– Это что?
Никлайс поклонился ей:
– Вседостойная Золотая императрица, я полагаю, что буквы «Сказания о Комориду» обозначают звезды – древнейшие путеводители. Если они совпадут с нашими звездными картами, то, думаю, приведут тебя к шелковичному дереву.
Императрица уставилась на него из-под своего странного головного убора, затенявшего ей лоб.
– Йидаге? – обратилась она к Лае. – Ты знаешь старый сейкинский?
– Немного, вседостойная капитан.
– Прочти.
– Не думаю, что они должны складываться в слова, – нерешительно вставил Никлайс. – Хотя…
– Вот и не думай, Морская Луна, – оборвала Золотая императрица. – Я устала от мыслителей. Ну, читай, Йидаге.
Никлайс прикусил язык. Палец Лаи проследил ряды букв.
– Никлайс… – Она наморщила лоб. – По-моему, они все же складываются в слова. И что-то значат.
Его выдержки как не бывало.
– Да? – Никлайс поправил очки. – И что же они говорят?
– «Путь отверженных, – вслух прочитала Лая, – начинается в девятом часу ночи. Приливная жемчужина…» – Она прищурилась. – Да: «Приливная жемчужина посажена в землю Комориду. От глаза Сороки иди на юг и к звезде Сновидений и ищи под…» – Добравшись до последней буквы в последней рамке, она выдохнула: – Ох… Тут обозначено шелковичное дерево!
– Звездные карты! – задохнулся Никлайс. – Со звездными картами узор совпадает?
Золотая императрица только взглянула на Падара, и тот развернул на столе свои карты. Присмотревшись к ним, он взял еще не просохшую кисть и принялся чертить линии между знаками. Никлайс вздрогнул было, но быстро сообразил, что́ у него получается.
Созвездия!
Сердце ударило, как топор по дереву. Падар, закончив, отложил кисточку и задумался.
– Ты что-то понимаешь, Падар? – спросила Золотая императрица.
– Понимаю… – Штурман неторопливо кивнул. – Да. В каждой рамке – небо для своего времени года.
– А здесь? – Никлайс указал на последнюю. – Как у вас зовется это созвездие?
Золотая императрица переглянулась с кривившим губы штурманом.
– На сейкинском, – сказала она, – оно называется Сорока. Знак «шелковичного дерева» обозначает ее глаз.
«От глаза Сороки иди на юг и к звезде Сновидений и ищи под шелковичным деревом».
– Да. – Падар обошел стол с другой стороны. – Книга обозначила для нас неподвижную точку. Другие созвездия сдвигаются каждой ночью, поэтому начинать прокладку курса можно, только оказавшись прямо под глазом Сороки в девятую ночь нужного времени года.
– А именно? – не удержался Никлайс.
– В конце зимы. Оттуда надо держать в направлении между звездой Сновидений и Южной звездой.
Молчание наполнилось предвкушением успеха, Золотая императрица улыбнулась. Никлайс явственно ощутил, как дрожат у него колени – от усталости или от внезапного облегчения после многих дней в страхе.
Яннарт из могилы указал им курс. Без него Золотая императрица никогда бы не нашла дороги.
Никлайс снова засомневался. Может быть, он не должен был указывать ей путь? Кто-то не пожалел усилий, скрывая это знание от людей Востока, а он вручил разгадку отверженным даже среди них.
– Йидаге, ты что-то говорила о жемчуге? – У Гонры заблестели глаза. – Приливная жемчужина?
Лая покачала головой:
– Сдается мне, это поэтическое описание семени. Косточки, из которой выросло дерево.
– Или сокровища, – дополнил Падар, отвечая Гонре таким же алчным взглядом. – Зарытого там клада.
– Падар, – распорядилась Золотая императрица, – прикажи команде готовиться к величайшей в их жизни охоте. Мы зайдем в Кавонтай, пополним запас провианта, а оттуда поплывем к шелковичному дереву. Гонра, предупреди команды на «Черной голубке» и «Белой вороне». Перед нами долгий путь.
Двое тотчас вышли.
– Гм… – откашлялся Никлайс. – Ты довольна моим ответом, вседостойная?
– Пока да, – изрекла Золотая императрица, – но, если мы ничего не найдем под звездами Сороки, я вспомню, кто нас обманул.
– Я не собираюсь тебя обманывать.
– Надеюсь!
Запустив руку под стол, пиратка протянула ему палку, на вид из кедра.
– У меня в команде все вооружены. Вот тебе и трость, и оружие, – сказала она. – Осторожней с ней.
Никлайс взял палку. Она показалась легкой, но чувствовалось, что ею можно нанести сокрушительный удар.
– Спасибо, – поклонился он, – вседостойная.
– Вечная жизнь впереди, – продолжала она, – но если тебе все еще охота увидеть дракона или получить от него кусок, ступай. Может, услышишь от него что-то про жемчужину из «Сказания о Комориду» или о самом острове, – добавила императрица. – Отведи его, Йидаге.
Они покинули каюту. Едва дверь за ними закрылась, Лая обхватила Никлайса за шею – обняла. Он уткнулся носом ей в плечо, а бусинки ее ожерелья врезались ему в грудь, но Никлайс вдруг вместе с ней расхохотался во все горло и хохотал, пока не зашелся кашлем.
По лицу у него текли слезы. Он был пьян от восторга – избавления от опасности и обретенной разгадки. Сколько лет на Орисиме он впустую бился над тайной эликсира, а здесь раскопал к нему дорогу. Закончил то, что начал Яннарт.
Сердце не умещалось у него в груди. Лая взяла его голову в ладони, подбодрила улыбкой:
– Ты гений, Морская Луна! Блестяще, просто блестяще!
Все пираты высыпали на палубу. Падар рычал приказы на лакустринском. В ясном небе горели звезды, манили за горизонт.
– Не гений, – признался Никлайс, чувствуя, как подгибаются колени. – Просто чокнутый. Но везучий. – Он потрепал ее по плечу. – Спасибо тебе, Лая. За помощь и за веру в меня. Может, мы вместе отведаем плод бессмертия.
Ее взгляд стал настороженным.
– Может быть. – Стерев с лица улыбку, женщина толкнула его между лопатками, направляя сквозь сутолоку на палубе. – Пошли. Пора тебе получить заслуженную награду.
В самом глубоком трюме «Погони» лежал от носа до хвоста обмотанный цепями лакустринский дракон. На морском берегу Никлайс дивился его величию. Сейчас зверь выглядел жалким.
Лая задержалась в тени.
– Мне надо наверх, – сказала она. – Обойдешься без меня?
Он оперся на новую трость:
– Конечно. Животное ведь связано. – Во рту у него было сухо. – Ты иди.
Бросив еще один взгляд на дракона, Лая достала из-за пазухи нож в ножнах:
– Дарю. – Она протянула оружие рукоятью вперед. – На всякий случай.
Никлайс взял подарок. В Ментендоне он носил меч, но прибегал к нему только в учебных поединках с Эдвартом, который в считаные секунды обезоруживал противника. Не слушая благодарностей, Лая полезла вверх по трапу.
Дракон не шевелился. Вокруг его рогов струилась спутанная грива. Морда была шире и мощнее, чем змеиные головы огнедышащих, да к тому же и наряднее, с живописной бахромой.
Лая назвала зверя Наиматун. Происхождение имени было ему неизвестно.
Никлайс подошел, держась подальше от головы. Нижняя челюсть спящего зверя отвисла, открыв зубы в локоть длиной.
Вздувающийся на макушке купол дремал. Паная рассказывала о нем Никлайсу в ту ночь, когда он впервые увидел дракона. Этот купол, освещаясь изнутри, взывал к небесному измерению, поднимая драконов к звездам. Им, в отличие от огнедышащих змеев, для полета не требовались крылья.
Никлайс неделями искал этому объяснение. Месяцами. Возможно, купол, наподобие магнитного камня, притягивал частицы воздуха или ядра далеких миров. Или легкие, полые кости драконов позволяли им парить на потоках воздуха. Алхимик в нем строил гипотезы. А вот с точки зрения анатома объяснения этому не было. По сути – чистая магия.
Пока Никлайс разглядывал зверя, тот приоткрыл веки, заставив ученого попятиться. В глазах этого существа виднелась целая вселенная знаний: льды, космос, созвездия – и не было ничего человеческого. Большие, как щиты, зрачки окаймляло голубое сияние.
Они долго разглядывали друг друга: человек Запада и дракон Востока. Никлайс поймал себя на желании преклонить колени, но только крепче сжал свою трость.
– Ты.
Не голос, а прохладное дуновение. Ветер в парусах.
– Это ты выторговывал мою чешую и кровь. – За зубами мелькнул темно-синий язык. – Ты Рооз.
Зверь говорил на сейкинском. Растягивал слова, как тени в косом луче.
– Я. – Никлайс откашлялся. – А ты – великая Наиматун. Или, – добавил он, – не такая уж великая.
Дракон следил за движением его губ. По словам Панаи, они на суше слышали, как человек под водой.
– Тот, кто носит цепи, в тысячу раз более велик, чем тот, кто их накладывает, – проговорила Наиматун. – Цепи – оружие труса. – Голос ее заполнил гулкий трюм. – Где Тани?
– На Сейки, надо думать. Я ее почти и не знаю.
– Знал достаточно, чтобы ей угрожать. Чтобы вынуждать на выгодные тебе поступки.
– Наш мир – мир убийц, животное. А я всего лишь торговался, – возразил Никлайс. – Мне для работы нужны были твоя кровь и чешуя – чтобы раскрыть секрет твоего бессмертия. Я хотел дать людям шанс уцелеть в мире, которым правят гиганты.
– В Великую Скорбь мы пытались вас защитить. – Она на миг прикрыла глаза, и кругом стало темнее. – Многие из нас погибли. Но мы делали что могли.
– Может, твои родичи и не так жестоки, как драконье воинство, – согласился Никлайс, – но все равно вы требуете, чтобы люди поклонялись вам и молили вас о дождях для своих посевов. Как будто сам человек – не достойное преклонения чудо?
Дракон фыркнул, выпустив из ноздрей облачко пара.
И тогда Никлайс решился. Пусть у него не осталось алхимических приборов, пусть он и так на пути к источнику вечной жизни, а все же возьмет то, к чему его так долго не допускали.
Он положил трость и вытащил из ножен полученный от Лаи нож. С лакированной рукоятью, заточенный по одному краю. Отыскав целый участок между шрамами, он тронул бок дракона ладонью.
Кожа оказалась гладкой и холодной, как у рыбы. Встав на колени, Никлайс ножом поддел чешую, обнажив под ней серебристую плоть.
– Вы не созданы для вечной жизни.