К этому моменту в Канаде и США для целей охраны и управления давно уже выделяли рыбоядных резидентов и плотоядных транзитников как разные единицы запаса. Более того, даже отдельные популяции одного экотипа – например, северные и южные резиденты – учитывались по-разному. По сравнению с этим российский подход выглядел пережитком каменного века, но что с этим делать, было не очень понятно: специалисты рыбохозяйственных институтов не интересовались нашим мнением на этот счет и успешно игнорировали все наши попытки повлиять на процесс оценки ОДУ.
В 2010 году группа зарубежных исследователей опубликовала статью, в которой сравнивались полные геномы митохондриальной ДНК косаток со всего мира. Анализ показал, что тихоокеанские транзитники – наиболее отличающаяся от других группа косаток и резиденты более родственны североатлантическим и антарктическим косаткам, чем транзитникам. Время расхождения между транзитниками и остальными косатками в той статье оценили в 700 000 лет, но после некоторых уточнений в следующей публикации этот срок уменьшился примерно до 300 000 лет – что, впрочем, тоже немало. На основании найденных различий авторы предложили считать транзитников отдельным видом.
В том же году произошло еще одно важное событие – работающие на Утришский дельфинарий ловцы белух на острове Чкалова в западной части Охотского моря случайно поймали косатку. Разрешения на отлов у них не было, они даже не запрашивали квоты на этот вид, но во время отлова белух мимо, совсем близко от берега, шла группа косаток, и они решили попробовать. В итоге одну молодую косатку удалось обметать сетью. Ее перевезли в морской вольер и стали думать, что делать дальше и как бы задним числом оформить разрешение. Но пока думали, косатка умерла, и ловцы объявили, что она уплыла во время шторма, сорвавшего сети вольера.
Стало ясно, что новая волна отловов не за горами. В отличие от рыбоядных косаток Восточной Камчатки, которые остерегаются мелководий, в западной части Охотского моря плотоядные косатки постоянно ходят вдоль берега на глубине меньше 10 метров, и их можно обметать сетью, не опасаясь, что они под нее поднырнут. Кроме того, ловить у берега намного дешевле, так как это можно делать с помощью небольших лодок и катамаранов, не арендуя крупное дорогостоящее судно.
В свете всего этого проблема обоснования ОДУ заиграла новыми красками. На прибрежных мелководьях западной части Охотского моря в наиболее доступных для отлова местах встречаются только плотоядные косатки, а оценку ОДУ проводили по всему Охотскому морю, не делая различий между рыбоядными и плотоядными. Даже с точки зрения российских законов это было неправильно – закон предписывает при оценке ОДУ учитывать биологические особенности вида, а разделение на две нескрещивающиеся формы – это, безусловно, крайне важная биологическая особенность. Если выловить всех плотоядных косаток, популяция не сможет восстановиться за счет притока более многочисленных рыбоядных, поэтому их нужно рассматривать как отдельную единицу запаса. Такие аргументы готовили мы, чтобы представить специалистам ВНИРО. О том, что ловить этих умных и социальных животных – абсолютное зло с этической точки зрения, мы говорить не собирались. Для ВНИРО косатки – это просто большие рыбы, а, чтобы добиться какого-то компромисса, с оппонентом нужно говорить на его языке.
Начать диалог с ВНИРО нам удалось благодаря нашей старой знакомой Надежде Зименко. Ее муж Илья Шевченко несколько лет участвовал в наших экспедициях, а дочка Маша писала под моим руководством диплом по командорским горбачам, героически разобрав фотографии и идентифицировав несколько сотен животных с горбачиного нашествия лета 2010 года. Сама Надежда Павловна как раз работала во ВНИРО, в лаборатории, никак не связанной с морскими млекопитающими, но ей удалось договориться об организации семинара, на котором у меня был шанс изложить нашу точку зрения.
Семинар состоялся в начале декабря 2010 года, и публика на нем подобралась довольно разношерстная. Председательствовал тогдашний директор ВНИРО А. Н. Макоедов. Я рассказала о рыбоядных и плотоядных косатках, о том, что они не скрещиваются, и о новых генетических данных, согласно которым их предлагают разделить на разные виды. После доклада было много вопросов из зала, в том числе и довольно дельных, в частности о генетических доказательствах репродуктивной изоляции между экотипами. Но вот сам директор меня разочаровал. Я попыталась объяснить суть моих претензий на понятном ему языке:
– Ну вот вы же, когда обосновываете ОДУ на какое-то локальное стадо рыб, сначала оцениваете его численность отдельно от других, скорость прироста, другие параметры…
– Вы так думаете? – удивленно спросил директор и снисходительно усмехнулся моей наивности.
В самом конце семинара со своего места в зале поднялся Александр Иванович Болтнев – заведующий лабораторией морских млекопитающих, которая как раз и занимается обоснованием ОДУ косаток. Вопросов он задавать не стал, но высказался в том смысле, что это все глупости, а рыбоядные и плотоядные косатки не разные популяции, а разные возрастные стадии: в молодости косатки питаются рыбой, а к старости переходят на котиков и тюленей, и «не стоит серьезно относиться к работам иностранных коллег – у них очень низкий уровень». Честно говоря, от такого выступления я просто растерялась: я раньше близко не сталкивалась с Болтневым и не ожидала, что в современной российской науке могут быть такие люди. В итоге резолюцией семинара стало «принять к сведению и ничего не делать». Но это было лишь начало большой войны.
В августе 2012 года в Сахалинском заливе в западной части Охотского моря была поймана первая российская косатка, пережившая первичную адаптацию к неволе. Ее отловила бригада, нанятая ООО «Сочинский дельфинарий» – одной из многочисленных фирм из сети компаний, которые Мухаметов называл рейдерами, забравшими у него существенную часть имущества Утришского дельфинария. К тому времени эта фирма уже плотно вошла в бизнес по отлову и продаже за границу охотоморских белух.
Про отлов 2012 года ходило много разных слухов. Никаких независимых инспекторов на отлове не присутствовало, так как к тому времени функции контроля от Росрыболовства перешли к пограничникам, а тем было некогда заниматься такой ерундой. В результате ловцы могли делать что хотели и не несли за это никакой ответственности. По цепочке через знакомых знакомых до нас дошла информация о том, что во время отлова одна или две косатки погибли. Но стоило нам выложить эту информацию на сайт, «Сочинский дельфинарий» тут же пригрозил подать на нас в суд. Так как никаких доказательств у нас не было, информацию пришлось убрать.
Отловленную молодую косатку поместили во временный бассейн, сооруженный на берегу залива Рейнеке. Там она пробыла шесть суток, ожидая прибытия вертолета, который отвез ее в Приморье на базу ООО «Белый кит» (еще одна фирма из той же сети) в бухте Средней возле поселка Ливадия. Раньше эта база, состоявшая из нескольких плавучих вольеров, принадлежала ТИНРО (Тихоокеанское отделение ВНИРО) и в 2000-х годах располагалась в черте Владивостока, прямо на набережной. Потом базу переместили в Среднюю, и каким-то образом часть ее постепенно отошла частным фирмам, которые использовали ее так же, как и ТИНРО, – для передержки белух перед продажей в Китай.
Когда информация об отлове разошлась, в России, как и раньше, никто ею не заинтересовался, а вот за рубежом она вызвала сильный резонанс. Кто-то из зарубежных активистов назвал косатку Нарнией, и это имя приклеилось к ней так прочно, что даже владельцы в итоге стали ее так называть. Иностранные активисты стали распространять в интернете петицию под заголовком “Free Narnia” с требованием выпустить пленницу на свободу.
В это время тренеры пытались заставить Нарнию есть. Пойманные косатки часто отказываются от еды, а в этом случае ситуация еще осложнялась тем, что Нарния – плотоядная косатка и рыба, которую ей предлагали, была для нее неестественным кормом. Похожую ситуацию описал Эрих Хойт в своей книге «Косатка – кит, которого называют убийцей» (Orca: the whale called killer): в 1970-х годах в Британской Колумбии отловили группу плотоядных косаток и пытались кормить их рыбой, в результате чего животные больше двух месяцев ничего не ели.
Еще во время передержки в заливе Рейнеке Нарнии предлагали и живую, и мертвую рыбу, но она отказывалась и от той и от другой. Та же история продолжилась и на базе в Средней. Обеспокоенные здоровьем дорогостоящей пленницы, тренеры попытались накормить ее насильно, приподняв на сетке – так называемом «ложном дне» – к поверхности воды. Однако Нарния оказалась слишком крупной и сильной для подобных манипуляций, и тренеры поняли, что придется договариваться с ней по-хорошему. Тогда они направили все усилия на налаживание контакта, в том числе тактильного, постоянно поглаживая и почесывая ее. Косатки, как и другие дельфины, очень чувствительны к прикосновениям и часто трутся друг о друга в ходе дружелюбных взаимодействий. Это сработало и с человеком: постепенно Нарния стала проявлять интерес к общению с тренером. Через несколько дней косатка начала из вежливости брать рыбу, которую новый приятель так назойливо совал ей в рот, но поначалу она не особенно представляла, что делать с этим ненужным подарком: плавала с рыбой по вольеру и прятала ее на дне. Потом она стала разрывать ее на части и тут, видимо, наконец распробовала содержимое (а может быть, просто почувствовала себя лучше и проголодалась). В начале третьей недели пребывания в неволе Нарния начала есть горбушу.
Тем временем мы пытались в меру своих возможностей предотвратить новые отловы. Попытки раскрутить российскую аудиторию хоть на какую-то реакцию оказались провальными – как и в 2003 году, всем было все равно. Природоохранные организации пожимали плечами и говорили, что это не их тема: у них на повестке стояло спасение тигров, бельков и лесов. Журналисты тоже не заинтересовались этой проблемой. Единственная надежда была на научное сообщество, в котором у нас был хоть какой-то вес.