Белов кивнул, сосредоточенно слушая мужчину.
– Сначала куда-то пропал младший сын. Причем забили тревогу не его родные, а с его работы. Власовы отнекивались – он, дескать, на заработки подался, в Санкт-Петербург, а то и в Москву. А потом что-то с женой Власова произошло.
– Ее звали Ксенией? – спросил Андрей.
– Да. Мне кто-то сказал, что она оставила все имущество мужу с сыном и ушла из дома. В чем была – в халате и тапочках.
В мозгу Андрея пронеслось воспоминание, что именно в таком виде к нему в дом накануне Нового года заявилась Ксения, и непроизвольно поежился.
– Насколько я знаю, дело по розыску их сына так и заглохло, и его никто не искал. Потом съехал второй сын, тот самый маньяк, о котором ты только что говорил. Юрий Власов остался один. Жил так, что никто о нем не вспоминал, пока он не перестал оплачивать счета за свет, газ и прочее. Тогда-то мне и поступила заявка проверить все на месте. Кто-то из местных мне потом сказал, что часто слышал скулеж и вой на территории дома, а также человеческие крики. В общем, я поехал. Понятые, слесарь, все такое – сам знаешь.
Неожиданно Андрей увидел, как на одеяло Сорокина забрался крупный таракан. Мерзко поводя усиками, он неторопливо шествовал по складкам одеяла. Андрей потянулся, чтобы сбросить насекомое, но, к его изумлению, Сорокин внезапно издал визгливый вопль:
– Не трогай его! Ты не у себя дома!
Белов замер, не веря своим ушам.
Дмитрий закашлялся и, с трудом подняв левую руку, протянул растопыренные высохшие пальцы к таракану. Тот будто ждал этого и мгновенно забрался на ладонь, а Сорокин выдавил усмешку:
– Не думай, что я псих, Андрей. В этих стенах тараканы и мыши – наши лучшие друзья, поверь. Этого пацана зовут Витя. Мы с ним давно дружим.
Таракан неподвижно сидел на блеклой, как у куклы, ладони бывшего полицейского, и Андрей почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Ему невыносимо захотелось наружу, но он понимал, что должен выслушать историю до конца.
– Я сейчас опущу его на пол, и если ты его раздавишь, я пошлю тебя на хер, – спокойно произнес Сорокин. – Ты слышал меня?
– Я не буду трогать ваших питомцев, – пообещал адвокат, пока мужчина опускал трясущуюся руку на пол. Таракан Витя с торжественным видом засеменил под кровать.
– Не смотри на меня так, – хрипло приказал Дмитрий. – Полежишь тут с мое – с клопами взасос целоваться будешь. Понял?!
– Дмитрий, никаких проблем, все это меня не касается. Продолжайте, я вас внимательно слушаю, – сказал Андрей. – Что было дальше?
– Мы вскрыли замок, – немного успокоившись, продолжил Сорокин. – При этом я обратил внимание, что почтовый ящик забит под завязку – его как минимум месяц никто не открывал. На участке мы нашли мертвого пса – он был на цепи и, судя по всему, умер от голода. Слесарь открыл дверь, мы вошли внутрь.
Андрей обратил внимание, что пальцы Дмитрия судорожно сжимаются и разжимаются, как легкие, испытывающие недостаток воздуха.
– Все было в такой грязи, словно там не убирались несколько лет, – облизав губы, сказал бывший участковый. – Пыль была везде – на полу, на перилах, на стенах, она даже кружила в воздухе. Ступеньки и пол тоже были в пыли, даже наша обувь оставляла следы. Чувствуешь, к чему я клоню?
– По дому давно никто не передвигался? – предположил адвокат.
– Именно. Мне показалось, что тут жили как минимум лет двадцать назад, но все отлично знали, что еще совсем недавно в этом доме обитала семья из четырех человек, – проговорил Сорокин. Ритм сжатия и разжатия его сморщенных пальцев участился. На лице мужчины выступил пот, стало подергиваться веко. – Мы нашли его на втором этаже, – выдавил он, продолжая комкать простыню. – И то совершенно случайно. Мы обыскали все, и тут я случайно потянул на себя дверцу шкафа, что в спальне. Она не поддалась, и я рванул изо всех сил.
Судорожно сглотнув, бывший участковый продолжил:
– В шкафу сидел тот самый Власов‑старший, скрюченный, почерневший. Он не сгнил, а просто высох. Превратился в мумию, знаешь, как фараоны в Древнем Египте? Дело в том, что все окна в доме были закрыты наглухо, и воздух все время оставался сухим. Но знаешь, что меня больше всего поразило? Он прибил изнутри ручку и держался за нее, – сказал Дмитрий, снова облизывая пересохшие губы. – А еще поставил щеколду. И пока я дергал, кисть не выдержала и оторвалась. Так она и висела на ручке, а из нее какая-то труха сыпалась. Хорошо, что щеколда была кое-как привинчена, видать, силы у мужика были не те, а то бы так его никто и не нашел…
Пальцы Сорокина снова сжались с такой силой, что на костяшках проступили белые пятна.
– Кроме этого, было еще много странного. Во-первых, вещей в шкафу не было, точнее нет, вещи были, но не те, которые ДОЛЖНЫ находиться в шкафу. Ни пиджаков, ни брюк, ни курток и прочего барахла. Зато там были остатки какой-то еды, пустая пластиковая бутылка и дерьмо. Был еще фонарик с севшими батарейками. Теперь понял, Андрей? Этот Власов жил в шкафу, и одному только богу известно, сколько времени! И он поставил щеколду, прибил ручку, и держался за нее, как за поручень в трамвае. Кстати, он также насверлил дырок вверху, что-то типа вентиляции. ВСЕ ВЫГЛЯДЕЛО ТАК, СЛОВНО ОН БОЯЛСЯ, ЧТО ЕГО КТО-ТО НАЙДЕТ.
Лицо Дмитрия вдруг стало серым, глаза запали еще больше.
– Было еще кое-что, парень, – сказал он, глядя прямо в глаза Андрею. Тот с трудом выдержал взгляд – это было все равно что смотреть в ствол нацеленного на тебя пистолета. – Его лицо. Несмотря на трупные изменения, у Власова была такая физиономия, какая бывает у человека, когда его что-то чрезвычайно напугало.
Сорокин всхлипнул и разжал пальцы.
– Его оскал до сих пор снится мне, – заговорил он после паузы, вновь облизывая губы. – Чертов старик, прости меня, Господи, но это продолжается уже столько лет! Патологоанатом мне сказал, что Власов был здоров как бык и умер от внезапной остановки сердца.
– Вы разговаривали после этого с его сыном или Ксенией? – задал вопрос Белов.
– С сыном – нет, а вот Ксения ко мне часто заглядывала, – с усилием выговорил Дмитрий. – Особенно… впрочем, сейчас это уже неважно.
– Что неважно? – спросил Андрей.
– В тот же вечер все и произошло, – инвалид уставился в стенку. – Мою жизнь будто поделили пополам – до и после этого проклятого дома. И Ксения считает, что в этом виноват я сам.
– Так что же все-таки случилось?
Сорокин повернул к адвокату свое измученное лицо, его глаза лихорадочно блестели.
– Мы давно собирались повесить новую люстру в гостиной. Я взял стремянку и полез наверх. Я соблюдал все меры безопасности, но меня ударило током. Упав на спину, я сломал позвоночник… Налей мне еще воды.
Мигом осушив поднесенный адвокатом стакан, мужчина тоскливо сказал:
– С этого дня я никто. Так, подобие человека, тень. Даже у растения жизнь и то интереснее. Жена от меня ушла, дочь почти не навещает. На работе вообще забыли, кто я такой. А ведь мне всего тридцать восемь, Андрей. У меня никого нет. Поэтому я придумываю себе друзей.
– Тараканов? – не удержался Белов и засмеялся мрачным смехом.
– А что? Насекомые тоже божьи твари, – даже не смутившись, ответил Сорокин.
– Так почему Ксения уверена, что вы в чем-то виновны?
– Ты не поймешь этого, – ответил бывший полицейский и отвернулся. – Я и так рассказал тебе больше, чем нужно.
– Хорошо, – сказал Андрей, чувствуя некоторую неловкость. – Огромное вам спасибо, Дмитрий. До свидания.
Он положил на тумбочку свою визитку и уже собирался выйти, как инвалид его окликнул:
– Так зачем ты все-таки приходил?
– А вы бы не пришли, зная, что продавец вашего дома – маньяк? – резковато поинтересовался Белов.
– У тебя проблемы? Да? – едва слышно спросил Сорокин. – Я вижу по твоим глазам.
– Всего доброго, – бросил Андрей.
– Найди Ксению, – крикнул ему вслед Дмитрий. – Она раскроет тебе глаза!
Но последние слова растворились в спертом воздухе – адвокат уже торопливо сбегал по ступенькам вниз, мечтая скорее оказаться на чистом воздухе.
* * *
В провонявшей затхлостью комнате воцарилась тягостная пауза. Дядя Боря, шаркая, почти вплотную приблизился к Сергею, который застыл на стуле как каменное изваяние.
– Что же ты наделал, гнида?! – прошипел он, но в голосе старого уголовника чувствовалось скорее не ярость, а недоумение и растерянность. В заплывших от постоянных попоек глазах промелькнуло жуткое понимание, и его лицо исказилось.
– Я… правильный вор, который всегда жил по понятиям… и я третий день помогаю какому-то «петуху», которого трахали всей хатой?! Ты что со мной сделал, сучара ты подзаборная? Как мне теперь пацанам в глаза смотреть?!
Сергей словно в тумане слышал сбивчивую речь дяди Бори – в какой-то степени он ожидал, что правда рано или поздно всплывет. И раз уж его тайна перестала быть тайной, вариантов не оставалось. Если еще пару минут назад у него была надежда, что конфликта можно было избежать, то сейчас, глядя в змеиные глаза Дюши, на его мерзкую, ухмыляющуюся физиономию, он понял, что назад пути нет. Перед ним словно как в кино в доли секунды промелькнули события последнего месяца – ненавистная вонь в бараке, его «соседки» Вика с Галей, эти два навозных червяка, загаженный «дальняк»… Недавно зажившая рука, словно разделяя эти воспоминания, запульсировала болью. Нет, он лучше сдохнет, чем допустит повтора всего этого кошмара.
– Оглохла, что ли? – издевательски полюбопытствовал Дюша и тоже шагнул вперед. – За свои делишки нужно уметь держать ответ. И на зоне, и на воле. Или ты думала, что на свободе отмоешься и станешь другой, Света?!
Он посмотрел на дядю Борю и цокнул языком:
– Извиняй, но ты законы знаешь. Я теперь с тобой за один стол не сяду.
– Убью падлу! – захрипел уголовник и потянулся скрюченными пальцами к шее Сергея.
Тот действовал молниеносно, и в первый момент дядя Боря даже ничего не понял. Он ошеломленно смотрел на Сергея, кося глаза на рукоятку ножа, лезвие которого почти полностью погрузилось ему в шею.