Он почуял запах раксура. Принюхался, чтобы в этом убедиться. А затем кисло подумал: «Ну здорово, еще полукровки».
Лун стал спускаться вниз по стене, впиваясь когтями в упругий материал и следуя за запахом. В шахте были отверстия – дверные проемы, по размерам подходившие двеям, и проемы, закрытые планками с щелями, пропускавшими свет и воздух, но за ними все было пусто.
Он спустился на добрую сотню шагов, когда услышал скребущие звуки и отчаянное пыхтение, словно кто-то попал в ловушку и пытался вырваться. Звуки доносились из одной из комнат с щелями, и Лун свесился вниз, чтобы заглянуть внутрь.
Обитатели комнаты отскочили назад и зашипели на него.
Он был настолько уверен, что увидит дакти-наставника или даже дюжину дакти-наставников, что в первый миг даже не понял, кто перед ним. Их было трое – чешуйчатые, крылатые и хвостатые, похожие на птенцов раксура. Самый крупный из них был Луну не выше пояса. Двое были черными, как Скверны, но одна была ярко-зеленой с бледно-желтым узором на чешуе, похожим на паутинку… «Идиот, – подумал Лун. – Это и были птенцы раксура. Маленькая королева и два консорта. Королевский выводок из Медного Неба. Утес говорил, что его знакомили с маленькой королевой, а Цветика думала, что у них подрастают два консорта».
– Вы из Медного Неба?
– Возможно! – Шипы маленькой королевы встопорщились, и она гневно вперилась в него взглядом. Камера была небольшой, а дверной проем в стене закрывала тяжелая мембрана. Королева и консорт побольше пытались прорвать ее когтями. – Ты кто такой?
– Я – Лун из Тумана Индиго. – Он вонзил когти в щели между двумя планками и потянул, навалившись всем весом. Планки оторвались, и Лун свалился в шахту. Пролетев значительное расстояние, он смог ухватиться и снова забраться наверх. Повторив те же действия, он расширил дыру и залез в нее. Три птенца прижимались друг к другу и настороженно смотрели на него. Лун спросил: – Другие с вами были?
– Других забрали, – все еще гневным тоном сказала королева. – Остались только мы.
Шипы консортов, похожих на миниатюрные копии его самого, топорщились от страха. Крылышки самого маленького из них на вид были слишком маленькими, чтобы выдержать его вес. Лун спросил:
– Вы все умеете летать?
Королева огрызнулась:
– Мы не бросим Горького!
– Я вообще никого не брошу. – Он просто хотел знать, кого из них нельзя будет уронить. – Вылезайте, нам нужно уходить.
Горький – видимо, так звали самого маленького консорта – неуверенно подался вперед, принюхиваясь. Что бы он ни учуял, его это, похоже, приободрило, потому что он вдруг прыгнул Луну на грудь. Лун поймал его и сунул под крыло, сказав:
– Держись. – Горький уверенно вонзил когти в чешую Луна.
Королева и консорт постарше переглянулись, пришли, по-видимому, к какому-то решению и прыгнули на Луна. Он подхватил их, прижал к груди, и они вцепились в него когтями. Было неудобно, но он мог потерпеть.
Качнувшись, он вылез из камеры и начал спускаться вниз, двигаясь настолько быстро, насколько мог.
– Плохой арбор не давал нам меняться, – недовольно сказала королева, прильнув к его воротниковому гребню.
– Я знаю. Теперь он мертв, – сказал ей Лун. – Как вас зовут?
Она взялась за него поудобнее, подумала немного и решила сказать:
– Меня – Стужа. А это Шип и Горький.
Уткнувшись лицом Луну в грудь, Шип сказал:
– А она мертва? – Горький, прятавшийся у Луна под мышкой, задрожал. Было очевидно, кого они имеют в виду.
– Я не знаю, – сказал Лун, решив, что в их положении лучше говорить правду, какой бы суровой она ни была. – Надеюсь, что так.
Шип молча принял сказанное. Горький что-то неразборчиво прошептал. Видимо, переводя, Шип сказал:
– А где твоя королева?
Стужа понюхала шею Луна и доложила:
– У него нет королевы.
– Почему? Что с ним не так? – поинтересовался Шип.
– Этот вопрос все еще открыт, – сказал Лун. Он выполз из дымной завесы и почуял запахи пыли, камней и кисловатого мускуса двеев. Теперь, когда он посмотрел вниз, то смог увидеть, что шахта завершается комнатой, освещенной вечерним солнцем и усыпанной холмиками песка. – А теперь тихо.
На удивление, они послушались. Лун добрался до конца шахты и свесился вниз, осторожно заглядывая в комнату. Она была пуста, один проход вел в темные глубины улья, а второй выходил наружу. Лун даже видел сквозь него часть полуразрушенной стены мертвого города. Он лишь надеялся, что там их ничего не поджидало.
Лун спрыгнул на пол и направился к освещенному солнцем проходу. Он почувствовал движение воздуха позади лишь за миг до нападения. Ему стоило повернуться и уклониться, но тогда он бы подставил под удар грудь и троих птенцов. Так что вместо этого Лун поднял шипы и бросился вперед. Но это оказалось ошибкой.
Ранея ударила его в спину с такой силой, что его отбросило вперед, почти к самому выходу. Лун упал на четвереньки, а птенцы покатились по полу. Он заорал:
– Бегите!
Стужа схватила Шипа, Шип схватил Горького, и они выскочили из прохода на свет. Лун извернулся, но Ранея приземлилась на него прежде, чем он успел подняться на ноги. Он позволил ей опрокинуть его на спину, опустил голову и слепо попытался вонзить когти ей в лицо, выцарапать глаза и подтянуть обе ноги, чтобы распороть ей брюхо. Рыча, она драла его когтями в ответ, и они покатились по усыпанному песком полу. Он почувствовал, как когти на его пятках пронзили ее чешую и вошли в мягкую плоть. Ранея закричала и сбросила его с себя. Спотыкаясь, Лун бросился вниз по коридору, через проем наружу, прямиком на яркий солнечный свет и в открытый двор, окруженный разбитыми колоннами. Он не видел птенцов, но они не могли убежать далеко. Лун расправил крылья и присел, намереваясь взмыть в воздух и увести Ранею прочь от них.
Вдруг он почувствовал на левом крыле цепкую хватку. Ранея надавила, и раздался хруст.
Лун закричал скорее от неожиданности, а не от боли. Он рухнул на землю, согнувшись, и почувствовал, как заскрежетали его кости, когда крыло выгнулось назад под неестественным углом. Затем нахлынула боль, и он ощутил, как растет давление в груди. «О нет». Она принуждала его перемениться. Лун воспротивился, от усилия сжав кулаки так, что когти вонзились в его собственные ладони. Затем Ранея снова выкрутила крыло, и боль затмила все его мысли.
Он очутился на земле, в земном облике, глядя на нее снизу вверх. На него волнами накатывали конвульсии и нестерпимая боль, казалось, что половину его тела рвут на части. На этот раз крик Луна был похож на глухой стон. Сломанные кости крыла трансформировались в переломы в его земном теле, повредив весь левый бок, руку, ключицу, ребра и плечо.
Ранея стояла над ним, и из рваных ран по всему ее телу капала кровь. Со злорадным удовольствием она зашипела и сказала:
– Как думаешь, что бы сказали твои королевы, если бы знали, что я обрушила все эти беды на их двор из-за тебя?
Его глаза слезились, но сквозь пелену Лун разглядел изогнутую стену улья за ее спиной и два силуэта, пикировавших к ним сверху, – один золотой и один голубой.
– Спроси их сама, – выдохнул он.
Ранея обернулась. Нефрита и Жемчужина ударили ее одновременно, оторвав от земли, пронеся над головой Луна и впечатав в колонну. От удара Жемчужину отбросило в сторону, но Нефрита удержалась и вместе с Ранеей упала на землю. Нефрита приземлилась на спину, Ранея оказалась сверху. Но королева Сквернов вдруг попыталась вырваться, визжа, и Лун увидел, что когти Нефриты впились ей в спину и глотку. Жемчужина резко поднялась на ноги и прошагала к ним. Она развела крылья Ранеи, поставила ногу ей на спину и обеими руками схватила за голову. Затем послышался явственный хруст и треск разрываемой плоти.
Лун смог побороть беспамятство ровно настолько, чтобы увидеть, как Нефрита скинула с себя безголовое тело и, пошатываясь, поднялась на ноги, стряхивая кровь с шипов и гребней на голове.
«Вот и все», – подумал он и позволил тьме поглотить его.
Глава 20
Лун знал, что его несут и что они в воздухе. Он слышал неясные обрывки чьих-то криков, рев пламени, гневное жужжание двеев. Но все эти звуки, к счастью, были очень-очень далеко.
Затем они оказались где-то в помещении. Его опустили на землю, и давление на поломанные кости резко вернуло Луна в жестокую реальность. Невыносимая боль волнами накатывала на него, и он до крови прикусил губу, стараясь не закричать.
Постепенно его взгляд прояснился, и он смог рассмотреть помещение вокруг. Он лежал на спине, на мягком песке. Над ним сходился арочный свод потолка из золотистого камня, а на стене виднелся выцветший сине-зеленый узор. Нефрита склонилась над ним с отчаянием во взгляде. По ее лбу была размазана кровь Ранеи, а на чешуе остались следы от когтей.
– Лун, я не могу позволить тебе перемениться. Ты понимаешь?
Он понимал. Он был слишком слаб, и перевоплощение в таком состоянии могло стать для него смертельным. Он хотел сказать ей, что это неважно, что он и так уже умирает, но затем вспомнил, что она не знает о птенцах.
– Где дети? – Чтобы заговорить, ему пришлось сделать вдох, и его ребра затерлись друг о друга. – Выводок из Медного Неба…
– Они в безопасности. Жемчужина с ними, – сказала Нефрита. Ее рука приподнялась, словно она хотела коснуться его, но не смела.
Лун услышал торопливые шаги, и рядом с ним присела Душа. Толк стоял за ней, взволнованно выглядывая из-за плеча. Душа положила руки Луну на лицо, и он, должно быть, напрягся, потому что боль усилилась и снова затмила все.
Он опять смутно пришел в сознание, чувствуя, словно прошло совсем немного времени. Нефрита все еще была здесь, она сидела рядом с Душой и настойчиво говорила:
– Лун, просто расслабься. Она пытается погрузить тебя в целительный сон.
Душа в отчаянии замотала головой:
– Нефрита, я не могу. Он старше меня, очень силен и, кажется, не доверяет мне. Я могу лишь попытаться облегчить его боль. – Душа легонько нажала большим пальцем на лоб Луна, прямо над носом. Тепло разлилось по его телу, и Лун почувствовал, как его мышцы расслабились. Она спросила: