Изящно изогнувшись сбоку у стола, оперуполномоченный заполнял кинутый ему бланк.
— Запомни. Случись что — не с пацана, с тебя спрошу.
Не отрываясь, тот поднял сжатую в кулак левую руку.
— Ну, будь здоров, Воробей. Удачи мне можешь не желать.
— Отчего же? Счастливого пути, Юрий Алексеевич. В аварию не попади. — Воробей шутил, но неловко, с натугой. Видно, жестокие гордеевские слова запали в него накрепко и уже зудели внутри, разрушая потихонечку первую линию обороны.
На улице затарахтел мотоцикл.
— Опять у него цилиндр барахлит. — Водитель дежурного УАЗа Игнатьев, как и все, прислушивался к неровному гулу. — Как бы не застрял по грязи. По такой-то погоде. Пойду машину гляну. Совсем довели.
Отдав Танкову протокол задержания, выскочил и тотчас вбежал уже одетый в кожаное пальто Велин:
— Я на ужин. Буду звонить.
Судя по нетерпению, ужин для него приготовила еще одна ба-а-льшая специалистка.
Дежурная часть опустела. Воробьев, запертый в деревянной клетушке, громко именуемой камерой для задержанных, стоял, прислонившись к дверце, и, пытаясь заглушить в себе мысли о Гордееве, все еще пьяный, беззлобно, со знанием дела изгалялся над молоденьким дежурным.
— Товарищ старший лейтенант, — говорил он. — Давайте подискутируем о роли преступности в жизни нашего общества. Ведь мы как волки — санитары жизни.
Танков, уткнувшись в бумаги, не отвечал.
— Товарищ капитан, — не унимался Воробьев, — а что вы скажете о последнем клеветническом заявлении американской администрации? Это ж просто беспрецедентно.
— Товарищ майор, — доносилось из клет ушки через некоторое время. — Я бы хотел выйти в туалет. Это мое конституционное право.
Усталость взяла свое: умолк и он.
Раздавшийся в тишине звонок почти обрадовал Танкова. Чесноков оказался прав: звонили нечасто. Звонки приносили мелкие вопросы, частную информацию, изредка позванивали из района участковые, туманно сообщая о своем местонахождении. Танков неспешно уже снимал трубку и солидно, короче, чем положено, ронял:
— Дежурный Танков.
— Дежурный! — закричала трубка, и Танков поднял глаза на настенные ходики, только что выстукавшие двадцать два тридцать. — Он опять в дом колотит!
— Да кто это?
— С Востока, я ж говорю. Пудышина я. А он требует! Учтите, я на все пойду.
— Вы по поводу Гусарова? — сообразил Танков. — Скажите, это его дом?
— Тюрьма по нему плачет! Рано выпустили.
— Да вы ответьте: его или нет?
— Мало ли чего?! Мой это дом! Мне его дали!
— Послушайте! Да послушайте вы! — Танков кричал. — Есть суд. Он все решит. Но без суда нельзя. Он же к себе домой…
— Не пущу! Слышите? Я три года по баракам мыкалась. Только чуть выправились. Мое это! Сунется пропойца проклятый — вот те крест отчужу!
Короткие гудки разнеслись по помещению.
— Надо что-то решать, — беспомощно сказал Танков. Для чего-то показал пикающую трубку развалившимся на стульях помощнику и шоферу. — Выезжать туда придется.
— На чем? — неприязненно резанул Игнатьев. — Бензина-то не т.
— Как это нет? — поразился Танков. — Куда ж он делся? Разве вам не давали?
— Давали, — огрызнулся водитель. — Двадцать литров на сутки не хошь? А у меня один пробег до Калугина и обратно — сто двадцать километров. Да по городу покрутился. У нас ведь все баре, пешком никто ходить не хочет, всем машину — вскочил да погнал, вот и все твои двадцать литров. В сортир бы, наверное, ездили, только вот УАЗ в коридор не пролазит.
Слушавший все это Филиппов мягко осадил разошедшегося ворчуна:
— Бензин найдешь.
— Где ж это?
— Да найдешь. — Филиппов равнодушно отмахнулся, и Игнатьев, хоть и недовольный, возражать не стал. Видно, и впрямь знал тот что-то существенное о тайных его возможностях.
— Тут другой вопрос: куда ехать? — засомневался помдеж.
— То есть как? — не понял Танков.
— Да не проехать туда. Дороги нету. Летом еще по болоту автолавка проезжает, а теперь, в распутицу, только на дрезине. Она туда с Центрального поселка два раза в день ходит.
— Точно, — обрадовался Игнатьев. — А у меня не трактор и не вертолет. Это ж машина все-таки. Думаете, если Игнатьев, так на нем пахать можно?
— Да помолчите вы, сержант! — неожиданно для себя резанул Танков. — Решать же надо. — Он провел пальцем по оперативной карте района: — Может, по шоссе до узкоколейки? А оттуда Велин с Игнатьевым по шпалам до поселка? Я бы сам, да не имею права отдел надолго оставить.
— Что ты, милый? — охладил его Филиппов. — Там же километров с десять. Это ночью-то, в дождь. Да когда ж они там будут?
Еще и до узкоколейки час езды. Не, ты не горячись, потому как туда и впрямь сейчас если только на вертолете.
— Я в управление позвоню, — решился Танков. — Может, помогут?
Многомудрый Филиппов вздохнул, но мешать не стал.
… — Да вы что, лейтенант?! — рассердился дежурный по областному управлению. — Не можете самостоятельно такой вопрос решить? Рядовая гражданская склока вокруг избушки, а вы готовы общую тревогу объявить. Учитесь думать.
— Значит, вы приказываете не ехать? — уточнил Танков.
— А ты, брат, как я погляжу, того… По обстановке решайте, — дежурный по управлению отключился.
Пристыженный Танков положил трубку. Слышавший весь этот разговор Игнатьев смотрел на него вполне безжалостно.
— А если до Центрального поселка, а оттуда на дрезине?
— Дрезину еще найти надо, — потянул с ответом Филиппов. — Да и потом, — он вдруг решился, — куда в самом деле? Ну, приехали. Дальше что? Что мы им, дом поделим? Мы даже забрать никого не сможем.
— То есть? — Танков удивился этому неожиданному обороту.
— Они ж там грозят друг другу.
— Да мало ли что?! — на высоких тонах вмешался Игнатьев.
— А забирать-то не за что.
— Ты пойми, — Филиппов мягко придавил плечо дежурного, — таких звонков у нас во! — Он провел рукой поверх головы.
— А машина одна. Наша заповедь — ее при себе беречь. Вот ты щас ее погонишь — а ну что серьезное или, скажем, не дай бог, убийство? Куда машина делась? Ах, дом делить поехала? В лучшем случае выговор.
— А чего ехать? Позвонить Карелову, и дело с концом! — Всякая возможность избавиться от поездки делала Игнатьева находчивым и инициативным.
— Правильно! — обрадовался Филиппов. Он ткнул рукой в недоумевающего дежурного. — Это командир дружины в Центральном поселке. Вот такой мужик! В любое время суток. Безотказный. Звони!
Звонок из райотдела Карелова не порадовал.
— Жаль, застали, мужики, — засмеялся он, — а то уж уходил. У племянника сын родился. Но раз надо, так надо. Чем могу?
Сообщение Танкова его почему-то развеселило.
— А я уж перетрусил, — отсмеявшись, объяснил он. — Этих двоих знаю. Он-то хоть и отсидел, да тихий, а она точно его не пустит. Знаешь, из таких — что ухватила, то мое. Весь поселок в страхе держит. Ты, видно, недавно служишь, лейтенант?
— Да.
— Понятно. В диковинку всё. Привыкнешь. А насчет этих не волнуйся. Сейчас дозвонюсь. Если что, пошлю пару человек на дрезине. В самом крайнем случае, — тут он, не скрывая насмешки, сделал жуткий голос, — сам поеду. Так что, считай, принято. И живи спокойно. Разберусь — доложу. В моей дружине проколов не бывает. Гордеева там случаем нет?.. Оно и видно. Привет ему.
Танков, не дожидаясь окончания разговора, скомкал листок с записью и бросил в урну.
— Дежурят тут психопаты всякие, — схамил Игнатьев.
Пристыженный Танков не ответил. Вбежал Велин.
— Чего дергаетесь, мужики? — с порога закричал он. — Давайте Воробья, я его в ИВС отвезу. Оттуда домой.
И хотя дежурство в отделе членам опергруппы полагалось нести до двадцати четырех часов, Танков возражать не решился.
— Мой пламенный привет гражданину подполковнику! — Приветственно поднял руку выпущенный из клетки Воробей. — Крестный мой, Юрий Алексеевич, не звонил? Любопытно бы узнать, как у него дела. Теперь таких энтузиастов немного найдешь.
Велин с Игнатьевым вывели Воробьева на улицу, слышен был скрежет открываемой задней дверцы, смешок Воробья, окрик грозного Велина.
Зазвонил опять телефон. «Черт, я же сводку по краже забыл передать», — вспомнил Танков.
— С вами говорит из Субботина директор совхоза, — произнес взвинченный голос. — У нас вроде ЧП.
— Что значит «вроде»? — После позорной истории с Востоком Танков сделался подозрительным и настороженным.
— Заперся тут один в доме напротив сельсовета и палит из окон.
— Как палит?!
— Стреляет. Ранил агронома. Никого не подпускает… Алло! Вы меня слышите?
Танков вскочил с места и энергичными жестами показывал Филиппову, чтобы тот задержал машину. Помощник, слышавший разговор, поспешил на улицу.
— Сейчас соберем опергруппу! Обеспечьте, чтоб никто не подходил к дому!
— Понял вас. Улицу с двух сторон мы уже перекрыли. Только не выскакивайте на машине на площадь. Пусть шофер правление сзади объедет. Мы там ждать будем. Вы уж поторопитесь: детишки в доме.
— Выезжаем, выезжаем, — в уже повешенную на том конце провода трубку пробормотал Танков.
Филиппов, успевший вернуться, отдувался, восстанавливая дыхание.
— За меня! — крикнул ему Танков. И, уже подбегая к дверям: — Сиренко позвоните!
УАЗ стоял боком к отделу, частично перекрыв мостовую. Рядом с водителем небрежно развалился Велин. Танков рывком впрыгнул на заднее сиденье:
— В Субботино! Быстро! Стрельба там. Один уже ранен.
— Бензина же нет, — привычным канючным голосом отозвался Игнатьев.
— Зальем по дороге! Остановим любую машину. Поехали!
Игнатьев глянул на Велина.
— Надо же, — отвечая на его взгляд, процедил тот, — какой нам дежурный попался энергичный. Ишь как глазенки горят. Небось уж и орден на груди ощущает.
Он повернулся к Танкову:
— Зря мельтешишь, парень. Не будет тебе ордена. И благодарности тоже. Ну, пальнул кто-то случайно. Да мы приедем, они уж все спать будут. Сколько на такие сигналы езживали. — Велин демонстративно зевнул. Игнатьев приоткрыл дверцу, собираясь выйти.