Эда обернулась. Так и есть. Каменная глыба почти в ее рост сторожила вход в пещеру. «Камень раскалывается надвое, а внутри…»
– Привет.
Эда подняла глаза. На ветке над ней сидел мальчуган.
– Привет, – повторил он на селини. Тонкий, нежный голосок. – Ты пришла поиграть со мной?
– Я пришла к Лесной хозяйке, – сказала Эда. – Не позовешь ли ее, дитя?
Мальчик мелодично рассмеялся и пропал в мгновение ока.
Что-то толкнуло Эду обернуться к пруду. При виде всколыхнувшейся глади на затылке у нее проступил пот.
Когда над водой показалась голова, Эда перевела дыхание. На берег вышла женщина: нагая, с глазами как ягоды терна.
– Эдаз дю Зала ак-Нара, – кивнула, выходя на поляну, Калайба. – Сколько лет прошло!
Инисская ведьма. Лесная хозяйка. Голос ее был глубоким и чистым, как ее пруд, с непривычным выговором. Похоже, но немного иначе говорили в Инисе северяне.
– Калайба, – отозвалась Эда.
– Последний раз я видела тебя не старше шести. А теперь ты взрослая женщина, – заметила Калайба. – Как летит время. Легко забыть о нем, когда годы не оставляют следа на твоем теле.
Эда теперь явственно вспомнила это лицо с высокими скулами и полной верхней губой. Загорелая кожа, длинные, стройные ноги и руки. Темно-рыжие волосы волнами спадали на грудь. Никто, глядя на эту женщину, не дал бы ей больше двадцати пяти. Красавица, хотя была в ней и та жесткая худоба, которую Эда отметила в собственном отражении.
– Последней меня навещала одна из ваших сестер: приходила за моей головой, потому что Мита Йеданья вздумала наказать меня за чужое преступление. Должно быть, и ты пришла за тем же, – рассуждала Калайба. – Я бы посоветовала тебе даже не пытаться, да только сестры обители, пока меня с ними не было, стали слишком горды.
– Я не собираюсь тебе вредить.
– Зачем же ты пришла, миленькая волшебница?
– За знанием.
Калайба застыла с каменным лицом. Вода струилась по ее животу и бедрам.
– Я только что вернулась из Иниса, – пояснила Эда. – Прошлая настоятельница посылала меня служить их королеве. В Аскалоне я наслушалась о могуществе Лесной хозяйки.
– Лесная хозяйка… – Калайба прикрыла глаза и вздохнула, как будто уловив сочный аромат этого имени. – Ох, давно, очень давно меня так не называли.
– В Инисе до сих пор боятся тебя и почитают.
– Неудивительно. Странное дело, я редко бывала в дебрях даже в детстве, – сказала ведьма. – Селяне обходили тот лес из страха передо мной, а я по многу лет не навещала родных дебрей. Они слишком долго не догадывались, что мой дом там, где растет боярышник.
– Люди страшатся дебрей, помня о тебе. Через чащу ведет всего одна дорога, и те, кто по ней проходит, рассказывают потом об огоньках мертвецов и жутких воплях. Надо думать, там сохранились остатки твоей магии?
Калайба усмехнулась.
– Мита Йеданья отозвала меня в Лазию, но я рада буду предложить свой меч более могущественной волшебнице. – Эда шагнула к Калайбе. – Я предлагаю стать твоей ученицей, Хозяйка. Хочу узнать всю правду о магии.
Она сама слышала трепет в своем голосе. Если сумела без малого десять лет дурачить инисский двор, обведет вокруг пальца и ведьму.
– Мне это лестно, – сказала Калайба, – но ты, конечно, могла бы узнать правду и от настоятельницы.
– Мита Йеданья – не то что ее предшественница. Ее взгляд обращен во внутрь, – сказала Эда. – А мой – нет.
Это, во всяком случае, было правдой.
– Сестра, которая видит дальше собственного носа? Диковинка реже серебряного меда, скажу я тебе, – съязвила Калайба. – А тебя не пугают сказки, которые обо мне рассказывают у меня на родине, Эдаз ак-Нара? В них я – похитительница детей, злая карга, убийца. Пугало древних легенд.
– Страшилки, чтобы дети смирно сидели дома. Непонятное меня не пугает.
– А с чего ты взяла, что достойна силы, которой я владею столько веков?
– Недостойна, госпожа, – ответила Эда. – Но под твоим руководством, быть может, стану достойной. Если ты удостоишь меня своей мудрости.
Калайба поразмыслила, оценивая ее, как волк – ягненка.
– Скажи мне, – попросила она, – как там Сабран?
Эда едва не вздрогнула от того, как прозвучало у нее это имя: так произносят имена очень близких людей.
– Королева Иниса благополучна.
– Ты просишь правды, а на устах у тебя ложь.
Эда всмотрелась в ее лицо, отмеченное теперь проницательной усмешкой. Лицо – книга, написанная на забытом, непонятном языке.
– Королева Иниса в опасности, – призналась она.
– Уже лучше. – Калайба склонила голову к плечу. – Если предложение твое искренне, будь любезна, отложи свое оружие. Когда я жила в Иниске, гость, вступая на порог с оружием, наносил хозяину серьезное оскорбление. – Ее взгляд скользнул по арке с шипами. – Тем более – за порог.
– Прости. Я не хотела тебя оскорбить.
Калайба ответила непроницаемым взглядом. Эда с чувством, что подписывает себе смертный приговор, сложила свое оружие на траву.
– Вот так. Теперь ты мне доверилась, – едва ли не с нежностью проговорила Калайба. – И я в ответ не причиню тебе вреда.
– Благодарю, госпожа.
Они еще постояли лицом к лицу, разделенные половиной поляны.
У Калайбы не было никаких причин для откровенности. Эда это понимала – понимала и ведьма.
– Ты сказала, что хочешь правды, но правда сплетается из множества нитей, – промолвила она. – Тебе известно, что я владею магией – сиденом, как и ты, – вернее, владела, пока старая настоятельница не отказала мне в плодах апельсинового дерева. Все потому, что Мита Йеданья уверила ее, будто я отравила родившую тебя мать. – Ведьма усмехнулась. – Как будто я могла унизиться до отравления.
Стало быть, ее изгнание – дело рук Миты. Последняя настоятельница была добра, но легко поддавалась влиянию приближенных, и в том числе – своей мунгуны.
– Я от первой крови. Я, первая и последняя, вкусила ягоду боярышника, и он даровал мне вечную жизнь. Но конечно, – добавила Калайба, – ты пришла не любопытствовать о моем сидене, ведь сиден тебе хорошо известен. Ты хочешь знать, в чем источник другой моей силы – той, что не понятна никому из сестер. Силы снов и иллюзий. Силы Аскалона, моего гильдестеррона.
Звезда Войны. Поэтическое наименование меча. Эда встречала это выражение и прежде, в инисских молитвенниках, но теперь слово задело в ней некую струну, и та отозвалась пониманием, как музыкальной нотой.
«Огонь восходит из земли, свет нисходит с неба».
Свет с неба…
Гильдестеррон.
И еще – Аскалон. Еще одно слово из древнего языка Инисских островов. Искаженное «астра» – звезда и еще «лан» – сила. Это объяснил Эде Лот.
Звезда Силы.
– Я в Инисе… наткнулась на запись с Румелабарской скрижали. В ней говорится о равновесии между огнем и звездным светом. – Эда еще не договорила, когда ей пришло в голову объяснение, показавшееся сейчас более здравым. – Деревья сидена даруют магический огонь. Мне подумалось, что твоя сила – другая твоя сила – исходит с неба. От Косматой звезды.
Лицо Калайбы было не из тех, что подвластны потрясению, но Эда заметила, как метнулся ее взгляд.
– Неплохо. О, просто отлично. – У ведьмы вырвался мелодичный смешок. – Я думала, это знание не выпускают с Востока. Каким образом волшебница прослышала о Косматой звезде?
– Я побывала в Гултаге.
Эти самые слова произносила Трюд утт Зидюр. Действовала девушка по-дурацки, но в чутье ей не откажешь.
– Умно и отважно – пробраться в погребенный город. – Калайба разглядывала гостью. – Я буду рада твоему обществу в своем приюте – раз уж меня лишили общества сестер обители. А поскольку большая часть правды тебе уже известна… не вижу, почему бы не досказать остального. Все равно ты не сможешь обернуть этого знания против меня. До следующей Эры Звездного Света тебе не дожить.
– Я буду бережно хранить это знание.
– Не сомневаюсь. Конечно, – задумчиво добавила Калайба, – для понимания моей магии тебе нужно узнать о происхождении сидена и двух ветвей магии, а Мита в этом мало понимает. Она держит своих дочерей в потемках – они, как в одеяла, зарываются в потрепанные книги. Вы все насквозь пропитались невежеством. Мое знание – истинное знание – дорого стоит.
Подошло время сделать следующий ход в игре.
– Иной бы назвал его бесценным, – согласилась Эда.
– Я за него заплатила. И тебе придется.
Калайба наконец приблизилась к ней. В ее волосах блестели капли воды.
– Я возьму с тебя поцелуй, – шепнула она в самое ухо. – Столько лет я была одинока. Один твой поцелуй, милая Эдаз, – и знание будет твоим.
От ее кожи пахло металлом.
– Госпожа, – спросила Эда, – как я узнаю, правду ли ты сказала?
– А Мите Йеданье ты задавала этот вопрос или ей верила без условий? – Не дождавшись ответа, Калайба продолжала: – Я даю тебе слово, что скажу правду. Во времена моей молодости слово равнялось клятве. Это было давно, но я все еще почитаю старый обычай.
Выбора не было. Эда скрепя сердце наклонилась к ведьме и поцеловала ее в холодную щеку.
– Ну вот, – сказала Калайба. У нее и дыхание было ледяным. – Цена уплачена.
Эда поспешно отстранилась. И загнала поглубже всплывшее вдруг воспоминание о Сабран.
– Есть две ветви магии, – начала Калайба. Солнце высветило золотые нити и жемчуг в ее волосах. – Сестры обители, как тебе известно, используют сиден – магию земли. Она исходит из ядра мира и передается через деревья. Съевший плод такого дерева получает магию в свое распоряжение. Когда-то на земле было не меньше трех деревьев сидена: апельсиновое, боярышник и шелковица, – но теперь, сколько я знаю, осталось всего одно.
Однако у сидена, дорогая Эдаз, есть природный противовес. Небесная магия, иначе «стеррен» – свет звезд. Эта магия холодна и нелегко дается в руки, она изящна и тонка. Она позволяет наводить иллюзии, управлять водами… и даже менять облик. Но овладеть ею много труднее.
Эде уже не приходилось насильно изображать любопытство.