— Значит, так, — я облизнул пересохшие губы. — Включаем зажигание.
— Я повернул ключ.
— Хорошо, — оценил инструктор.
Похвала возвышает, и я почувствовал себя более уверенно.
— Теперь, — я постарался сосредоточиться, — отжимаем газ.
— Верно, — согласился инструктор. — А куда вы жмёте? Это ж тормоз.
— Может, сделаем на педалях надписи?
— Не стоит, — он обеспокоенно скосился. — Повторим еще раз.
Я повторил. Машина взвыла, отчего инструктор вздрогнул, а случайный прохожий в полукилометре от нас бросился в кювет.
— Отпусти ногу! Это не бульдозер! — пытаясь перекричать вой мотора, крикнул инструктор мне в ухо.
С трудом оторвал я ногу от педали. Машина успокоилась.
— Чуткий акселератор, — с видом знатока оценил я.
— Я тоже заметил, — согласился инструктор, уже не скрывая опаски.
Я ухватился за ручку коробки передач и принялся тянуть её от себя. В механизме что-то заскрипело, будто внутри кололи грецкие орехи.
— Надо бы коробку перебрать, совсем развалилась, — посоветовал я.
— Когда в следующий раз будете включать скорость, не забудьте отжать сцепление.
— Думаете, дело в этом?
Он не ответил.
Я повторил снова, и ручка подалась.
— А теперь, — торжественно произнес инструктор, — включаем сигнал левого поворота и плавненько выжимаем газ. Но только обязательно пла-ав…
В тот же миг машина прыгнула с места. Ноги его взлетели вверх, и сам он с криком исчез меж сиденьями. Машина запрыгала по шоссе.
— Перестань прыгать! — инструктор навис надо мной. — Двигайся плавно и сохраняй спокойствие. Сейчас я к тебе перелезу.
— Может, движок такой попался? — заподозрил я.
— Машина не может прыгать. Это не кенгуру, — отрезал инструктор.
Автомобиль сделал ещё один гигантский прыжок.
— Тормози! Тормози немедленно! — закричал инструктор откуда-то снизу.
— Что вы делаете на полу? — удивился я.
— Тормози! — продолжал надрываться инструктор.
— Как? Я забыл как. Где тормоз?
— Тормоз в середине. Стой, стой, проклятый! Куда ты полез?
— Поищу на ощупь, — пообещал я. — Кажется, нащупал, — довольный, я выбрался из-под руля. Машина ехала по мосту, наискось пересекая шоссе. Внизу, под нами, плескалась река.
— Интересно, если авто падает с десятиметрового моста в воду, есть теоретический шанс выжить? — полюбопытствовал я, дабы поддержать разговор.
Инструктор как-то странно дёрнул щекой, опустился на колени и быстро зашевелил губами.
Автомобиль меж тем стукнулся о бруствер и вернулся на дорогу. Светило яркое солнце, я со скрежетом переключал передачи, и, покорная воле человека, машина мчалась вперёд. Мешал, правда, встречный транспорт. Будто сговорившись, водители летели на нас лоб в лоб и лишь в последний момент уворачивались в сторону.
— Беда с этими лихачами, — посетовал я.
— Немедленно возвращайся на свою полосу движения, — прохрипел инструктор. — И тормози, наконец!
— Кажется, поздно, — я пригляделся. — Мы на повороте, а впереди овраг.
Инструктор отёр пот и сделал мужественное лицо.
— Какие действия следует предпринять на крутом повороте? — строго спросил он.
— Понятия не имею, — признался я.
— Лево руля! — истошно завопил инструктор, и тотчас сзади раздался сильный удар о правую дверцу.
— Вы не ушиблись? — вежливо поинтересовался я.
Никто не ответил. «Обиделся на что-то», — решил я, соображая, что делать дальше. Впереди моя дорога пересекалась с широким шоссе, по которому непрерывным потоком шёл транспорт. Мы были уже в двухстах метрах от него, когда послышался шорох и надо мной вновь навис инструктор. На лице его, стремительно лиловея, заплывал правый глаз.
— Знак! — зарычал он, тыча пальцем. — Посмотри, какой знак!
Что-что, а теорию я изучил досконально.
— Знак 2.4, — чётко отрапортовал я. — Раньше назывался «Пересечение с главной дорогой». Новое название: «Уступи дорогу». При подъезде к перекрёстку водитель обязан пропустить идущий по главной дороге транспорт.
Я обернулся, ожидая похвалы. Позади, на перекрёстке, который я только что проскочил, сгрудились машины.
— Кажется, там что-то случилось? — сообразил я.
— Жми, — ответил инструктор.
— Так, может, нужна помощь?
— Газуй, говорю, пока не засекли! — крикнул он с ненавистью.
Мы свернули в какой-то переулок.
— Теперь останавливайся, — приказал инструктор. — Отпусти газ, переложи стопу на педаль тормоза и плавно, только — ради Бога! — плавно…
Сзади еще раз послышался глухой удар, и я вытащил инструктора на обочину. Через какое-то время он открыл левый глаз и с тоской посмотрел в небо.
— Господи! — прошептал он. — Ведь была ж возможность пойти в лётное училище. Тихая, спокойная работа…
— Вам плохо, — заметил я. — Пожалуй, довезу вас до ближайшей больницы.
Он хихикнул и тотчас ответил, что ему уже лучше.
Тогда я поблагодарил его за доставленное удовольствие и вежливо попрощался до следующего раза. Инструктор сел на газон и заплакал. Похоже, у него какие-то неприятности в семье.
1979 г.
Тупит народ
Мною многие восхищаются. И даже уважают. За сметку. За упорство в достижении цели: «Ну, ты тормоз. Не объехать, не перепрыгнуть». Цельный, значит. Волевой.
Но нет пророка в своём отечестве. Жена моя — женщина милая и привязана ко мне необыкновенно. Но как-то недооценивает. Напрямую, конечно, не говорит, но будто намекает. — Всяких, говорит, повидала на своем веку… — И руками бессильно разводит.
Вроде не обо мне, но осадок неприятный. Может, оттого самомнение, что многого достигла. Она у меня начальник цеха. Её послушать, так в цеху вокруг неё сплошные интеллектуалы собрались. На лету, мол, схватывают. А на деле…
Недавно на службу опаздывал. Перерыл весь шкаф: свежих носков не нашел. Пришлось позвонить на работу жене.
— Алло! Пригласите Гусарову.
— Гусарова на директорской планёрке, но на подходе Артемонов.
— При чем тут Артемонов?
— Ну, это всему комбинату известно: Артемонов заменяет её по любым вопросам.
— Вы меня обнадёжили. Давайте его к трубке.
— Артемонов слушает.
— Здравствуйте, Артемонов. Где мои носки?
— Какие носки?
— Полосатые, ручной вязки.
— Что за чушь? Кто говорит?
— Я говорю, муж Гусаровой… Эй, что вы там хрюкаете в трубку? У меня нет времени.
— Простите, а почему вы с этим обращаетесь ко мне?
— Не морочьте голову. Это всему комбинату известно. Где носки?
— Меня оболгали. У нас чисто служебные отношения. Дело в том, что по должностной сетке…
— Меня не интересует ваше штатное расписание. Где носки?
— Я вас уверяю, это какое-то недоразумение. Правда, Ксения Аркадьевна почтила меня своей дружбой. Но я никогда не позволял себе выйти за рамки… Скажите, мы можем решить этот вопрос как джентльмены? Без парткома?
— Очень надеюсь.
— У меня семья и хронический гастрит.
— Я не из собеса и не гастроэнтеролог.
— Я жду повышения.
— Похоже, в вашем министерстве острый дефицит кадров. Где, наконец, носки?! Я ж опаздываю.
— У меня. Две недели назад я по ошибке надел, когда от вас уходил.
— Я вас не помню.
— Вы были в командировке.
— Когда я был в командировке, носки были на мне.
— Полосатые?
— Да.
— Ручной вязки?
— Да.
— Коричневые?
— Голубые. Под цвет костюма.
— Скажите, вы не станете звонить в партком?
— Вы что, передали носки туда?
— А Ксюша… Она жива?
— С утра была здоровёхонька. Где носки?
— Голубые?
— Да голубые, чёрт вас дери!
— Если мне не изменяет память, в платяном шкафу, на третьей полке, за женским бельём.
— Погодите, проверю… Всё точно, здесь. Глицин вам пить надо, Артемонов. Очень умственную деятельность повышает.
Удручённый, я повесил трубку. И это наша интеллектуальная элита? Куда страна катится?
Поединок
— Ну, сыночка, съедим еще шесть ложечек… И всё.
— Три-и.
— Только не капризничай. Нам уже четыре годика, и мы совсем взрослые. Открыли ро-отик.
— Три.
— Нет, шесть. Не серди маму. Ты ведь любишь маму?
— Три.
— Мама сказала шесть, значит, будет шесть. Открывай рот и не мотай головой, как барашек.
— Три.
— Нет, пять. Все равно ведь будет по-моему. Ну, хватит дурачиться. Давай за бабушку. Ты любишь свою бабушку?
— Три.
— А я говорю, четыре! Повернись сюда. Да что ж это такое?… Вот тебе! И не реви. Ну, что ты плачешь? Мама ведь небольно ударила. Ну, не притворяйся. Всего-то четыре ложечки. Пе-ервая…
— Три.
— Упрямый, весь в папочку! Ешь. Да ешь, тебе говорят. Ладно, разрешаю три, но только чтоб полные… Ну, что ещё?
— Две-е…