В это время Лисицын предложил мне написать «аргументированные предложения» для экологической экспертизы, подробно изложив все наши аргументы против отлова. Время шло к полевому сезону, все мысли были заняты подготовкой к экспедиции, поэтому руки у меня до этого дошли далеко не сразу, и я отослала документ в Росприроднадзор только в начале июня. Вскоре мне пришел ответ, в котором сообщалось, что экспертиза давно (и очень поспешно – всего за шесть дней!) завершена, письмо наше пришло слишком поздно и поэтому принять его во внимание эксперты не могут.
Примечательно, что ответ этот был подписан Андреем Леонидовичем Стрельниковым, с которым мы познакомились еще в 2010 году на Командорах, где он ненадолго сменил Николая Павлова на посту директора. Через пару лет Стрельникова убрали с этой должности, поставив на нее более удобную министерству кандидатуру, и Андрей Леонидович устроился работать в Росприроднадзор по Дальневосточному округу, на который весной 2018 года как раз возложили организацию экологической экспертизы по косатке.
В конце июля «Экологическая вахта Сахалина» и сахалинский клуб «Бумеранг», а также представитель инициативной группы «Друзья океана» Юлия Малыгина подали иск в суд, чтобы оспорить положительное заключение этой экспертизы. Судебный процесс длился почти полгода, и 7 декабря суд наконец признал, что экспертиза была проведена с серьезными нарушениями: материалы были посланы на экспертизу раньше установленного срока и экспертам не предоставили полный пакет документов, в том числе не хватало материалов общественных слушаний во Владивостоке. Но особенно примечательными оказались сами личности экспертов и их заключения. Среди них не было ни одного специалиста не то что по китообразным – вообще по млекопитающим, зато были знатоки клещей, пауков и искусственного разведения лососей и осетров. Заключения изобиловали опечатками, по которым было понятно, что написавший их человек пользовался преимущественно методом «копировать-вставить», но даже им владел не очень уверенно. В них встречались такие перлы: «Наибольшая концентрация косатки в Охотском море в летне-осенний период наблюдается максимальная концентрация нагула. Указывается, что материалы работ в 2015–2017 г. находятся в ценивается в 3130 особей», а также более грамматически складное, но абсурдное по смыслу: «Вылов рекомендуемых объемов должен осуществляться на акваториях, включающих в себя особо охраняемые природные территории (заповедники, заказники, памятники природы) и их охранные зоны, согласно требования действующего законодательства Российской Федерации и ведомственных подзаконных актов».
В конце июля группа волонтеров из «Друзей океана» под руководством Вячеслава Козлова отправилась в Сахалинский залив в район отлова, чтобы понаблюдать за процессом. Уже много лет до нас не доходили никакие слухи о гибнувших при отловах косатках – после утечки информации в первые пару лет ловцы так запугали членов бригад, что выяснить что-то определенное стало невозможно. Независимые инспекторы на отловах по-прежнему не присутствовали. «Друзья океана» хотели провести общественный контроль, т. е. просто посмотреть, как проходят отловы на самом деле. Я предупреждала их, что это может быть опасным мероприятием, но ребята то ли не поверили, то ли оказались достаточно смелыми, чтобы пренебречь возможной опасностью.
В первый же день экспедиции активисты подошли к базе отловщиков и запустили квадрокоптер. Отловщики выстрелили по коптеру и стали угрожать, что все дроны будут сбивать. В окрестностях базы ребята обнаружили судно с емкостями для перевозки белух и косаток, а также передвижную базу – плашкоут с катамаранами и лодками.
Пронаблюдать сам процесс отлова долго не получалось. Наконец в один из дней в середине августа волонтеры заметили группу косаток, движущуюся в сторону плашкоута. Ловцы не подозревали о присутствии наблюдателей, и ребята на лодке вышли в открытую только тогда, когда косатки уже подходили к сетям. Захваченные врасплох отловщики попытались увести наблюдателей от плашкоута: несколько катамаранов и катеров двинулось на север, в сторону лагеря волонтеров. Ребята последовали за ними, но потом заподозрили, что это отвлекающий маневр, и решили вернуться к месту отлова. Там ничего не происходило – в море косаток не наблюдалось, и контейнеры на судне были пусты.
Возвращаясь в лагерь, волонтеры заметили, как от берега отходят катамараны ловцов. В лагере ребят ждал полный разгром: все вещи разбросаны, выпотрошено буквально все – от аптечки до личных вещей, топливо из канистр слито на берег, украден спутниковый терминал и профессиональный видеоштатив. Через некоторое время к лагерю подошла лодка отловщиков. Люди в лодке требовали не снимать их: «Порежу тебе лодку, ******* [разобью] тебе мотор, домой пешком пойдешь, убери камеру». Истощив запас угроз, ловцы предложили договориться «по-хорошему»: поделиться топливом при условии, что волонтеры покинут бухту. На претензии о краже они высказали предположение о том, что это похозяйничал медведь. Они, правда, затруднились объяснить, каким образом медведь открутил крышки канистр и зачем ему понадобился спутниковый терминал.
Нейтрализовав волонтеров, которым в итоге пришлось свернуть экспедицию, отловщики продолжили свое дело. По непроверенным слухам, к середине сентября на базе передержки в бухте Средней находилось уже 15 косаток и более 70 белух. Позже в ходе следствия выяснилось, что по документам было отловлено 12 косаток, но одна из них, по словам ловцов, оказалась агрессивной и была выпущена. Проверить это было невозможно, но и до, и после этого случая погибших животных так часто выдавали за отпущенных и сбежавших, что со временем это стало эвфемизмом констатации гибели.
В конце октября природоохранная прокуратура и Следственный комитет начали проявлять интерес к проблеме косаток и белух в Средней и законности их отлова. Связано это было прежде всего с попытками получить разрешения на их вывоз в Китай, так как еще летом Генпрокуратура завела уголовное дело против компаний, которые ловили косаток в «культурно-просветительских целях», а потом продавали их за рубеж. Эта практика продолжалась много лет – из-за расплывчатости формулировок в законе было довольно трудно доказать, что такая схема нелегальна. Весной 2018 года Минсельхоз выпустил приказ, в котором очевидным образом было прописано, что пойманные в «культурно-просветительских целях» китообразные должны использоваться в этих целях именно той организацией, которая их поймала. Компании-ловцы быстренько подготовили план культурно-просветительской деятельности, приложили его к пакету документов на получение квот, и все прошло как по маслу – во всяком случае, ровно до того момента, как они попытались оформить разрешения на вывоз животных за рубеж.
Кроме того, в начале октября неожиданно выяснилось, что еще весной плотоядную косатку включили в новую редакцию Красной книги Камчатки. Это стало результатом долгой и кропотливой подрывной деятельности, которую вела на Камчатке наша коллега Татьяна Шулежко. Пока мы пытались бороться с ВНИРО в Москве, она на местных камчатских конференциях точно так же дискутировала с КамчатНИРО, не признававшим разделение косаток на экотипы. Эти дискуссии имели неожиданный эффект – так как аргументы Татьяны звучали намного более убедительно, чем контраргументы, то ей удалось включить плотоядную косатку в список кандидатов в местную Красную книгу. Список висел в открытом доступе несколько месяцев, но никто из КамчатНИРО даже не догадался в него заглянуть и опротестовать, так что в итоге он был принят. Когда информация наконец выплыла и разъяренная директор КамчатНИРО позвонила шефу Татьяны – директору Камчатского филиала Тихоокеанского института географии, тот лишь развел руками и ответил фразой, по смыслу дублирующей известную цитату из «Автостопом по галактике»: «Маршрут был выставлен для всеобщего ознакомления в местном бюро планирования и висел там девять месяцев».
Отловщики об этом, конечно, не знали, иначе не стали бы отчитываться об отлове двух косаток на Западной Камчатке. На деле, как впоследствии выяснило следствие, все косатки были пойманы в Сахалинском заливе, где у ловцов была база. Но ОДУ изначально были разбиты на разные районы Охотского моря, поэтому пришлось пойти на подлог и записать в документах, что косатки пойманы на Камчатке, – и тут-то выяснилось, что к тому моменту они уже считались там краснокнижным видом.
В начале ноября внимание на базу в Средней наконец-то обратили журналисты. Началось все с того, что местная зоозащитница Нина Зырянова попыталась сделать снимки базы, а на нее напали охранники, хотя она находилась за пределами территории и ничего не нарушала. По следам этого события «Эковахта Сахалина» выпустила пресс-релиз, где базу в Средней впервые назвали «китовой тюрьмой». Пресс-релиз широко разошелся в СМИ, и с этого момента выражение «китовая тюрьма» прочно вошло в оборот. Несколько дней спустя оператор «Вести: Приморье» снял базу сверху на коптер, и в видеосюжете зрители увидели десятки белух, напиханных в плавучие вольеры, как селедки в банки. Косаток видно не было – их вольеры скрывали «парники» из полупрозрачных листов поликарбоната, но в сети также появились фотографии косаток, сделанные с соседнего мыса сквозь проем в «парнике».
Примерно в это же время к освещению проблемы подключилось российское отделение Гринписа. Все годы, пока шел безнаказанный отлов и экспорт косаток и борьба против них казалась бесперспективной, Гринпис был занят более важными и нужными делами, но, как только сахалинцы раскрутили эту историю, подали в суд и добились общественного резонанса, у Гринписа сразу же нашлось время и желание принять в ней участие. Что характерно, освещая этот процесс на своем сайте, Гринпис ни разу не упомянул «Эковахту», даже когда писал о победах в судах, выигранных этой организацией. Сообщения об успехах кампании против «китовой тюрьмы» начинались гордой фразой «Мы победили», без уточнений, что «мы» в данном случае – это не только и не столько Гринпис, сколько целая коалиция активистов.