассаром.
Голос его звучал иначе, чем помнилось Лоту. Кассар ак-Испад, знакомый ему по инисскому двору, был полон веселья, а не пугающего спокойствия.
– Ты большой счастливец, если сидишь за этим столом, – продолжал Кассар. – Немногие из искавших обители дожили до того, чтобы ее увидеть.
Эрсирец налил Лоту чашу светлого вина.
– Обитель, почтенный посланник? – спросил озадаченный Лот.
– Ты в обители Апельсинового Дерева, благородный Артелот. В Лазии.
В Лазии… не может быть.
– Я был в Рауке. – Голос Лота резал слух ему самому. – Как же это вышло?
– Ихневмоны, – Кассар налил и себе, – давние союзники обители.
Лот вытаращил глаза.
– Аралак нашел тебя в горах. – Посланник поставил чашу. – И призвал за тобой одну из сестер.
Обитель. Сестры.
– Аралак, – повторил Лот.
– Ихневмон.
Кассар пригубил вино. Лот только теперь заметил, что рядом, искоса глядя на него, сидит песчаный орел. Эда много говорила об уме этих птиц.
– У тебя озадаченный вид, благородный Артелот, – как бы невзначай заметил Кассар. – Я объясню. Но для этого придется сперва рассказать одну историю.
Более странного приветствия мир еще не слышал.
– Ты знаешь историю Девы и Святого. Знаешь, как рыцарь избавил принцессу от дракона и унес ее в свое заморское королевство. Знаешь, что они основали великий город и жили долго и счастливо. – Кассар улыбнулся. – Все, что ты знаешь, – ложь.
В комнате стало так тихо, что Лот расслышал, как орел ерошит перья.
– Ты последователь Певца Зари, почтенный, – наконец заговорил он, – но я прошу тебя не богохульствовать в моем присутствии.
– Богохульники – Беретнеты. Они лжецы.
Ошеломленный Лот молчал. Он знал, что Кассар ак-Испад – неверующий, но эти слова его поразили.
– Когда Безымянный явился на Юг, к городу Юкала, – говорил между тем Кассар, – верховный правитель Селину пытался умиротворить его, устроив лотерею смерти. Даже детей приносили в жертву, если им выпадал жребий. Его единственная дочь, принцесса Клеолинда, клялась отцу, что сумеет убить зверя, но Селину запретил попытку. Клеолинде пришлось смотреть, как страдает ее народ. Однако настал день, когда в жертву выбрали ее.
– Так рассказывают священнослужители, – согласился Лот.
– Помолчи, и узнаешь кое-что новое. – Кассар выбрал из миски лиловый плод. – В день, когда Клеолинде предстояло умереть, к городу подъехал рыцарь с Запада. При нем был меч по имени Аскалон.
– Именно так…
– Цыц, не то я отрежу тебе язык.
Лот закрыл рот.
– Сей доблестный рыцарь, – источая презрение, продолжал Кассар, – обещал убить Безымянного своим волшебным мечом. Но выставил два условия. Первое – что Клеолинда станет его невестой и с ним вернется в Инис как его царственная супруга. Второе – что ее народ обратится к Шести Добродетелям – рыцарскому кодексу, который он задумал превратить в религию, сделав себя ее божеством. Новоявленная вера.
Невыносимо было слушать, как о Святом говорят словно о бродячем безумце. «Новоявленная вера» – это надо же! К тому времени кодекс Шести Добродетелей блюло все инисское рыцарство. Лот открыл было рот, вспомнил предостережение и снова закрыл его.
– Как ни напуганы были лазийцы, – говорил Кассар, – обращаться в новую веру они не хотели. Клеолинда так и сказала рыцарю, отвергнув оба его условия. Но обуянный жадностью и похотью Галиан все же сразился со зверем.
Лот чуть не задохнулся:
– В его сердце не было похоти! Его любовь к принцессе Клеолинде была чиста.
– Постарайся не раздражаться, благородный Лот. Галиан Обманщик был чудовищем. Жадным до власти, самовлюбленным чудовищем. Лазия представлялась ему полем, с которого он хотел собрать жатву: невесту королевской крови и восторженных поклонников основанной им религии – все к собственной выгоде. Он хотел сделаться богом и объединить Иниску под своей короной. – Кассар, словно не замечая, как ерзает Лот, налил себе еще вина. – Конечно же, ваш дражайший рыцарь быстро свалился от пустяковой раны и намочил штаны. А отважная Клеолинда взяла его меч.
Она преследовала Безымянного до его логова в глубине Лазийской пущи. Немногие дерзали проникнуть в это бескрайнее и неизведанное море деревьев. Идя по следу зверя, она попала в большую долину. В той долине росло апельсиновое дерево невиданной высоты и несказанной красоты.
Безымянный по-змеиному обернулся вокруг его ствола. Они сражались по всей долине, и, хотя Клеолинда была могучей воительницей, зверь опалил ее. В агонии она доползла до дерева. Безымянный уже торжествовал победу и разинул пасть, чтобы сжечь ее дотла, – но под сенью ветвей огонь не сумел ее коснуться.
Пока Клеолинда дивилась такому чуду, дерево уронило один из своих плодов. Съев его, она исцелилась, и не просто исцелилась – изменилась. Она слышала шепот земли. Пляску ветра. Она возродилась живым пламенем. Она снова сразилась со зверем и после тяжелой борьбы вонзила Аскалон под одну из его чешуй. Тяжелораненый Безымянный уполз прочь. Тогда Клеолинда возвратилась в Юкалу и изгнала рыцаря Галиана Беретнета из своей земли, вернув ему меч, чтобы он не вздумал за ним возвращаться. Галиан бежал на острова Иниски, где рассказал лживую историю, и там его признали королем…
Лот ударил кулаком по столу. Возмущенно вскрикнул песчаный орел.
– Я не стану сидеть здесь и слушать, как ты чернишь мою веру, – тихо заговорил Лот. – Клеолинда отправилась с ним в Инис, и королевы рода Беретнет – ее потомки.
– Клеолинда отказалась от всего, чем владела, – словно не услышав, проговорил Кассар, – и со своими девами вернулась в Лазийскую пущу. Здесь она основала обитель Апельсинового Дерева для тех женщин, кого дерево сочтет достойными его плодов. Здесь, благородный Артелот, живет магия.