– Эти твари – что-то вроде нелегальных мигрантов, пересекающих границы в трюмах кораблей. «Трюмы» – черные яйца. «Корабли» – белые твари, которых мы называем Призрачными всадниками. Понимаешь, о чем я?
– Кажется, да. – Рамон обдумал слова Глеба и сказал: – Предположим, ты прав. Но как мы сможем их остановить?
– Так же, как любую контрабанду. Обратимся к пограничникам. Укажем им на канал нелегальной доставки. А остальное они сделают сами.
– Они? – приподнял бровь Рамон.
Глеб, дымя сигаретой, кивнул:
– Угу. Те, чей долг – охранять адские врата.
– Ты говоришь о падших богах? – пробасил за спиной у Глеба воевода Бранимир.
Глеб обернулся и недовольно посмотрел на воеводу.
– Ты слышал наш разговор, Бранимир?
– Слышал, – кивнул тот.
– И что ты об этом думаешь?
– Что я думаю?.. – Бранимир сунул пальцы за широкий пояс, посмотрел на Глеба сверху вниз и сказал: – Твои слова заставляют мое сердце цепенеть от ужаса, ходок. Однако они кажутся мне разумными. Но скажи: где нам отыскать этих «пограничников»?
– Мы найдем врата, ведущие в Иноземье, и переступим границу. Думаю, когда мы это сделаем, «пограничники» сами найдут нас. – Глеб вынул изо рта окурок, посмотрел на него и небрежно отшвырнул в траву. – Нам пора выдвигаться, ребята. Бранимир, буди своих вояк и вели им собирать сумки.
Лес был невыносимо, противоестественно мрачен, словно боги Гиблого места готовили для странников нечто настолько страшное, что ужасались сами и безотчетно сгущали и без того мрачные декорации, чтобы отпугнуть непрошеных гостей, заставить их повернуть назад.
Лица ратников были под стать этому лесу – такие же мрачные, угрюмые. Шагая по зловеще похрустывающему валежнику, они с опаской поглядывали по сторонам. Лица их были бледны, а за хмурыми взглядами скрывался страх.
Глеб и сам чувствовал себя неважно. Перед глазами у него стояла отвратительная тварь, похожая на скользкую куклу со сморщенным человеческим личиком, которую он раздавил каблуком. Тварь, которая когда-то была человеком, потом угодила в ад и по прошествии двух лет пожелала вернуться на землю в своем прежнем обличье.
«Интересно, – мрачно размышлял Глеб, – те белые крылатые чудовища – это просто безмозглые насекомые, разносящие смерть, как заразу? Или эти твари обладают разумом и отдают себе отчет в том, что делают?»
Глеб припомнил голову Призрачного всадника, похожую на обглоданный череп, его глаза – черные, пустые, без единого проблеска чувства или мысли. Припомнил и передернул плечами.
А может, эти мотыльки-переростки – ангелы смерти? Мрачные жнецы, собирающие свой скорбный урожай? Те самые, которых люди изображают на картинках в виде старух с острыми косами, закутанных в темные плащи и с черепами вместо голов?
Додумать эту жутковатую мысль до конца Глеб не успел. До его чуткого, обостренного опасностью слуха донесся легкий шорох, который явно произвело живое существо.
Первоход поднял руку в предостерегающем жесте и остановился, тщательно вслушиваясь в звуки сумеречного леса. Ему снова почудился легкий шорох – словно под мягкой звериной лапой шелохнулась сухая трава.
Глеб, продолжая вслушиваться, положил руку на торчащий из-за плеча приклад ольстры. И тут шорох раздался совсем рядом. Глеб молниеносно выхватил из кобуры ольстру, направил ее на ближайший куст можжевельника и нажал на спуск.
Громыхнувший выстрел гулким эхом прокатился по лесу. Из куста можжевельника, ломая ветки, вывалилась волосатая туша. Ткнувшись мордой в траву, оборотень затих.
– Дьявол! – хрипло выдохнул Глеб. – Это газары-оборотни! Они нас догнали!
Стрельцы, уже успевшие достать свои мушкеты, испуганно и напряженно оглядывались по сторонам, но, не будучи такими чуткими, как Первоход, они не слышали, не видели и не чувствовали опасности.
Рамон, сжимая в руках кинжалы, хмуро вглядывался в сумрак леса, но, похоже, тоже нечего не видел.
– Прости, Первоход, – сказал он. – Это все из-за меня.
Глеб, чьи зоркие глаза уже заметили четырех оборотней, прячущихся в кустах и за деревьями, отчеканил в ответ:
– Никогда не мог понять, Рамон, как неистовый богомолец соседствует в твоей душе с неутомимым бабником?
Толмач, окидывая взглядом деревья и кусты и готовясь отразить внезапную атаку, шепотом вымолвил:
– Сам не знаю. Возможно, в каждой женщине мне видится отблеск красоты Пресвятой Девы Марии.
– Где же они? – спросил воевода. – Где твои оборотни, ходок?
– Пригнись! – выкрикнул Глеб.
Бранимир быстро пригнул массивную голову, и пуля, выпущенная Глебом, осой прожужжала у него над макушкой. Вопль раненого оборотня слился с грохотом выстрела.
Глеб одним прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от корчащегося на траве черного чудовища, и приставил дуло ольстры к его безобразной ушастой голове.
– Нет, русич… – сипло пролаял зверь. – Не убивай…
– Скажи своим приятелям, чтобы не высовывались из-за деревьев! – рявкнул Глеб. – Сунутся – прострелю тебе башку!
Оборотень хмуро взглянул на Глеба своими желтыми волчьими глазами и глухо пролаял:
– Алтук… послал нас… помочь…
– Помочь?
– Да… Он обещал.
Глеб, продолжая держать оборотня на прицеле, скользнул взглядом по деревьям и кустам и крикнул:
– Эй, газары! Я знаю, зачем вы пришли! Выходите, но только медленно! Попробуете напасть, отстрелю яйца! Рамон, переведи им!
Толмач шагнул вперед и громко повторил слова Глеба на газарском языке, добавив кое-что и от себя.
Зашуршали кусты, и взглядам странников предстали восемь чудовищ, все рослые, со вздыбленными холками, с пылающими яростью глазами и с боевыми топорами в огромных, когтистых руках-лапах.
– Видишь! – пролаял оборотень, которого держал на прицеле Глеб. – Они не нападут.
Глеб сдвинул брови и сухо проговорил, обращаясь к оборотням-газарам:
– Мы разрешим вам пойти с нами, но не подходите к нам слишком близко!
Черный оборотень, раненный Глебом, мотнул ушастой головой и что-то негромко приказал своим товарищам рыкающим голосом. Вся стая тотчас развернулась и бесшумно скрылась за деревьями.
Глеб отвел дуло ольстры от головы черного вожака.
– Ступай к ним и не показывайся мне на глаза, – отчеканил Первоход. – До тех пор, пока не разрешу.
Оборотень вскочил на ноги и, не желая больше искушать судьбу, прихрамывая, затрусил к деревьям.
Когда и он скрылся из вида, воевода Бранимир опустил меч и проворчал:
– Послал же Сварог провожатых… – Затем взглянул на Глеба и спросил: – Что ты об этом думаешь, Первоход?
– Думаю, что эти лохматые парни нам не помешают. Впереди Моревские рудники. Не знаю, как сейчас, но три года назад они кишели волколаками.
– Ты прав, – согласился Бранимир. – У меня осталось всего пять воинов, и я не хочу скормить их темным тварям. Пусть лучше эти гады жрут друг друга.
4
Местность пошла посветлее и поприятнее. Вокруг шумели на ветру кусты, на орешнике щебетали и свистели птицы, в недалекой речке плескалась рыба. Можно было подумать, что путешественники снова вышли из гиблой чащобы к меже.
Странники слегка воспрянули духом. Стрельцы чувствовали себя увереннее от того, что где-то рядом были оборотни-защитники. Газары, конечно, тоже темные твари, но, по крайней мере, изъясняются по-человечьи. А значит, и о цене человеческой жизни разумение имеют.
Рамон долго шел позади и о чем-то негромко переговаривался со стрельцами. Должно быть, рассказывал им о Гиблом месте. Или учил, как выжить в этом жутком, обманчиво безопасном лесу. Потом нагнал Глеба и пошел рядом.
– Как думаешь, Первоход, удастся нам найти «волшебного упыря»? – спросил он.
– Волшебный упырь… – повторил Глеб и усмехнулся. – Никогда не слышал ничего глупее. Хотя как еще назвать тварь, способную отворять врата в иное измерение? – Первоход вздохнул и проговорил усталым голосом: – Не знаю, что тебе и сказать, Рамон. Голица утверждала, будто я сразу пойму, что это он. Но стоит ли верить безумной вещунье?
– Раньше Голица никогда не ошибалась, не так ли? – осторожно вопросил толмач.
Глеб усмехнулся.
– Верно. Но раньше ее не бросали в темницу и не насиловали.
– Если ты не уверен в правоте ее слов… – Толмач покосился на ратников и воеводу Бранимира, шагающих позади, снова перевел взгляд на Глеба и договорил, понизив голос: – Почему ты ведешь этих парней на Кишеньский жальник? Почему не бросил их в паре верст от межи?
– Мне нужен амулет Сорни-Най, – так же тихо ответил Глеб.
Рамон несколько секунд молчал, задумчиво хмуря брови, потом медленно покачал головой и сказал:
– Нет. Причина не в этом.
Глеб посмотрел на друга холодным, насмешливым взглядом.
– Думаешь, ты знаешь меня лучше, чем я сам?
– Может быть, и так. Не каждый способен заглянуть в собственную душу. Свиток ее темен и мрачен, а письмена неразборчивы и почти неразличимы. Я думаю, тебя привела сюда гордыня, Глеб. А еще – ненависть и мстительность. Каждое вторжение темных тварей в Хлынь-град ты воспринимаешь как личную обиду. Не знаю, в чем тут дело. Быть может, в том, что ты пытался стать Демиургом и все еще воспринимаешь Хлынь-град как творение собственных рук.
– А ты, оказывается, психолог. – Глеб прищурился. – Хорошо, убедил: когда снова займу княжий трон, переименую Хлынь в Глебоград или в Глебобург. А лучше назову его Орел. Кажется, города с таким названием на Руси еще нет?
Глеб хотел еще что-то добавить, но вдруг тряхнул рукой и, зашипев от боли, выдохнул:
– А, черт!
– Что случилось? – насторожился Рамон.
– Да ничего. Порезался о ветку. – Первоход скривился и снова тряхнул оцарапанной ладонью. Алые капли крови веером легли на траву. – Угораздило же!
Рамон достал из кармана платок и протянул Глебу:
– На, перетяни.
Глеб взял платок и дважды обернул его вокруг ладони.
– Спасибо, толмач. – Затем обернулся и окинул взглядом дерево со скрюченными ветвями, усыпанными шипами. – Странное дерево. Никогда прежде не встречал такого. Уж не ядовитые ли у него шипы? Эй, поосторожней там! – крикнул он ратникам. – Держитесь подальше от этого дерева!