А ведь он был и не так чтоб уж очень влюбчивым. Все-таки летчику, которых еще в училище «рвут с куста», до тридцати пяти досидеть в холостяках — это, как говаривал дядя Коля, тоже высший пилотаж. Вот почему, загнав вглубь жестокую, нанесенную милицейским сержантом обиду, Вадим продолжал разрабатывать планы проникновения на недоступную простым смертным территорию, да так и заснул, ничего не придумав.
Но все гениальное — просто. На следующее утро, с подачи пляжного фотографа, он приплатил владельцу снующего вдоль побережья катерка, и через десять минут в компании столь же веселых и находчивых был высажен на пирсе одного из престижных сочинских пляжей. Вальяжно бронзовеющий спасатель сделал было движение в сторону нарушителей морской границы, но тотчас и отвернулся, должно быть, ослепленный солнцем.
Вадим осмотрелся, пораженный контрастом с городскими пляжами.
Хотя народу и здесь было немало, но люди не валялись вповалку, будто новобранцы на сборном пункте, а разместились на лежаках и в шезлонгах. Под навесами за круглыми столиками играли в преферанс и аппетитно сдували в песок пену с запотевших пивных бокалов, из-под навеса тянуло запахом шашлыка. Разливали чай, кофе, у барной стойки сгрудились любители ранних коктейлей.
Никто не суетился и не таращился друг на друга, хотя среди загорающих успел он заметить и гастролирующих актеров театра Сатиры, и знаменитого эстрадного пародиста. Не обвыкнув еще в этом равнодушии, пародист, белый и рыхлый, как разваренный окунь, раздраженно ворочался на топчане.
По ту сторону кордона Вадиму казалось, что стоит только попасть сюда, и он увидит сестер столь же естественно, как на площади у театра. И только сейчас ему пришла в голову очевидная мысль, что их может здесь и не быть. И вообще, с чего он взял, что два столь очаровательных существа разгуливают по курортному городу, как говорится, без конвоя.
В растерянности он затоптался и неловко задел ногой пышнотелую барышню, загоравшую на спине без бюстгальтера, с раскинутыми в стороны руками и ногами. Она оценивающе, снизу вверх, оглядела атлетически сложенного мужчину, но, не уловив встречного интереса, разочарованно прикрыла глаза.
«Казачий набег» не удался. Вадим с тоской оглядел обширную территорию, мысленно разбивая ее на летные зоны.
— Вы специально загородили солнце? — поинтересовались сзади.
— Извините, — вполоборота, отодвигаясь, кивнул он раскинувшейся в шезлонге молодой женщине со сдвинутыми на лоб итальянскими очками.
В висках Вадима заколотило, в горле булькнуло и пересохло. Это была она.
— Простите ради бога, — хрипя и все-таки не позволяя себе откашляться, торопливо произнес Вадим. — Я не буду выглядеть неприлично-назойливым, если скажу, что вы изумительны?
— Для того чтоб решиться на это, вам понадобилось два дня?
— Значит, вы запомнили?.. — радостно вырвалось у Вадима.
— Трудно было не запомнить такую колоритную личность — кипарисы здесь еще никто не грыз, — она тут же отомстила за неловкость, что-то оценила в нем, и оценка эта оказалась не в его пользу.
— Впрочем, я должна вас огорчить: случайные знакомства не входят в мои привычки.
— А я согласен. Заговаривать с незнакомой женщиной — признак дурного тона, — он изо всех сил пытался выглядеть изящно-ироничным. — Но прошу принять во внимание смягчающее обстоятельство…
Вадим прервался выжидающе. План знакомства он, разуверясь в своей способности к импровизации, отработал сегодня ночью. И сейчас, после её естественного наводящего вопроса, должна была последовать его ударная — сногсшибательная по замыслу — фраза. Но вымученная ирония — плохая визитная карточка, и женщина лишь насмешливо смотрела на стремительно теряющегося перед ней ухажера.
— Боюсь, что если я стану ждать возможности быть представленным где-нибудь на светском рауте, то случится это разве что за гробовой доской, — пролепетал Вадим.
— Очень может быть, — весьма сухо согласилась она и, стремясь отгородиться от неловкого домогательства, потянула на глаза очки. Еще секунда-другая, и зародившийся в ней легкий, от скуки интерес окончательно угаснет, и тогда…
— А, чёрт! Вы правы. Все вру, — решительно объявил Вадим и плюхнулся возле нее в песок. — Уеду. Сегодня же, к чертовой матери, уеду! Тоже мне грозный ухарь нашелся!
— Мне тридцать пять, — сообщил он изумленной женщине.
— Вроде, чего не видел? А тогда… ну, когда вы с сестренкой… Не думал, что так может быть. Верите, ночью не заснул. Просто потрясение какое-то. С вами вот говорю, ерничать пытаюсь, а под горлом — будто счетчик. Вон и пальцы трясутся.
Он с удивлением раздвинул подрагивающие на весу кисти.
— В позе Ромберга неустойчив. Меня б щас на медкомиссию — чистая комиссация!
С тоской заглянул он в тонкое встревоженное лицо.
— Не пугайтесь! Ради бога, не пугайтесь. Я не хотел вас обидеть. Вот только полюбовался — и ухожу. Уезжаю. Улетаю. Испаряюсь!
— Чего уж там? Сидите. Да сидите же, наконец! А то опять солнце загородите. Туточка права: вы и впрямь псих. То он кипарисы грызёт, то вдруг бежать. Нет уж, явились знакомиться, так знакомьтесь. Вам ведь хочется мне понравиться?
Вадим тупо кивнул.
— Так извольте потрудиться. Тем более на сегодняшние рейсы вы все равно опоздали.
— Какая у вас улыбка, — поразился Вадим.
Губы ее сложились в капризную складку:
— Только давайте договоримся: без пошлостей…
— Не, не, не, — Вадим живенько замотал головой. — Не буду. Выдавлю из себя по капле. Хотя в вас и правда такое очарование…
— Доброе утро, богиня. — Вадим прервался: к шезлонгу подходил пожилой, но крепкий и ухоженный мужчина.
— Я не помешал, Машенька? — Он подхватил протянутую ему руку: «Господи, Борис Аркадьич, когда вы мешали?» — и поцеловал ее, слегка изогнувшись. Так, впрочем, чтоб не обнаружить небольшую, с пятирублевую монетку проплешину. Одновременно он втянул в себя аккуратный животик, нависающий над длинными, по последней моде плавками.
«Молодится, зараза», — отметил насторожившийся Вадим.
— Познакомьтесь, кстати. Это…
— Вадим.
— Борис Аркадьевич.
— Вадим Дмитриевич, — поправился Вадим и крепко сжал руку, разом сделавшуюся жесткой в его ладони.
— Хорошие жары стоят, — произнес Борис Аркадьевич.
— Да, душно, — без выражения согласился Вадим.
— Все-таки ничто так не успокаивает, как море.
— Ну, это смотря с какого пляжа входить.
— Вы, похоже, только приехали, — по-прежнему мягко и обходительно, игнорируя непонятное недоброжелательство, предположил Борис Аркадьевич. — В какой, простите, гостинице?
— Я в городе… У друзей. Они же и пропуск на пляж организовали, — Вадиму стало стыдно снятой комнатенки и отсутствия блата, и тут же он устыдился своего стыда. И оттого раздражение против некстати вторгшегося, опасного для него незнакомца усилилось.
— О! Остается позавидовать, — Борис Аркадьевич даже слегка расстроился. — А мы вот кочуем по гостиницам. Да еще и не повезло этим очаровательным дамам. Старый сосед по столу попался и навязывается в компанию.
— Борис Аркадьевич! Ну как вам не надоело? — притворно нахмурилась Маша. — Напрашиваться на комплименты — это, наконец, становится неинтересно.
— Добрая и волшебная, — Борис Аркадьевич благодарно провел по лежащей на подлокотнике руке.
— Теперь волшебная, — Маша обиженно надула губки. — А к завтраку не пришли. Подгуляли накануне?
— Какие мои гулянья? — он заговорщицки подмигнул Вадиму, вовлекая его в шуточный этот разговор. — За преферансом засиделись, вот и проспал.
— Говорите, говорите. Туточка извелась: куда это мой кавалер делся?
— Да-а!! А где же наша очаровательница?
— Туточка? — Маша приподнялась, вглядываясь, и тотчас вновь откинулась. — Спешит сюда. Должно быть, заметила своего обожателя.
В самом деле, из-под навеса с ракеткой для пинг-понга в руке в открытом купальнике то быстро шла по песку, то переходила на бег позавчерашняя девочка. Она неслась по прямой и даже перемахнула через лежак с колыхающимся поверх него животом. Над лежаком поднялось возмущенное лицо пародиста, но тотчас расплылось в масленой улыбке и исчезло.
— Эффектно, — не удержался Вадим.
— Не правда ли, очаровательное создание? — поддержал его Борис Аркадьевич. — Через пару лет мужчины будут, как сейчас говорят, выпадать в осадок. А уж если к этому бриллианту и соответствующую оправу. У-у! — он зажмурился. — Страшно подумать. Начинающая укротительница!
Последнее он произнес нарочито громко, перехватывая в почтительном поцелуе руку запыхавшейся девушки.
— А вы, Борик, все хамите, — она чуть смешалась.
— Тутка! — возмутилась Маша.
— Ничего, ничего, — остановил ее Борис Аркадьевич. — В моем возрасте подобное обращение — это, знаете, даже лестно. К тому же мы с Туточкой друзья.
— Мы — друзья?! — надменно изумилась девочка. — Вот уж новость. Это после того, как вы окончательно отбились от рук, где-то болтаетесь по ночам, так что и к завтраку…
— Виноват, королева. Пулечку по маленькой.
— И вообще, запомните: мужчины друзьями быть не могут. Так, Машуля? Впрочем, к вам, Борик, это уже не относится… Ба! — все это время она напряженно всматривалась в переминающегося Вадима. — Какие люди!
— Познакомься, Туточка. Это Вадим Дмитриевич, — строго представила Маша, но предостережение не подействовало.
— Как же, как же! Наш грызун-ухажер. Скажите, какие мы, оказывается, шустрые.
И тут же, потеряв к сомлевшему Вадиму интерес, решительно соскользнула на песок и выхватила из пляжной сумки кусок кекса. — Машуля! Он такой балбес. Клянется, что играет в волейбол за дубль московского «Динамо». Врет, конечно?
Метрах в двадцати на бетонном парапете покачивался высоченный парень с такой же теннисной ракеткой, которую, косясь на Туточку, пристроил на голове.
— Пожалуй, не врет, — неприязненно прикинула Маша. — Но что балбес — безусловно. Ты, как всегда, шалишь, мой друг. Может, понежишься подле нас?