– Она пригодна не только для питья, но и для умывания.
Ратник побагровел от ярости, но сделал над собой усилие и ухмыльнулся.
– Думаешь, эта тайна сделает меня счастливым?
Рамон мягко улыбнулся и качнул головой.
– Лучше. Она сделает тебя чистым.
Стрельцы, слышавшие это, засмеялись. Впрочем, смех этот длился недолго. Ратники выглядели совершенно измотанными. Яловые сапоги и охотничьи чирки с длинными голенищами они скинули, а мокрые портянки развешали на прутах-вешалах вкруг разведенного костра.
Где-то далеко прокаркал ворон. Один из ратников насторожился и тихо проговорил:
– Не к добру это. Ворон – птица злая.
– Дурак ты, Куныр, – сказал ему, позевывая, другой. – И про ворона ничего не ведаешь.
– А ты, что ли, ведаешь?
– Конечно. И ты должон ведать. Это знание нам от предков передается. – Ратник вздохнул. – Да только нынче мало кто к ним прислушивается.
– К кому? – спросил кто-то из растянувшихся на траве стрельцов.
– Да к предкам. Все бегаем, суетимся. Думаем, что самые умные. А только предки наши во сто крат умнее нас были. Вот и про ворона вы ничего не знаете. А промеж тем ворон – птица Земного Огня.
– Это почему же? – поинтересовался кто-то из стрельцов.
– Потому что черная. Все черные птицы помогают человеку. И глухарь, и дятел. Глухарь живет на пожарищах и собирает души погорельцев, чтобы унести их в Уграй.
– А дятел?
– А дятел долбит в деревьях дыры, чтобы спрятать туда души померших детишек.
– От кого спрятать?
– Ясно от кого. От гончих бога Велеса.
Некоторое время ратники молчали, прислушиваясь к звукам вечернего леса. Потом один из них заявил:
– Я про такое слышал. Только врешь ты, Скуратка. Это не наша вера, а вера лесных людей из восточных лесов.
– Вера наших предков не отличалась от их веры, – сухо возразил Скуратка. – Вот скажи мне, Бутый, ты когда медведя губишь, душу его пленишь?
– Конечно. Коли медведю нос не отрезать и душу его не пленить, душа эта во сне к тебе придет и насмерть задерет.
– Верно. А ведь лесной народ поступает так же.
Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь далеким карканьем ворона и шорохом листьев.
– А я люблю рыбу, – совершенно невпопад проговорил рыжеволосый, конопатый ратник, лежащий у костра с травинкой во рту. – Весной и осенью, коли воевода даст увольнение, всегда у реки промышляю. Бью стрелами щук и налимов, которые жмутся к берегу. Иной день по полтора пуда настрелять получается.
Ратник Бутый усмехнулся и спросил:
– И к чему ты это сказал?
– Так, ни к чему. Просто вспомнилось.
– Вспомнилось ему, – проворчал ратник Куныр. – Разбередил душу… Я в детстве тоже с батей рыбачить любил. Видел бы ты, каких мы сомов из Большой Лозарки вытягивали. По четыре пуда весом!
– Это ты, братец, врешь, – возразил Скуратка. – В Большой Лозарке отродясь таких сомов не бывало.
– Это у тебя не бывало. А у нас с батей бывало.
– Чего это вы раскудахтались, как хлебопашцы на торжке? – сердито проговорил самый хмурый и молчаливый из ратников. – Лучше о другом подумайте. Вокруг кровь, смрад, а наш Первоход и в ус не дует. А мечом своим машет так бойко, будто он у него не из хуралуга, а из берестяного прутика.
– Верно говоришь, друг, – согласился Бутый. – А знаешь, почему его кличут Первоходом?
– Знаю. Считается, что он первым пришел в Гиблое место. Однако это не так.
– Что значит «не так»?
– А то и значит. Люди ходили в Гиблое место задолго до Первохода. И уж тем более задолго до нонешних ходоков.
Ратники посмотрели на хмурого товарища недоверчиво.
– А ты-то почем знаешь? – спросил его один.
Хмурый чуть прищурил зеленые глаза и ответил:
– Знаю. Мне прабабка рассказывала, когда еще я был мальчонкой. Долго жила моя прабабка на свете.
Ратники притихли, с любопытством глядя на хмурого и ожидая услышать интересную историю. Но хмурый замолчал и уставился на огонь. Наконец один из стрелков, сутулый и длиннорукий, как горбун, не выдержал.
– Чего томишь? Рассказывай уже.
Хмурый прищурил зеленые глаза, пригладил ладонью курчавую бороду и только после этого заговорил снова:
– В нашем роду все живут долго. У моей прабабки тоже была прабабка. И она рассказывала ей про прежних храбрых воинов, которые ходили в Гиблое место. И не шебуршились по окраинам, соскребая с берегов Лызьвы бурую пыль, а ходили в самое сердце Гиблого места.
Ратник перевел дух и продолжил:
– Тогда еще их не звали ходоками. Да и было их всего трое. Прабабка говорила, что явились они к тогдашнему владыке нашей земли откуда-то с запада. Наших предков тогда частенько пощипывали степняки и варяги. Выжигали деревни дотла, и управы на них не было никакой.
Но три пришлых воина, по мудрости и силе своей, стали советниками тогдашнего владыки. Они научили его, как победить степняков, и оказали отпор варягам, когда те высадились со своих кораблей. Прабабка рассказывала, что пришлые богатыри выступили против двухсот варягов, даже не надев броню.
– Втроем? – удивленно спросил кто-то.
– Втроем, – кивнул хмурый.
– И как? Нешто победили варягов?
Хмурый ратник усмехнулся.
– Победили. Так быстро, что те не успели вытянуть из ножен мечи.
– Как же они их одолели?
– Про то тоже есть своя история. Говорят, что прежде, чем победить варягов, три богатыря поймали в Гиблом месте огнедышащего крылатого змея, который убил тысячу человек, и приручили его. И когда варяги пристали к берегу, крылатый змей спустился с неба, дохнул огнем – и испепелил варягов на месте.
Несколько секунд ратники молчали, ошеломленные рассказом. Потом один из них, черноволосый, угрюмый, сплюнул на траву и с досадой произнес:
– Трепло ты, Боеглав.
– А я уж поверил, – проговорил ратник Куныр. – Надо было сразу догадаться, что ты брешешь.
– Но это правда, – пожал плечами хмурый Боеглав.
– Ты эту сказочку детям на торжке расскажи, – сердито высказался Скуратка. – Глядишь, и поверят.
– Не хотите – не верьте. А только был змей. И огнем дышал.
– Угу. Огнем дышал, а медом мочился. Знавал я много врунов, но таких, как ты, не видывал.
– Слышь, Боеглав, – окликнул рассказчика конопатый стрелец. – А как звали тех трех богатырей?
– Известно как. Добрыня, Галеб и Борис.
Ратники заухмылялись.
– Вы чего? – удивленно спросил их Боеглав.
– А того, что сказками про Добрыню, Галеба и Бориса завален нынче весь Сходный мост. И с картинками, и без – на любой вкус и за любую цену.
– Вот как? – Боеглав нахмурился. – Я про то не ведал.
– Точно не ведал. Коли б ведал – не стал бы нам врать.
Ратники тихо засмеялись.
– Вот неверующие, – в сердцах проговорил Боеглав. – Да говорю же: правда это. Прабабка моей прабабки была девкой красивой и любилась с одним из тех богатырей. И после страстных любовных утех под шерстяным одеялом он ей много чего интересного понарассказывал.
Ратники снова заухмылялись.
– Верно, много, – сказал Скуратка. – Может, ты нам перескажешь? Мы послушаем.
– Пересказал бы, – хмуро проговорил Боеглав. – Коли бы поменьше зубоскалили. А так – не расскажу.
Боеглав сомкнул губы и сердито уставился на огонь.
– Боеглав, а Боеглав, – окликнул его один из стрельцов. – А я ведь тоже огнем дышать умею. Хочешь покажу? – Не дожидаясь ответа, он повернулся к Скурату задом, задрал подол рубахи и шумно пукнул.
Ратники захохотали. Боеглав матюкнулся, встал на ноги и отошел на другую сторону костра. Улегшись на траву, он закинул руки за голову и прикрыл глаза. Ратники, между тем, продолжали переговариваться.
– Не пойму я этих варягов и степняков, – мерно прозвучал один голос. – Отчего в них столько жестокости?
– Боги их жестоки, вот отчего, – ответил ему другой. – Наши боги людских жертв не приемлют. Только овощи, плоды да питную сурью, на травах забродившую. Ежели птиц и зверей – так и то редко.
– Коляду подкрепляем ягненком, – подтвердил третий голос. – А также во время русалий и в Ярилин день.
– Верно, – согласился первый. – А варяги да степняки дают богам жертву иную и страшную – живых человеков. Кормят своих идолов кровью.
– Мой двоюродный дед принес себя в жертву во время двухлетнего голода, – возразил третий.
– Так то по собственной воле, дабы сельчанам своим помочь. Коли сам себя в жертву богам отдать хочешь, так никто тебе перечить не смеет.
– Верно говоришь, – вмешался четвертый голос. – Сам Род принес себя в жертву для того, чтобы появился мир. Для того, чтобы Дажьбог Сварожич взял себе в жены Живу и произвел на свет Орея, от которого все славянские роды свой счет ведут.
Несколько секунд ратники молчали, потом кто-то сказал:
– Варяги – злыдни. Они нашего Перуна кличут Перкуном.
– Как? Как? Пердкуном?
– Ну!
Ратники тихо засмеялись.
– А я слышал, что приморские скифы тоже на жертвенных костровищах людей губят… – вновь заговорил кто-то.
У костра было тепло. Боеглав слушал своих товарищей, и веки его тяжелели от подступающего сна.
– И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов… – слышал он как бы сквозь вату. – Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов и утопили их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим…
Глаза Боеглава окончательно сомкнулись, и он уснул, улыбаясь во сне от ощущения тепла и покоя.
Глава четвертая
1
Под утро ударили первые заморозки. Листья с тихим треском отламывались от веток и падали на людей. Глеб уже не спал, а лишь дремал, прислушиваясь к шелестящему предрассветному полумраку. Пора было поднимать людей, но Глеб решил дать им еще немного отдохнуть.