– И не говорите, Василий Петрович, – как бы невпопад и оттого смешно ответил Мезерницкий.
– И куда поедете, опять в Крым? – спросил Граков. Мезерницкий с едким юмором посмотрел на Гракова, одновременно не отказывая себе в пироге с капустой. Так с набитым ртом и ответил:
– Как же, в Крым, у меня же там гражданская жена… Оттуда в Турцию, из Турции в Париж, оттуда в Москву и снова на Соловки… Так и буду по кругу, – и запил всё это чаем.
Моисей Соломонович беззвучно смеялся на слова Мезерницкого, Артёму тоже было смешно. Зато Василий Петрович совсем не улыбался.
– А всё-таки куда соберёшься, милый? – спросил владычка Иоанн.
– А в Москву, куда же, – спокойно ответил Мезерницкий.
– Какую Москву, бегите в деревню, а то опять за манишку и в конверт, – сказал владычка Иоанн и даже показал рукой, как Мезерницкого схватят за манишку. Тут уже все засмеялись, даже Осип, которому смех был вообще несвойственен: речь прозвучала из уст владычки крайне неожиданная и оттого ещё более трогательная.
– Вылечили вашу хворь, владычка? – спросил спустя минутку Артём у батюшки Иоанна.
Все уже были распаренные и понемногу наедались. Самый крепкий аппетит оказался у Моисея Соломоновича и Осипа, который был сегодня неразговорчив – видимо, предпочитал одного внимательного собеседника сразу нескольким шумным.
– Нет, милый, – ответил владычка, – Зиновия выписали. А мне только разрешают погулять на свежем воздухе – размять колено. Вот я к вам и завернул по приглашению Василия Петровича, – и кивнул Василию Петровичу.
Открылась дверь, и Артёму пришлось ещё раз удивиться – на этот раз Бурцеву.
“С другой стороны, он же тут был – отчего бы ему не зайти, – сказал себе Артём, спокойно глядя на Бурцева. – Тут никто не в курсе твоих с ним проблем”.
Бурцев разом измерил взором всех гостей – тем особым образом, который даёт возможность ни с кем отдельно не соприкоснуться глазами.
– У вас тут… аншлаг, – сказал он.
Бурцеву места действительно не было, но, кажется, Мезерницкого это нисколько не расстроило.
Владычка Иоанн порывался подняться, а Моисей Соломонович – вообще выйти из-за стола, захватив, правда, с собою две конфеты, но Мезерницкий встал напротив Бурцева так, чтоб остановить любое движение за своей спиной.
– Давно тебя не было, брат, – сказал Мезерницкий, и Артём сразу почувствовал в его обращении нечто почти уже дерзкое, словно тот захмелел от чая. – Всё в делах?
Бурцев прямо посмотрел на Мезерницого и ничего не ответил.
– Говорят, у тебя теперь новая должность. И, как я догадываюсь, ты пришёл с визитом, дабы я разделил твою радость, – сказал Мезерницкий.
– Мне предложили перейти в Информационно-следовательский отдел, – спокойно ответил Бурцев.
Он вёл себя очень достойно.
– Как ты растёшь, – сказал Мезерницкий. – Скоро Эйхманиса сменишь, если с такой скоростью…
Бурцев ещё раз посмотрел на своего теперь уже бывшего товарища и ответил:
– Я не клоун, Мезерницкий.
Только когда Бурцев вышел, Артём догадался, о чём был этот диалог.
Клоуном сотрудник администрации Бурцев назвал музыканта духового оркестра Мезерницкого.
– Давайте-ка я сам, – сказал Борис Лукьянович Артёму. Артём с удовольствием снял перчатки в виде рукавиц и варежек – настоящие, как вчера пообещал Эйхманис, должны были доставить на ближайшем пароходе из Кеми.
– Чемпион Одессы, – кивнул Борис Лукьянович, когда нового кандидата в спортсекцию привели под конвоем.
Артём ничего не ответил, чтоб не выдать словом своих печальных опасений. По озадаченному виду Бориса Лукьяновича было понятно, что одесская школа – это не шутка.
Лоб и нос, плечи и руки – всё выдавало в этом парне состоявшегося боксёра. Когда он снял свой замусоленный пиджак, стало совсем неприятно: мышцы его напоминали те мокрые и десять раз перекрученные рубахи, которые Артём когда-то выжимал вместе с матерью.
К тому же парень был взбешён тем, что его вытащили из роты. Ни с кем соревноваться он желания не испытывал. Но и сдаваться тоже, похоже, не собирался.
На Бориса Лукьяновича поглядывал с неприязнью. На Артёма вообще не смотрел.
Поединок начался так стремительно, что, казалось, вот-вот и закончится.
Борис Лукьянович, до сих пор смотревшийся как самое идеальное среди всех спортсменов сочетание скорости и силы, теперь выглядел мясисто, медленно и озадаченно.
Одесский чемпион бил сразу и со всех сторон, словно у него было шесть рук, и каждая оспаривала право быть самой быстрой и дерзкой.
Через минуту, к удивлению Артёма, Борис Лукьянович начал немного раздражаться, но поделать всё равно ничего не мог: достаточно было и того, что он до сих пор не упал, хотя один глаз у него уже заплыл и ухо пылало, как поджаренное.
Вообще, ничего не мешало ему сказать: спасибо, голубчик, мы вас берём, – но Борис Лукьянович, похоже, немного потерял рассудок от частых зуботычин.
Чемпион дышал через нос – и самое дыхание его было злое, раздражённое, жаждущее унижения соперника.
– Здесь нет канатов, – бросил он с презрением. – Не соизволите ли соблюдать хотя бы видимость квадрата? Я не бегун, чтоб вас догонять.
Донельзя обиженный этими словами, Борис Лукьянович кинулся на чемпиона – и через мгновение лежал поверженный и распахнувшийся настежь всеми руками и ногами.
Артём присел возле, похлопал по щеке, позвал – слава богу, тот начал выплывать, постепенно осознавая смысл предметов, звуки, цвета, причину нахождения Артёма рядом.
Через минуту он сел, придерживая себя за виски кулаками.
Чемпион, сняв рукавицы с варежками, с необычайной брезгливостью побросал их прямо на землю, встал спиной к Борису Лукьяновичу, натянул свой пиджак и красиво засунул руки в карманы.
Борис Лукьянович жестом попросил у Артёма очки – так, словно без очков не умел разговаривать.
– Отлично работаете, – сказал он громко. – Вынужден ходатайствовать о переводе вас в спортсекцию.
– Мне отвратительна вся ваша показуха, – сказал чемпион.
– Вы отказываетесь? – спросил Борис Лукьянович. Чемпион некоторое время молчал.
Борис Лукьянович успел за это время подняться, не отказавшись от помощи подавшего руку Артёма.
– Мне всё равно, – сказал чемпион.
– Вот и договорились, – равнодушно бросил Борис Лукьянович и ушёл в спортивную, уже под крышей, казарму. Махнул Артёму: идёмте, мол, на пару слов.
– Артём, вы ему не противник, – сказал Борис Лукьянович просто. – Во-первых, он тяжелей вас… Но дело, конечно, не только в этом… Вам надо искать противника по вашей силе и вашей подготовке. А то получится быстрое и бесславное избиение. Соответственно, нужен противник и для него.
Артём молчал и слушал: а что было сказать?
– И, кажется, тут есть ему пара, – спокойно продолжал Борис Лукьянович, иногда чуть морщась от боли в голове. – К нам прибыл один британский шпион. Я по его посадке уже определил: может…
– А если мне не найдут пары? – наконец решился спросить Артём.
– Лучше тогда оставить вас при спортсекции как тренера и моего помощника, – ответил Борис Лукьянович и, взглянув на Артёма, добавил: – В роту не пойдёте пока, не переживайте. Впрочем, вы сами понимаете – это всё ненадолго.
– Тут ненадолго, там ненадолго – а срок он тоже, знаете, не навсегда, – ответил очень довольный Артём.
Ему никогда не нужно было многого для радости.
Борис Лукьянович всё пытался получше пристроить очки – будто лицо у него несколько изменило форму, вследствие чего очки стали и малы, и ещё как-то, что ли, угловаты.
– Думаю, надо тогда в ИСО идти, – сказал он, трогая поочерёдно нос и ухо, – запросите там, кого они ещё могут нам предложить. Фамилию шпиона я вам сейчас запишу, всё время забываю…
Артём шёл в кремль и чувствовал, какое у него превосходное настроение.
Разбирать его на составляющие не было никакой необходимости. Когда так много мирской мерзости клубится вокруг – только и остаётся, что нести ласковую улыбку поперёк лица.
“…Вот я сам иду к Галине… – думал Артём словно бы в полудрёме; денёк был тёплый, пригожий, солнце – разнеженное, комары – медленные, – …иду к Галине, и что-то там будет… а по дороге меня может встретить Ксива с ножом… и Жабра с кольём… и Шафербеков с костылём… а я иду себе… Я себе иду”.
На посту в ИСО сидел всё тот же морячок с наглой мордой и чёрными зубами.
Артём вдруг понял, что не знает ни фамилии, ни должности Галины.
Раздумывать было некогда, поэтому он так и сказал:
– Мне к Галине.
– Её нет, – ответил моряк и встал, чтоб перекурить на улице. Шёл прямо на Артёма – стоять на пути не имела смысла, и Артём волей-неволей поспешил на воздух. Морячок всё равно его подтолкнул, просто из вредности и хамства.
“Как бы хорошо было развернуться и зазвездить ему в зубы”, – подумал Артём без обиды.
И чтоб окончательно себя ублажить, неожиданно решил: “А я в библиотеку пойду! И никто и не заметит, что нет меня…” За всё время своего срока Артём ещё ни разу не был в библиотеке и пребывал в уверенности, что туда так просто не попасть.
Но нет, никто его не остановил.
Он прошёл в читальный зал – там сидели то ли лагерники, то ли вольнонаёмные, листали журналы, на Артёма никакого внимания. Всё было так обыденно – и поэтому удивительно.
Артём подошёл к заведующему библиотекой – судя по внешнему виду, священнику.
– Добрый день, молодой человек, – сказал он. – Что желаете? Вы, как я понимаю, ещё не записаны здесь?
– Нет, я впервые, – тихо ответил Артём, даже поёживаясь от удовольствия.
– Какая рота?
Артёма быстро оформили и завели на него отдельный формуляр.
– Мне бы стихов, – сказал Артём так, словно просил конфет.
– Чьих? – спросил его библиотекарь.
– А любых, – всё тем же счастливым шёпотом ответил Артём.
Ему и принесли – несколько рваных книжиц: Некрасов, Надсон, том из собрания Брюсова, стопку “Красной Нови”, ещё что-то с разнокалиберными буквами, то сидящими, то стоящими друг у друга на головах.