Обитель подводных мореходов — страница 79 из 91

Сколько смысла и значенья

В том, что мы сейчас вдвоём,

И в твоём прикосновении,

И в молчании твоём...

не столько пела она, сколько выговаривала хорошо поставленным, вкрадчивым голосом.

Чижевский не отрывал глаз от своей красавицы-жены. Подперев щёку тремя пальцами, он слушал её с неподдельным восторгом и вниманием завзятого ценителя интимной музыки. Лерочка в эти минуты действительно была неотразима и, казалось бы, кому угодно могла вскружить голову. Она пела много и охотно. И при этом опять-таки будто не замечала Егора.

Однако Вадим от этих песен погрустнел. Он задумался, как бы надолго уйдя в себя. Егор понимал, о чём его друг молчал... До сих пор, вероятно, не мог смириться со смертью своей юной подружки, призрачной девушки в окне старого дома на Замковой площади. Такой она больше всего запомнилась Непрядову.

Наконец, Колбенев решительно тряхнул головой, прогоняя нечаянное оцепенение. Шепнул, что ему пора на лодку - проведать личный состав. Непрядов собрался было отправиться вместе с ним, но Вадим убедил его, что сразу вдвоём уходить неудобно. И Егор, чтобы не обижать хозяйку, решил ещё немного задержаться.

Лерочкин концерт тем временем продолжался. Она исполнила едва ли не весь свой репертуар. Но вот на полуслове оборвала очередную песню, хлопнула крышкой пианино и тоном капризной школьницы заявила, что ей это всё надоело и хочется танцевать.

Дружно отодвинули стол и потеснили стулья. Как только Кузьма поставил на диск проигрывателя пластинку, в меру пьяные мужчины принялись приглашать слегка захмелевших дам. Чижевский поспешно, точно испугавшись, что его опередят, подошёл к жене. Лерочка небрежно положила ему руку на плечо и при этом удивлённо взглянула на Непрядова, как бы случайно заметив его.

Егор сделал вид, что ничего не понял. Он продолжал закусывать заливной рыбой. Вскоре к нему подсел Шурка Шелаботин и они ударились в воспоминания их счастливой нахимовской поры.

Медленно тянулась новогодняя ночь, гудело весёлое застолье. А Непрядова от усталости и скуки всё больше тянуло в сон. Чтобы взбодриться, он прошёл на кухню и плеснул в лицо несколько пригоршней холодной воды из рукомойника. Достав носовой платок, не торопясь промокнул им лоб и щёки. И в эту минуту почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он исходил от маленького кухонного оконца. Егор вплотную приблизился к заиндевелому стеклу и от неожиданности вздрогнул... С наружной стороны, так же как и он, прильнула к стеклу Лерочка. Никогда ещё Непрядов не видел её лицо таким отчаянно возбуждённым, зовущим его. Какое-то мгновенье они молча и прямо глядели друг на друга: она как бы вопрошающе, ну что же дальше, он же неколебимо твёрдо и с раздражением, мол, перестань дурить...

"Да она же в одном платье!" - ужаснулся он и бросился к выходу. Сорвав в прихожей с вешалки чью-то шинель, Непрядов выскочил на крыльцо.

- Сударыня, в здравом ли вы уме! - напустился он на Лерочку, набрасывая ей на плечи шинель.

- Испугался?.. - спросила она, прижимаясь к Егору.

- Такие шутки совсем ни к чему, - рассерженно сказал он, увлекая Лерочку в прихожую.

- Испугался, - как бы с облегчением ответила она сама себе и, сбросив на пол шинель, исчезла за дверью спальни.

Опомнившись, Непрядов подобрал валявшуюся шинель, приткнул её на вешалке и подался в комнату, где гости продолжали веселиться. Сидя в обнимку на диване, однокашники душевно и ладно пели, как когда-то в былые курсантские годы:

Ой ты море, море,

Нет конца и края,

Низко ходят тучи,

Ветер штормовой...

Чижевский стоял перед ребятами в дирижёрской позе и самозабвенно размахивал руками.

"Кажется, ничего не заметил..." - успокоенно подумал Непрядов, садясь за стол на своё прежнее место. Егору было неловко от безумной Лерочкиной выходки. Но ему не в чем было себя винить, и вскоре он успокоился. Налив сухого вина, сделал пару освежающих глотков и улыбнулся, следуя своим сокровенным мыслям. Ему не хотелось ни осуждать, ни оправдывать Лерочку кто их, женщин, разберёт после пары бокалов шампанского... А может, это всего лишь новогодняя шутка, очередной её каприз и ничего больше?..

Он всё же признался самому себе, что Лерочкина выходка отнюдь не была ему неприятна. До сих пор ощущалась нежность её мягких плеч, тонкий запах духов, исходивший от холёной кожи. Только интрижка была бы для него совсем ни к чему.

Держа в растопыренных пальцах рюмки с коньяком, подошёл Чижевский. Он сел рядом с Егором и предложил выпить за их "старую и добрую альма-матер". Егор ничего не имел против, хотя позволил себе лишь пригубить рюмку.

- Трезвее папы Римского хочешь быть? - поинтересовался Эдик, с кислой миной прожёвывая лимонную дольку.

- Ты же знаешь мой принцип.

- Ну и зря, - маслянистые глаза Чижевского засветились иронией. - На Северах - это тебе не на Балтике. Здесь, если вовремя не согреешься, то запросто обледенеть можешь...

- Это не страшно: печку натопим, а то и в баньке попаримся.

- В одиночку здесь никогда не согреешься - пару не хватит. Сидел бы тогда уж лучше на Балтике.

- Да надоело, широты не те. Проветриться на морозце захотелось.

Хохотнув, Чижевский сокрушённо потряс головой. Глотнув коньяку, откровенно признался:

- Не скажу, чтобы я был в восторге, оттого что мы встретились.

- Догадываюсь, - согласился Егор. - Только сие от нас не зависит. А мысли начальства на этот счёт всегда сокрыты в тумане.

- Милорд, не думай, что я поверю в этот твой наивняк. Кадровая истина стара как мир: если бы не Дубко, непонятно почему возлюбивший тебя, окунаться бы тебе до сих пор в туманной Балтике...

- Такие вопросы один человек никогда не решает.

- Правильно, - согласился Эдик с таким видом, будто его наконец-то начинают понимать. - Вот и я всё к тому же, ибо друзья наших друзей - это и наши друзья. Скажем, окажись на месте Дубко любой из близких друзей моего папб, наши с тобой корабельные роли очень даже могли бы поменяться.

- Всю жизнь за чью-то спину прятаться не станешь; каждый, в конечном счёте, получает не больше того, что заслуживает.

- Оставим заслуги - они чаще бывают по разнарядке, а не по уму. Время покажет, у кого их наберётся больше...

- Думай, как знаешь, - зажмурив левый глаз, Егор поднял рюмку с коньяком и посмотрел через неё на размытое, уродливое изображение Чижевского. - А служить пока что нам всё равно придётся вместе. От этого никуда не уйдёшь.

- Ты опять прав. Уйти трудно, так как пешком далековато будет, Эдуард себе на уме усмехнулся, - а вот уехать очень даже можно - это удобнее.

Егор знал, на что намекал Чижевский. Вопрос о его поступлении в академию считался делом решённым, и ему, по всей вероятности, оставалось лишь дожидаться официального вызова. Непрядов не испытывал зависти к своему однокашнику, скорее даже обрадовался, что скоро их дороги вновь разойдутся надолго, если не навсегда. Постоянные стычки обоим не сулили ничего хорошего. Да и Лерочка всё же пугала его своей не угаснувшей страстью. Невозможно было предугадать, что ещё могло бы взбрести ей в голову и как бы потом удалось оправдаться, что он в этом не виноват.

Лерочка так и не появилась из своей комнаты, точно присутствие в доме гостей её нисколько не занимало и ни к чему не обязывало. Непрядов понял, что настал самый подходящий момент уйти отсюда незамеченным. Он уже предвкушал благодатное тепло, полный покой и крепкий сон в своей комнате Оксана Филипповна всегда протапливала заодно и его печь.

На улице по-прежнему в полном безветрии стоял крепкий мороз. Брачной фатой покоились на склонах сопок снега. Всё так же величаво и немо полыхали в полнеба живые сполохи огня. Только на этот раз они восходили от горизонта нежным зеленовато-голубым светом, напоминая уже не гвардейскую ленту, а лёгкую газовую вуаль, в которой он последний раз видел Катю на арене. Аппарат раскручивал её в лучах прожекторов, и она стремительно прочерчивала под куполом круги, изящно изгибаясь и держа в руках трепетное голубое пламя истончённой материи.

В застоявшейся тишине громко похрустывал снег и жеманились под ногами гибкие плашки мостков. Непрядов шёл по ним и хотелось идти вечность, - лишь бы однажды добраться да сполохов и окунуться в них, обретя во вселенной собственное бессмертие и способность делать людей счастливыми. Ведь говорят же, что в новогоднюю ночь нет ничего невозможного: ещё один шаг и... свершится мечта. Так вот же они, сполохи - совсем рядом, а может, и в тебе самом отражается их свет, если надеешься и веришь в невозможное...

32

Долгожданно и коротко в Заполярье дуновение лета. Оно приходит на край континента как вздох облегчения после тяжкого сна. Вот и нынешнее подкралось из прогретых глубин России избытком материнского тепла и света, вызволив из оттаявшей земли робкую зелень травы, распушив листьями кудрявые головы рахитичных берёз и подмолодив на крутолобых скалах чубы рыжеватых мхов. Само небо растворилось в прибрежных озёрах и в буйной россыпи наливавшейся соком голубики. Веселее кричали горластые чайки, норовя подцепить зазевавшуюся пикшу или поживиться у борта плавбазы хлебной коркой. Майва-губа проснулась и похорошела, будто юная царевна после роковых чар злой колдуньи-зимы.

В хорошую погоду, чтобы хоть немного отвлечься от корабельных забот, любил Егор забираться на вершину сопки. Он сидел на прогретом солнцем валуне, наслаждаясь тишиной и покоем. О чём только не передумал, оставаясь наедине со своими мыслями. В Укромовке его также охватывало ощущение простора, от которого в восторге замирало сердце. Но там окружье горизонта казалось более близким и замкнутым, стиснутым кромкой дремучих лесов. Здесь же от прибрежных скал начинался ничем не ограниченный океанский простор. Где-то в отдалении небо и земля стушёвывались, как бы взаимопроникая друг в друга, и возникало странное чувство какой-то внеземной, космической субстанции, когда осознаёшь себя частью вселенной. С непостижимой силой чудесного ясновидения здесь разом представлялась вся Укромовка: от древней звонницы на высоком холме и до посл