— Она понимала, что делает?
— Точнее, что мы делаем? Конечно, понимала. Она понимала, что мы помогаем другим стать такой, как она. Ей, конечно, было непонятно, почему они после выключения не возвращаются обратно, но это не имело значения. Она все равно согласилась.
— Для меня это имеет значение.
— Отнюдь. Никто не придет тебя спасать. Я убью и тебя, и мальчика, а потом мы прикончим твоего бродячего кота с тюленем. Не волнуйся, я расскажу твоему сеньору, что ты умерла как герой. Так печально. Выживем только мы с Эйприл и будем ужасно горевать… но работу свою продолжим. — Она огляделась по сторонам. — Да где же она? Эйприл! — От стен отразилось эхо ее крика. — Вот глупая девчонка.
Я понимала, что подмога не придет, и мне оставалось только тянуть время.
— Я только одно не понимаю, как ты убила Питера. Генераторы были…
— Кнопки аварийной сигнализации можно использовать в разных целях. — Улыбка Гордан стала шире. — Эйприл его подключила, я нажала на кнопку и вырубила электричество. Мгновенное алиби. За мной он так доверчиво ни за что не пошел бы.
— А Джен? Она, получается, не знала, чем вы занимаетесь.
— Она рано или поздно догадалась бы. Или ты. Она собиралась рассказать тебе.
— Значит, ее ты убила, чтобы обезопасить себя. Почему не так, как остальных? Разве то, что ты ее искромсала, не повредило данные?
Гордан сузила глаза.
— Ты мне пытаешься зубы заговаривать? Это ничего тебе не даст. Все кончено. Вы оба — часть проекта, хотите вы того или нет.
— Ты права, все кончено. Они все ушли навсегда. Ты убила их.
Она убивала тех, кто разделял ее мечту, кто помог бы достичь цели, если бы Гордан была терпеливее. Никому из них не нужно было умирать — вообще никому и никогда нельзя умирать за такое — но вряд ли безумие даст ей это увидеть. Она зашла слишком далеко.
Встряхнув головой, Гордан зарычала:
— Ты не понимаешь! Мы старались спасти их! Я собиралась их всех спасти!
— Ты знала, что этот процесс приводит к смерти. После Барбары ты уже должна была это знать.
Она мерила меня злобным взглядом, который вновь наполнялся безумием.
— Ты для них ничто, ты это понимаешь? — выкрикнула она. — Ничто… проклятье, да меньше, чем ничто. У людей есть огонь и железо, а у подменышей? У нас ни того, ни другого… ни силы. Мы для них орудия. И у тебя хватает наглости удивляться, почему я их убила? Я бы еще поняла, если бы он это спросил. — Рукой, в которой был зажат пистолет, она указала на Квентина, и на один ужасный момент я испугалась, что она выстрелит. — Но от тебя я подобного не ожидала.
— Я не понимаю.
Я лгала, но она вряд ли различит ложь — я хорошо умею скрывать такие вещи. Она балансировала на грани рассудка, и я боялась, что если это равновесие нарушится, то она заберет Квентина с собой во тьму. Я не могла позволить этому случиться. Необходимо было отвлечь ее.
— Внутри кристалла мы все были бы одинаковыми! Больше не было бы ни границ, ни различий! Мы все могли бы быть теми, кем нам предназначено стать!
— Неподвижными. Мертвыми. Не меняющимися. — Я покачала головой, не заботясь о том, какую чушь несу. У нее пистолет, а Квентин без сознания; я должна защищать нас обоих, и слова на данный момент — мое единственное оружие. — Это не жизнь. Это просто программирование.
— Это лучший шанс, какой есть у фейри — у всех нас. Тебе чистокровки так промыли мозги своей ложью, что ты уже не видишь правды? Ты забыла, как они тебя называют? — Ее голос стал выше, пронзительнее, в нем послышались издевательские нотки. Боль была ее собственной, а издевательство — заимствованным. — Полукровка. Нечистокровка. Дворняга. Ты забыла, как они раз за разом ранят тебя, и им при этом плевать?
В ее глазах блестели слезы, она была слишком увлечена своей тирадой, чтобы их прятать.
— Я никогда не забуду, кто я есть, — ответила я мягко. — Но я умею прощать.
— Ты принадлежишь им как вещь! Ты одна из их псов! Чистокровки отдают приказ — и ты идешь его выполнять. И, отправляясь на смерть, еще и нянчишься с их детками! — Она рассмеялась. — Мы все знаем — узнали, когда выясняли, как не дать тебе все разрушить. Сильвестр показывает пальцем, и ты бежишь. Собачонка. Тупая дворняжка.
Она старалась причинить мне боль этими словами, но меня словами ранить сложно. Все это я слышала и раньше.
— Я принадлежу ему, а он — мне. Хорошо это или плохо, но мы все принадлежим нашим семьям. Поэтому не убиваем друг друга. — Между нами было всего несколько футов. Если разговор продолжит ее отвлекать, у меня может получиться. — Если я чей-то пес, то потому, что хочу им быть, ведь эти люди моя семья.
— Тогда почему они не остались со мной? — Гордан держала пистолет уже не так крепко. Истерика мешала ей сосредоточиться. Это не сделает ее менее опасной — наоборот, вполне может обернуться так, что будет еще хуже. Безумие непредсказуемо. — Если вот что такое — семья, тогда почему моя не осталась со мной?!
— Я не знаю, Гордан. Если бы знала, то сказала бы.
— Они не слушали! — Гордан затерялась в своей собственной боли, наши с ней миры окончательно перестали пересекаться. — Они никогда не слушали! Ни моя мать, ни Барбара, никто! Они были чистокровные, а я нет, недостаточно хороша для них, чтобы прислушиваться ко мне! Глупцы!
— Почему они тебя не слушали? — спросила я, едва заметно продвигаясь вперед. Еще немного, и я смогу до нее дотянуться.
Гордан не замечала.
— Они думали, что раз они чистокровки, то во всем разбираются лучше меня, — горько произнесла она. — Что бы мы ни делали, сколько пользы бы ни приносили народу фейри, они никогда не признают нас. Ты-то это должна понимать. Это не моя вина, что папа от нас ушел. Это не моя вина, что я родилась такой, какая есть. Тогда почему они обвиняют в этом меня?
Забытый пистолет повис в ее руках. Лучшего шанса мне могло не представиться. Если начать действовать сейчас, то, может быть, я сумею столкнуть Гордан с края раньше, чем она выстрелит в Квентина, пусть даже меня при этом застрелить она успеет. То, что он попал в эту передрягу, с самого начала моя вина. Я обязана пойти на что угодно, но вытащить его отсюда живым.
Бросившись вперед, я выхватила у Гордан пистолет. Однако это движение развернуло нас обеих так, что теперь уже она стояла спиной к стене, а мне хватило бы одного маленького толчка, чтобы полететь вниз, к Эллиоту.
Завопив, Гордан ударила меня ладонью по щеке.
— Сука! Как ты не понимаешь? С тобой они поступают точно так же! — Ее ярость была почти физически ощутима, а в воздухе плескался запах горящей нефти — запах магии Гордан. Неудивительно, что я не сумела проследить заклинание, взорвавшее мою машину. — Они никогда не позволят тебе стать чем-то большим, чем домашний зверек! Ты их собака, тупая, нечистокровная собака!
— Мне плевать, — сказала я. — Я себе нравлюсь такой, какая я есть.
Я нарочно провоцировала ее с целью отвлечь, и, кажется, это действовало. В сторону Квентина она не смотрела совершенно.
Гордан бросилась на меня, и я отпрянула, ударившись левым локтем о перила. Руку прошила боль, да так, что я вскрикнула.
— Когда ты перестанешь быть им нужной, они убьют тебя точно так же, как всех остальных! — На этот раз я не успела увернуться, когда Гордан сделала еще один рывок, и ее руки сомкнулись у меня на горле. Она сдавила их, крича: — Они убивают все, к чему прикасаются! Все!
Я молотила по ней кулаками, внезапно осознав, насколько сейчас бесполезен пистолет в моей руке. Не было возможности ни прицелиться, ни сосредоточиться, и я не знала, взведен ли затвор; если я сейчас попытаюсь выстрелить, то могу снести собственную голову. Я не могла даже сориентироваться, чтобы ударить Гордан по затылку ее же оружием, хотя это было бы здорово. Пришлось взамен впечатать ей коленом в живот. К сожалению, желаемого эффекта это не возымело: хватка на моем горле только усилилась.
— Неужели тебе всегда было все равно? — спросила она с вновь обретенным спокойствием. Она понимала, что побеждает. — Хотя ты знала, что ничтожнее их, что твоя смерть их не огорчит? Всегда найдется другой подменыш. Ты ничего не стоишь.
Перед глазами, затуманивая зрение, мелькали черные пятна, а кулаки били все слабее и слабее. Удушье очень похоже на ощущения утопающего. Не рекомендую ни то, ни другое. Собрав последние силы, я прошептала:
— Кто бы… говорил.
Это лишь сильнее ее разозлило. Она убрала одну руку с моего горла и снова отвесила пощечину. Меня это не волновало — я была слишком занята тем, чтобы наполнить воздухом горящие от боли легкие.
— Знаешь, почему на самом деле я разделалась с ней таким способом? — спросила Гордан. — Я не создавала для нее бэкап, вот почему. Даже если другие вернутся, то она уж точно ушла навсегда, чего бы вы, умники, ни делали. Ну, каково это для вас, псов? Каково, я спрашиваю? Мы уничтожили одного из хозяев псарни!
— Но только одного… — прошептала я.
— Не важно. Я буду убивать столько, сколько потребуется. — Она вновь ударила меня по щеке так, что моя голова мотнулась в сторону. — Почему ты, а не я? Почему они хотят тебя? Моя кровь чище твоей! Почему ты их комнатная собачка, а меня держат в конуре? Почему?
— Я не знаю, — сказала я. Ее руки снова сжали мне горло, и черные пятна прихлынули обратно.
— Ненавижу тебя! — завопила Гордан. Я, обвиснув на ее руках, закрыла глаза и приготовилась к смерти.
Снова открыть глаза меня заставил звук трескающегося дерева. Гордан ослабила хватку и развернулась в сторону, откуда он донесся. За ее спиной стояла Эйприл, держа двумя руками остатки складного стула. Я впервые видела ее настолько полно материализованной, и лицо ее уже не было, как прежде, бледной копией человеческой мимики. Взгляд ее был глубоким, усталым и очень настоящим.