– Посади ее на меня, инисский мужчина.
Низкий голос до полусмерти перепугал Лота. А когда он понял, кто говорит, то разинул рот:
– Ты разговариваешь!
– Да. – Волчьи глаза ихневмона уперлись в Эду. – У тебя кровь.
– Перестанет. Надо уходить.
– Очень скоро сестры обители пойдут за тобой. Кони медлительны. Глупы. Никто не догонит ихневмона, кроме другого ихневмона.
Она зарылась лицом в его шерсть:
– Они убьют тебя, если поймают. Останься здесь, Аралак. Пожалуйста.
– Нет. – Он дернул ухом. – Куда ты, туда и я.
Ихневмон подогнул передние лапы. Эда подняла взгляд на Лота.
– Лот, – спросила она, – ты мне еще веришь?
Он сглотнул.
– Не знаю, верю ли той, кто ты есть, – признался он, – но той, кем была, верю.
– Тогда уезжай со мной… – она накрыла ладонью его щеку, – и, если я потеряю сознание, держи на северо-запад, к Корвугару. – От ее пальцев у него на щеке остался кровавый след. – Любой ценой, Лот, сбереги от них это. Даже если меня придется бросить.
Она сжимала в руке подвеску со шнурком. Круглую белую жемчужину.
– Что это? – пробормотал Лот.
Эда только мотнула головой.
Лот, собравшись с силами, поднял ее в седло. Влез сам, обнял Эду за плечи и прижал ее к груди, другой рукой цепляясь за ихневмона.
– Держись за меня, – шепнул он ей в ухо. – Я дотяну нас до Корвугара. Ты же меня вытянула.
47Юг
Аралак несся сквозь чащу. Лот полагал, что знаком с его бегом после Веретенного хребта, но теперь ему оставалось только держаться: ихневмон перелетал через сплетения корней, скользил между деревьями и брошенным камешком скакал по воде, ни разу не замедлив бега.
Когда Аралак, вырвавшись из гущи леса, помчал их на север, Лот задремал. Сновидения перенесли его сперва в проклятые подземелья Искалина, где остался Кит, а потом еще дальше, в свое поместье, в комнату с картами, где домашний учитель рассказывал Лоту и сидевшей рядом Маргрет об истории Лазии. Маргрет всегда была прилежной ученицей и хотела все узнать о своей древней южной прародине.
Лот уже не чаял снова увидеть сестру. Но теперь, пожалуй, надежда вернулась.
Вставало и садилось солнце, лапы мягко стучали по земле. Он проснулся оттого, что ихневмон вдруг встал.
Лот протер запорошенные песком глаза. Далеко перед ними протянулось озеро – сапфировый мазок под небесами. На мелком месте купались слоны. За озером поднимались скалистые пики, часовые Нзены – сплошь из красно-бурой спекшейся глины. Величайшая из этих вершин, гора Диндару, отличалась почти безупречной симметрией.
К полудню они достигли ее предгорий. Аралак по крутой тропе поднимался к ближайшему пику. Когда от подъема задрожали мышцы бедер, Лот решился взглянуть вниз.
Перед ними лежала Нзена. Столица Лазии, как в колыбели, устроилась меж Господних Клинков, в окружении отвесных стен из песчаника. Горы – круче и выше их мир не знал – застилали тенью ее улицы. Мимо города протянулась большая дорога – несомненно, торговый путь в Эрсир.
Между рядами финиковых пальм и высоких можжевельников блестели городские улицы. Лот высмотрел нзенскую Золотую библиотеку: песчаник для нее брали из развалин Юкалы, связанной с храмом Сновидца пешеходной тропой. Над всеми зданиями возвышался дворец Великого Онйеню, где жила верховная правительница Кагудо с семьей. Река Лас двумя рукавами обнимала его священный сад.
Аралак вынюхал в скалах расщелину, где можно было укрыться от непогоды.
– Зачем мы остановились? – Лот утер потное лицо. – Эда велела спешить прямо в Корвугар.
Аралак подогнул передние лапы, чтобы Лоту удобнее было слезть.
– Ее порезали клинком, смазанным слюной ледяной пиявки. Эта слюна не дает свернуться крови, – сказал он. – В Нзене найдется лекарство.
Лот снял Эду с седла.
– Сколько тебя ждать?
Ихневмон не ответил. Лизнул Эду в лоб и скрылся.
Когда Эда всплыла из мира теней, солнце уже садилось. Голова у нее была как трижды перемешанный котел с варевом. Она смутно сознавала, что находится в пещере, но как сюда попала – не помнила.
Рука первым делом дернулась к ключицам. Нащупав между ними отливную жемчужину, она снова задышала.
Возвращение жемчужины обошлось Эде дорого. Она запомнила сталь клинка и жжение покрывавшей его мерзости, прежде чем удалось дотянуться до сокровища. Полыхавшие на пальцах огни подожгли настоятельнице постель, но Эда уже перевалилась через балюстраду балкона. Она мягко, по-кошачьи, упала на карниз перед кухней. К счастью, там оказалось пусто, некому было задержать беглянку. Из последних сил она дотащилась к Лоту с Аралаком.
Мита за то, что сделала с Залой, заслуживала жестокой смерти, но Эда не хотела ее казнить. Она не опустится до убийства сестры.
Горячий язык смахнул упавшую на лоб прядь. Эда увидела перед своим носом морду Аралака.
– Где? – хрипло выдавила она.
– В Господних Клинках.
– Нет! – Она села, проглотив стон от боли под ложечкой. – Ты медлишь. Дурень треклятый. Красные девы…
– А иначе ты бы до смерти истекла кровью. – Аралак носом указал на припарку у нее на животе. – Ты нам не сказала, что настоятельница отравила клинок.
– Я и не знала.
А следовало знать. Настоятельница добивалась ее смерти, но сама убить не могла – боялась навлечь подозрения. Лучше было изнурить Эду потерей крови, а потом рассказать красным девам, что новообретенная сестра оказалась предательницей, и приказать ее убить. У самой Миты руки остались бы чистыми.
Эда приподняла припарку. Рана болела, но кашица из цветов сабры уже вытянула из нее яд.
– Аралак, – заговорила она, переходя на инисский, – ты знаешь, как охотятся красные девы. – Рядом с Лотом на язык сами шли слова его речи. – Задерживаться нельзя было ни ради чего.
– У Кагудо есть запас противоядий. Ихневмоны не позволяют маленьким сестрам умирать.
Эда заставила себя подышать и успокоиться. Вряд ли красные девы уже обыскивали скалы Господних Клинков.
– Скоро надо двигаться дальше. – Аралак покосился на Лота. – Я проверю, безопасно ли.
После его ухода между ними встало молчание.
– Ты сердишься, Лот? – наконец спросила Эда.
Он смотрел на столицу. На улицах Нзены горели факелы: внизу словно угли светились.
– Должен бы, – пробормотал он. – Ты столько наврала. О своем имени. О цели появления в Инисе. О своем обращении.
– Наши веры неразрывно связаны. Обе противостоят Безымянному.
– Ты никогда не верила в Святого. Нет, – поправился он, – верила. Но считала его алчным скотом, силой навязавшим стране свою веру.
– И потребовавшим руки Клеолинды за будущую победу над чудовищем. Да.
– Как ты можешь такое говорить, Эда, после того как восхваляла его в святилище?
– Мне пришлось, чтобы спасти свою жизнь. – Видя, что Лот по-прежнему отводит от нее взгляд, она добавила: – Признаю, я из тех, кого вы называете колдуньями, но магия – не зло. Все зависит от того, кто и зачем ее применяет.
Он решился бросить на нее унылый взгляд:
– И что ты умеешь?
– Могу отвести огненное дыхание змея. Неподвластна драконьей чуме. Могу возводить защиту. Быстро залечиваю свои раны. Умею становиться тенью среди теней. И заставляю металл петь песню смерти, как ни один рыцарь.
– А сама создавать огонь умеешь?
– Да. – Она протянула к нему ладонь и вызвала на ней дрожащий огонек.
– Природный огонь.
Во второй раз пламя расцвело серебром.
– Волшебный огонь, снимающий чары.
На третий раз огонь окрасился красным, а от его жара Лота пробил пот.
– Змеев огонь.
Лот опасливо осенил себя знаком меча. Эда сомкнула пальцы, покончив с кощунственным зрелищем.
– Лот, – сказала она, – нам надо решить, можно ли сохранить нашу дружбу. И ради спасения мира мы оба должны остаться друзьями Сабран.
– О чем ты говоришь?
– Ты еще многого не знаешь. – Это было слабо сказано! – Сабран понесла дитя от Обрехта Льевелина, верховного князя Ментендона. Его убили. Я потом расскажу, – оговорилась она в ответ на его ошеломленный взгляд. – Вскоре после того в Аскалон прилетел высший западник. Его прозвали Белым Змеем. – Эда помолчала. – Сабран недоносила ребенка.
– Святой, – вырвалось у Лота. – Саб! – Лицо его стянуло печалью. – Жаль, меня там не было!
– И мне жаль, – согласилась Эда и помолчала. – Больше детей у нее не будет, Лот. Род Беретнет прервется. Пробуждаются змеи. Искалин, по сути, объявил войну, а скоро восстанет и Безымянный. Я в этом уверена.
Лота совсем сник:
– Безымянный…
– Да. Он придет, – сказала Эда, – хотя не из-за Сабран. Она и была ни при чем. Ни королева в Инисе, ни солнце в небе не помешают ему восстать.
На лбу у него проступил пот.
– Я, мне кажется, знаю способ победить Безымянного, но прежде надо обезопасить страны Добродетели. Раздираемые междоусобицами, они станут легкой добычей драконьего воинства с плотским королем. – Эда крепче прижала к животу припарку. – Кое-кто из герцогов Духа много лет злоупотреблял своей властью. Теперь, зная, что Сабран бесплодна, они попытаются ее подчинить или даже сместить.
– Святой! – ахнул Лот.
– Ты предупреждал Мег против Чашника. Ты знаешь, кто это?
– Нет. Сигосо называл его только так.
– Я сперва решила, что речь о Ночном Ястребе, – сказала Эда, – а теперь почти уверена, что это Игрейн Венц. Двойная чаша – ее герб.
– Дама Игрейн? А Саб ее любит… – поразился Лот. – Чашник в союзе с Сигосо убил королеву Розариан. Зачем бы Венц это делать?
– Не знаю, – честно призналась Эда. – Но она склоняла Сабран выйти за вождя Аскрдала. Сабран предпочла Льевелина, и Льевелина убили. И еще те душегубы…
– Это ты их убивала?
– Да, – рассеянно ответила погруженная в раздумья Эда, – но теперь мне думается, для убийства ли их подсылали. Или Венц и хотела, чтобы их перехватили. Каждое вторжение во дворец нагоняло на Сабран ужас. За отказ от долга деторождения ее карали неотступным страхом смерти.