Катрас поднял голову, посмотрел на него и гневно махнул хвостом, клокоча от ярости. Он заговорил, со злостью сплевывая слова:
– Я думал, мы можем поговорить наедине. Нам обоим нужно многое друг другу сказать.
– Я разговариваю только с мертвыми Сквернами и других не знаю. – Лун никогда не видел владыку в гневе и никогда не видел, чтобы они показывали хоть какие-нибудь искренние чувства, не считая насмешливого презрения. То, что он смог настолько вывести Скверна из себя, вскружило ему голову, но долго наслаждаться этим ощущением не стоило.
Лун спрыгнул вниз и приземлился в нескольких шагах от Катраса. Затем он направился к владыке. Ему нужно было покончить с этим, а затем найти Нефриту и сказать ей, что беспокоиться больше не о чем.
Тогда Катрас сказал:
– Ты знал меня в Сарасейле.
Лун потрясенно замер на месте. «Это обман, – напомнил он сам себе. – Они всегда обманывают». Но он никогда никому не рассказывал о Сарасейле. В живых не осталось никого, кто бы знал, что он там был. Лун выдавил из себя:
– Это ложь. Он мертв.
– То был Лихей, кровь нашей крови. Он думал, что приведет тебя к нам, чтобы нам угодить. Но ты предал нас. – Катрас горько и с укором зашипел: – Неужели ты думал, что мы забудем?
«Лихей». Это случилось восемнадцать циклов назад, далеко-далеко, на другом конце Трех Миров. С тех пор прошло больше половины жизни Луна, но звук этого имени все равно вонзился ему в сердце, как нож. Лун замотал головой в гневе и ужасе. Он не мог поверить в происходящее; это был какой-то кошмар.
– Предал вас? Ты… Он лгал мне, говорил… Я знал, что он лжет, что он собирается убить меня.
Катрас заорал:
– Мы бы дали тебе то, чего ты так хотел! Мы бы любили тебя, дали бы тебе место среди нас!
Лун бросился на него, чтобы разорвать на части. Когда его когти почти вонзились в глотку Катраса, тот перевоплотился.
Перевоплощались Скверны не так, как раксура, – не было ни смазанности, ни иллюзии дыма или тумана. Тело Катраса будто стало жидким и перетекло в другой облик.
Он был похож на земное обличье окрыленного раксура – высокий и худой. Но его кожа была не темной и не бронзовой, а белой, как гипс, и она тускло сияла в свете звезд. Его черные волосы были длинными и тонкими, нос прямым, а глаза широко посаженными. Он был одет в темные шелковые одеяния – разодранные, они развевались на ветру. Земной облик Катраса был прекрасным, но не прекраснее облика Елеи, или Звона, или любого другого юного окрыленного. Однако что-то в его внешности притягивало Луна, влекло к нему, необъяснимо и зловеще. Эта пустая красота манила, обещая заполнить пустоту внутри.
Лун посмотрел Катрасу в глаза и понял, что, кто бы ни жил в этой оболочке, кто бы с ним сейчас ни разговаривал, его уже здесь не было. Он провел когтями по горлу Катраса.
Он вспорол плоть до самой кости, и кровь залила ему руку. Голова Катраса запрокинулась назад, и Скверн осел на землю, как пустой мешок.
Тяжело дыша, Лун попятился, пытаясь стряхнуть кровь с когтей. У него ничего не получилось.
А затем он почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял голову.
Прямо над ним на утесе сидела Нефрита.
В первый миг Лун глупо понадеялся, что она их не слышала. Затем она спрыгнула к нему на выступ, и он понял, что она все слышала и теперь убьет его. И он ей позволит.
Нефрита несколько секунд пристально смотрела на него. Их обдувал ледяной ветер, а Лун стоял, замерев от ужаса, как статуя. Он не мог прочесть выражение ее лица.
Затем Нефрита зашипела и отвернулась. Она уперлась ногой в грудь Катраса, нагнулась и вцепилась когтями ему в волосы. Резко потянув, она оторвала ему голову. Лун смотрел, как она собрала мелкие камни у основания скалы, выкопала неглубокую яму и положила в нее голову. Затем Нефрита снова засыпала яму камнями, закрыв белое лицо. Лун знал, что лучше закрыть его землей, но она вся промерзла, да и камней должно было хватить, чтобы не привлечь к телу Катраса других Сквернов.
Нефрита положила руку ему на плечо и встряхнула его. Лун вздрогнул и отшатнулся, но она лишь сказала:
– Ты меня вообще слышишь?
Он вдруг понял, что все то время, пока он смотрел на труп Катраса, она что-то говорила.
– Что?
– Мы возвращаемся в город. – Она взяла его за подбородок и повернула голову так, чтобы он смотрел ей в глаза. – Лети за мной. Ясно?
Он кивнул и, когда она взмыла со скалы в воздух, последовал за ней.
Они полетели обратно в город и, прорвавшись сквозь тьму и леденящий ветер, опустились на круглую крышу караван-сарая. Присев на каменной черепице, Нефрита жестом приказала Луну первым идти внутрь. Он сполз по стене вниз, а затем влез в окно.
Лампа внутри все еще горела, роняя теплый желтый свет на спальный коврик, смятые одеяла, их мешок, корзинку и оставшиеся от ужина горшки. Лун машинально принял земной облик. Налипший на его чешую снег мгновенно растаял, и его одежда намокла. Комната, куда не проникал леденящий ветер, должна была казаться теплой, но он ничего не чувствовал. Его ноги подкосились, и он осел на пол.
Нефрита влезла в окно и перевоплотилась в арбору. С ее гребней капала талая вода. Она подняла деревянную раму окна и одним движением с силой поставила ее на место. Затем она повернулась и села напротив Луна. С решительным выражением на лице она подалась вперед и уперлась руками в пол, растопырив когти.
– Рассказывай.
Лун посмотрел на нее, а затем судорожно набрал в грудь воздуха. Пересилив себя, он начал говорить:
– На Абассинской губе некогда был город под названием Сарасейл. Я жил там, когда в него пришли Скверны. Это было около восемнадцати циклов назад. Прежде я никогда не видел Сквернов. – Лун медленно покачал головой, пытаясь подобрать слова. – Они были оборотнями, которые умели летать.
Нефрита негромко прошипела что-то на языке раксура – Лун раньше не слышал таких слов. Затем она нетерпеливо махнула рукой:
– Понятно. Продолжай.
– Первым делом Скверны захватили цитадель в самом центре города, и земные создания бежали оттуда. Точнее, пытались. Все вокруг рушилось. Дакти и кетели убивали всех прямо на улицах, разламывали стены домов, чтобы до них добраться. Мне не хотелось верить, что я – Скверн, что я происхожу от тварей, которые на такое способны. Но я должен был узнать наверняка. – Он вдруг понял, что трясется, и потер руками о мокрую рубаху. С тех пор прошло так много времени, и теперь Луну казалось, будто он рассказывал о чем-то, что произошло с кем-то другим. Наверное, тогда он и был кем-то другим, равно как он был кем-то другим до того, как погибла Скорбь и остальные. – Я взлетел на крышу цитадели и пробрался внутрь через окно. Но я не смог подобраться достаточно близко, чтобы что-нибудь разглядеть, и поэтому позволил дакти поймать меня. Они отвели меня в зал совета к владыке. Я спросил его, кто я такой.
Лицо Нефриты было каменным, словно высеченным из скалы. Он не мог сказать, о чем она думала. Она произнесла:
– И он сказал тебе, что ты Скверн?
– Да.
Глаза Нефриты сузились:
– И ты ему поверил?
– Нет. Я знал, что он лжет. Как только я его увидел… – Лун попытался подобрать слова, чтобы описать тот миг, когда он все понял и испытал в одночасье облегчение и ужас. Стоило ему посмотреть в глаза владыке, как он увидел в них ложь. Кем бы ни был Лун, он точно не был Скверном. И тогда же он понял, какую огромную ошибку совершил, войдя в цитадель и обратив на себя их внимание. – Я знал, что он никогда не скажет мне, кто я на самом деле.
Нефрита отвела глаза, ее плечи слегка расслабились, а шипы опустились.
– Как ты сбежал?
– Владыка отвел меня в покои, где жили лорды Сарасейла. Все было перевернуто вверх дном, словно мародеры побывали там, но ничего не взяли. Там лежала мертвая женщина, земная женщина. Все пропахло мертвечиной. – Это воспоминание было особенно ярким, как наваждение: разодранные шелковые занавески, блестящие обломки дорогого дерева и слоновой кости, кровь женщины на кровати и подушках.
– Я вышел на балкон. Город горел. – Ему нравился тот город. Там находился порт, в который стекались земные создания со всех концов Трех Миров. В том месте Лун не выделялся из толпы, и ему жилось хорошо. – Владыка сказал, что мое место рядом с ним и что я останусь с ним навсегда.
Как и Катрас, Лихей был прекрасен в земном облике: шелковистые темные волосы, белейшая кожа и ярчайшие голубые глаза. Тогда Лун понял, почему так много земных созданий впускали Сквернов в свои города. Красота владык и их чары, способные влиять на умы, скрывали ужасы кетелей и дакти, пока не становилось слишком поздно.
Лихей сказал, что любит его. Лун ему не поверил, но чары владыки успели подействовать на него, и Лихей овладел им прямо там, на балконе, пока Сарасейл пылал в огне.
– Я дождался, когда он уснет. А затем свернул ему шею, поджег покои и улетел прочь.
Нефрита пораженно уставилась на него, а затем покачала головой. Она сухо произнесла:
– Скверны, должно быть, этого не ожидали. Обычно они сами так поступают. – Она отодвинулась назад, задумчиво глядя на него. – И ты не рассказал об этом нам, потому что?..
– Какое это имело значение? Все произошло так давно. – Дело было не в том, что Лун давно не вспоминал о Сарасейле, нет. Он вообще о нем никогда не вспоминал, а лишь вынес из того кошмара урок и перестал искать свое прошлое. – Я об этом даже не думал.
Нефрита снова странно на него посмотрела, и Лун не мог понять, верила она ему или нет. Она сказала:
– И пока ты об этом не думаешь, ничего как будто и не было?
Лун беспомощно пожал плечами:
– До сих пор это работало.
Нефрита вздохнула, явно не желая рассуждать об этом и дальше.
– Значит, тот владыка мертв, но перед тем, как ты его убил, он, наверное… поделился воспоминаниями.
– Я тогда еще не знал, что они так умеют. Я узнал о них побольше позднее, когда разговаривал с земными обитателями в Киш. – Лун потер руками лицо, пытаясь отогнать воспоминания. Его руки все еще ничего не чувствовали, и кожа была холодной как лед.