В случае с Карагинским заливом роль перевалочного пункта играл поселок Оссора – местный административный центр. По камчатским меркам это довольно большое селение – около 2000 жителей, имеющее регулярное сообщение с городом по воздуху и по морю. Самолет нам не подходил – во-первых, дорого, во-вторых, груз все равно нужно отправлять морем, а подгадать так, чтобы прилететь прямо к приходу судна, в условиях камчатской действительности почти невозможно. Кроме того, у нас была надежда, что капитан согласится высадить нас без захода в Оссору прямо на острове, что сэкономило бы массу времени, сил и денег.
Бурдин, поначалу смотревший на все это с долей здорового скептицизма, в итоге все-таки заразился нашим энтузиазмом и даже сам решил отправиться с нами. Правда, сразу поехать он не смог и собирался догнать нас через пару недель. Александр Михайлович всегда гордился своими обширными связями, и в Оссоре у него тоже оказался знакомый – сокурсник по Кировскому охотоведческому Василий Пермяков, работавший в местном рыбнадзоре. В телефонном разговоре Пермяков выразил готовность встретить нас, найти жилье и место для хранения оборудования и договориться насчет заброски на остров. Впрочем, мы искренне надеялись, что все это не понадобится, поскольку уже договорились с капитаном идущего в Оссору ПТР (приемно-транспортного рефрижератора), что он выгрузит нас прямо на острове.
Пэтээр – небольшое суденышко, бо́льшую часть которого занимают трюмы с грузом. Часть груза едет на палубе, причем на Камчатке пэтээры нередко нагружают так, что ватерлиния уходит на метр-полтора под воду. Изначально они предназначались для перегрузки и перевозки рыбной продукции с судна на судно или на берег при работе больших рыболовецких флотилий, но с приходом на Дальний Восток постсоветской разрухи на какое-то время пэтээры стали едва ли не главным морским транспортом. Из города на них везли по поселкам продукты, автомобили и что угодно еще (однажды даже пришлось видеть на верхнем мостике овцу и пару тонн сена в придачу). В обратный рейс они загружались икрой и рыбой, а по случаю и цветметом. За верткость и предприимчивость команд, а также за способность самостоятельно загрузиться и разгрузиться пэтээры на Камчатке прозвали «воровайками». Пассажиров на такие суда официально брать запрещалось, так как не было условий для их перевозки – достаточного количества спасательных средств, а зачастую и просто спальных мест. Но летать самолетом – дорогое удовольствие с непредсказуемым результатом, поэтому многие старались добраться на грузовых судах нелегальными пассажирами.
Лишних кают на судне не оказалось, так что нам предложили ехать в кают-компании – комнатушке размером с кухню, бо́льшую часть которой занимал стол на шесть – восемь человек. За этим столом нам предстояло провести ближайшие три дня, за исключением тех моментов, когда у команды был завтрак, обед, полдник или ужин, – на это время нам приходилось выбираться наружу и торчать наверху, прячась от холодного ветра за рубку. Ночью двое из нас – Женя Лазарева и Саша Волков – спали на скамьях, каждая из которых была чуть поуже и покороче полки в плацкарте, а двое других (мы с Иваном Федутиным) – на полу под дверями кают стармеха и старпома, открывавшихся прямо в кают-кампанию. Вахта стармеха приходилась как раз на ночь, так что он постоянно спотыкался о наши сонные тела и путался тапочками в спальниках.
Но хуже всего был телевизор. Свободные от вахты члены экипажа приходили в кают-кампанию посмотреть какое-нибудь кино и поиграть в нарды. Выбор фильмов у них был небогатый и подобранный под вкус аудитории, поэтому целыми днями нам приходилось смотреть жесткое рубилово пополам с сюрреалистическим трэшем.
Отдельного упоминания заслуживает устройство гальюна. Я не знаю, кто проектировал суда типа ПТР и из каких соображений он решил сделать вход в гальюн снаружи. Возможно, он заботился о том, чтобы запах не проникал в жилые помещения. Но в результате при любой мало-мальской волне поход в гальюн превращался в настоящее приключение. Волна жизнерадостно хлестала в шпигаты и заливала страждущего в лучшем случае по колено, а нередко и целиком.
Уже на второй день пути стало ясно, что к Карагинскому мы подойдем ночью. Ждать ради нас утра никто, естественно, не собирался. Посовещавшись, мы решили все-таки попробовать выгрузиться в темноте, так как идти в Оссору никому не хотелось.
На третий день мы прошли мыс Озерной, и на горизонте показался остров Карагинский. Ближе к вечеру нас позвали на мостик – вахтенные заметили впереди несколько китов. Это оказались горбачи, но мы никак не рассчитывали на такую встречу, и все наши фотоаппараты были тщательно упакованы и заложены в груду барахла, распиханного в щелях между контейнерами на палубе. Проявив чудеса акробатики, Женя все-таки умудрилась достать фотоаппарат и успела отснять хвост одного из китов. Мы посчитали это добрым предзнаменованием. И ошиблись.
На закате начал подниматься ветер, крепнувший по мере приближения к острову. Мы сидели в кают-компании, с тревогой ощущая усиливающуюся качку. Когда глубокой ночью судно подошло к перешейку, на который планировалась высадка, стало ясно, что ничего не выйдет. Ветер разыгрался не на шутку, вдоль бортов катились частые острые волны с пенистыми гребнями. В такую погоду даже простой выход на лодке был бы опасным мероприятием, а уж о разгрузке и вовсе не могло быть и речи.
Следующее утро мы встретили на пирсе поселка Оссора. Ветер продолжал задувать, небо затянуло плотными облаками, а окружающие постройки выглядели угрюмо и негостеприимно. Мы стали звонить Василию Пермякову. Мобильный оказался недоступен, а по домашнему жена объяснила, что он уехал на охоту и вернется, возможно, завтра. Или послезавтра.
Делать было нечего – мы пошли в Оссору искать альтернативные выходы из ситуации. В поселке была гостиница, но цены в ней оказались слишком высоки для нашего экспедиционного бюджета, к тому же это не решало проблему, куда девать оборудование, продукты и бочки с бензином.
Мы решили зайти к жене Пермякова, чтобы объяснить ей ситуацию и спросить, нельзя ли воспользоваться их гаражом в качестве склада. Она встретила нас вежливо и сочувственно и даже напоила чаем с бутербродами, но видно было, что мы и наши проблемы ей сейчас совершенно неинтересны. И все-таки именно она нашла для нас выход из ситуации. В попытке решить вопрос со складом она позвонила человеку со странным именем Аттила. Выяснилось, что склад есть, и вскоре на большом кузовном джипе подъехал сам Аттила. Он быстро и деловито организовал разгрузку нашего барахла и на взявшемся неизвестно откуда тракторе отвез его в большой полупустой ангар. Когда погрузка-разгрузка была закончена, Аттила спросил, где мы остановились.
– Нигде, – честно ответили мы и рассказали свою печальную историю.
Аттила окинул нас внимательным взглядом, быстро переговорил с кем-то по телефону и кивнул в сторону джипа:
– Поехали. Будете жить у нас.
Оказалось, что он не местный житель, а рыбинспектор из Петропавловска, вдвоем с напарником командированный на лето в поселок для надзора за рыбным промыслом. Их история покорения Оссоры началась так же бесславно, как и наша. Сойдя с самолета и сравнив командировочные с ценами на гостиницу и еду, они поняли, что попали. Но ребята не растерялись и быстро взяли в оборот местных рыбопромышленников, выбив себе квартиру и бесплатную кормежку на рыбзаводе. Квартира была двухкомнатной – в одной комнате жили Аттила со вторым инспектором Сергеем и телевизором, а в другой предложили разместиться нам. Когда мы спросили о владельцах квартиры, ребята то ли в шутку, то ли всерьез ответили, что хозяйку забрали в рабство. Что это значит, мы на всякий случай решили не выяснять.
Наши гостеприимные хозяева представляли собой колоритнейшую парочку российских госслужащих – венгр и кореец, они постоянно подшучивали над происхождением друг друга и спорили, кто из них более русский. Когда они не разъезжали на своем джипе по округе в поисках нарушителей, то бо́льшую часть времени смотрели телевизор. Особой популярностью пользовался телесериал «Ко мне, Мухтар!», который они смотрели уже в третий раз и выучили наизусть. Во время просмотра Аттила и Сергей язвительно комментировали действия персонажей и наперегонки с теми озвучивали реплики и диалоги.
Немного освоившись и разобравшись, что к чему, мы стали искать способы заброски на Карагинский. Эта часть наших приключений больше всего напоминала компьютерную игру-квест, когда в незнакомом городе неизвестным способом нужно найти человека, который поможет достичь желаемой цели. Декорации, на фоне которых разворачивался наш квест, придавали всему действу особый колорит. Оссора удивительным образом сочетает в себе провинциальную безблагодатность среднерусской глубинки с казенной эстетикой северных поселений бывшего СССР и беспощадной практичностью рыболовецкого порта. Частные домики с кружевными занавесками в стиле колхозной деревни соседствуют с уродливыми сооружениями из силикатного кирпича и многочисленными складами, ангарами и помещениями для обработки рыбы, в изобилии пересыпанными скелетами давно умершей и ржавеющей на ветру техники – от деталей сельскохозяйственных машин до рыболовных сейнеров. Дополняют пейзаж меланхоличные коровы, пасущиеся в сквере с остатками советских скульптур, и бесчисленные джипы разных марок, мастей и степеней сохранности, одинаково заляпанные грязью в результате передвижения по тому, что за неимением лучшего здесь принято считать дорогами.
В поисках человека, который позволит нам перейти на следующий уровень нашего квеста, мы пообщались с вернувшимся с охоты и протрезвевшим Пермяковым, с другим местным рыбинспектором, с несколькими рыбаками и даже с корреспондентом местной газеты. Все они высказывали сомнения в реалистичности нашей затеи, и единственный разумный совет, который они смогли нам дать, – обратиться к главе села Карага Валерию Анатольевичу Кудашову, у которого на острове летом живут жена и дети. Аттила и Сергей, взявшиеся помочь решать наши идиотские проблемы, отвезли нас в Карагу на своем джипе.