Лун вспомнил один из вопросов, на который должен был узнать ответ:
– Ты знаешь, как погибла Тычинка?
– Ох. – Звон заколебался. Затем шагнул к борту. – Да, Бубенчик мне рассказал. – Он неуверенно замялся. – Ты не хочешь спуститься вниз?
– Нет, мы разбудим Цветику и Душу. Я хочу остаться здесь.
Они сели на корзины у наружной стены штурманской рубки, потому что там никто не спал.
Звон поведал ему, что во время нападения на колонию погибли сорок семь раксура, почти все из них солдаты, несколько окрыленных и одна учительница – Тычинка. Звон тоскливо сказал:
– Бубенчик говорит, что они были в яслях, когда внутрь ворвались дакти, и она просто кинулась на них. Она думала, что Скверны собираются убить выводки, и попыталась дать другим учителям шанс их унести. У них получилось вытащить несколько выводков из яслей, но кетели преградили путь наружу, учителя не могли перевоплотиться и так попали в плен.
Лун прислонился к стене рубки, не зная, чего испытывает больше – печали или гнева. У Тычинки не было оснований думать, что дакти не убьют выводки. И даже если бы она знала, что Скверны задумали сделать с ними, она все равно могла поступить точно так же.
– Мы знаем, почему Скверны не тронули тела? Почему они их не сожрали?
Звону, похоже, стало не по себе, когда он вспомнил об этом.
– Точно нет, но Набат сказал, что дакти-наставник разозлился из-за того, что Скверны убили стольких членов двора. Может быть, он так наказывал их, не давая прикоснуться к телам.
Ранея говорила, что Эраз хотел отправиться в колонию, даже несмотря на то, что это было небезопасно.
– Может быть, он следил за вами так долго, что решил, будто он – один из вас.
– Фу, – коротко сказал Звон.
Луну эта мысль тоже не нравилась. Он сменил тему:
– А что Елея?
Звон покачал головой:
– Она на втором корабле, сторонится всех. Думает, что все произошедшее – ее вина.
Это было смешно.
– Никакая это не ее вина. Она не в ответе за то, что с ней сотворили Скверны.
– Да, и… – подначил Звон.
Лун нахмурился, глядя на него:
– Что?
– Ты тоже не виноват. Я знаю, что ты так считаешь. Ты все твердил другим, что Скверны пришли за тобой. Ты едва говорить мог и сказал нам об этом.
Лун посмотрел за борт на медленно приближающийся берег. Ночные светящиеся букашки танцевали вокруг вершин водных деревьев, искрясь во тьме. Он рассказал им, потому что желал, чтобы они знали. Он не хотел их сочувствия, когда они должны были проклинать его.
– Звон…
Звон недовольно сказал:
– Хорошо, ты виноват в том, что родился консортом и жил один, став для них хорошей мишенью. Елея виновата в том, что Скверны поймали ее, а Жемчужина виновата в том, что пыталась разобраться с ними в одиночку. Цветика и другие наставники тоже виноваты, раз не смогли понять, что не так с колонией; Утес виноват, потому что не вернулся раньше и не заставил нас уйти, а Нефрита виновата в том, что слишком юна и не смогла заставить Жемчужину действовать. Я могу продолжить. Медное Небо виноваты в том, что их застали врасплох и уничтожили, из-за чего они не смогли прийти к нам на помощь, когда мы в них нуждались.
Лун неловко повел плечами и поморщился, когда случайно потянул больные мышцы.
– Ладно, ладно, ты прав, – все еще неохотно признал он.
Звон вздохнул:
– Найдутся те, кто с этим не согласится. Но я не считаю, что тебе самому нужно так думать.
Низкий голос тепло произнес:
– Я тоже так не считаю.
Лун осторожно запрокинул голову, чтобы посмотреть вверх. Нефрита сидела на краю крыши рубки, глядя на них сверху вниз и сверкая в лунном свете голубой и серебристой чешуей.
Лун собирался ответить, но чихнул, и его пронзила острая боль. Он бы упал с корзины, но Звон прыгнул вперед и поймал его за талию.
– Видишь, вот поэтому мы и не хотели тебя сюда выпускать. У нас очень слабые легкие.
Нефрита спрыгнула с крыши кабины и подхватила Луна на руки.
– Я могу и сам дойти, – запротестовал он, стараясь зарычать. Рык получился довольно жалким.
– Я знаю. Но тебе не придется, – сказала Нефрита и отнесла его обратно в трюм.
Той ночью Лун еще немного поспал, не подхватив при этом никакой легочной болячки и не скончавшись скоропостижно, как ему зловеще пророчили Звон и Душа. Но утро, казалось, тянулось вечно. Единственной радостью его наполовину бессознательного состояния было то, что он не скучал. А теперь, когда Лун полностью пришел в себя, ему оставалось лишь сидеть и ждать, когда он оправится и наконец сможет перевоплощаться.
Днем Утес снова привел Стужу, Шипа и Горького. Лун был рад отвлечься. Горький и Шип игриво боролись друг с дружкой и рычали, отчего становились похожи на двух разгневанных пчелок, Стужа надменно сидела в сторонке, а Утес приговаривал что-то вроде: «Не хлопайте здесь крыльями, а то убьете кого-нибудь».
Наверху по палубе целый день кто-то ходил, и Лун по большей части не обращал на это внимания. Он мельком успел заметить, что день выдался солнечным и безоблачным, и все наверняка повылезали наружу, чтобы им насладиться. Затем он почувствовал, как корабль замедляет ход – его деревянный корпус возмущенно заскрипел и застонал. Лун приподнялся на здоровой руке:
– Что происходит?
Птенцы, похоже, почувствовали напряжение в его голосе. Они все замерли и склонили головы набок, прислушиваясь, но Утес оставался невозмутим.
– Они замедляются, чтобы сблизиться со вторым кораблем и дать двору возможность устроить общую встречу.
Приободрившись из-за спокойствия Утеса, Стужа опустила шипы. Консорты вернулись к игре, Шип перевернулся на спину, чтобы Горький мог на него прыгнуть. Лун, хмурясь, посмотрел в потолок. Он сидел здесь и все пропускал.
– Что они там обсуждают?
Утес потянул Стужу за гребешки. Видимо, решив, что ее достоинство принижают, она увернулась и стукнула его по руке. Утес сказал:
– Тебя, Лун.
– Мен… Ой. – Лун снова опустился на подушки. Видимо, выглядел он так же встревоженно, как и чувствовал себя, потому что Стужа подошла и села на постель рядом с ним. Лун спросил: – А ты почему не с ними?
– Все и так уже знают, что я об этом думаю, – сказал Утес. Возможно, Лун сам должен был догадаться, что думал Утес, но он не имел ни малейшего понятия. Лицо Утеса было непроницаемым. – Кроме того, Нефрита и Жемчужина будут драться, а я не хочу, чтобы они откладывали это дело из-за меня.
– Драться? – Лун изумленно уставился на него, потихоньку начиная злиться. – И ты не собираешься ничего предпринять?
Утес усмехнулся:
– Лун, королевы дерутся. Это в порядке вещей. А у этих двоих полным-полно разногласий, с которыми нужно разобраться. – Он пожал плечами: – Все будет хорошо. Арборам не понравится, если дело зайдет слишком далеко, и они обе это понимают.
Лун снова посмотрел в потолок. Он не мог расслышать ничего, кроме шорохов и приглушенных голосов.
– Для них так важно, что думают арборы?
Утес наклонился, чтобы помочь Горькому высвободить когти, которыми тот зацепился за планку в полу.
– Я тебе уже говорил, что арборы всем заправляют при дворе. Они находят пищу, воспитывают выводки, помогают в сражениях, создают все, что нам необходимо. Им не нравится, когда королевы слишком много дерутся или когда консорты несчастны.
Плечо Луна снова болезненно запульсировало, и он заставил себя расслабиться, облокотившись на подушку.
– То есть, если арборы захотят, чтобы я остался, Жемчужина не сможет меня выгнать?
Утес тяжко вздохнул:
– Лун, Жемчужина хочет, чтобы ты стал ее консортом. Они из-за этого дерутся.
Либо Утес шутил, либо и правда сошел с ума.
– Жемчужина меня не выносит. Совсем.
– Она не выносит тебя в качестве потенциального консорта Нефриты. А вот если ты станешь ее консортом – это другое дело, – нетерпеливо пояснил Утес. – Неважно, что они там решат, – ты все равно станешь первым консортом, тем, кто будет говорить от имени остальных. Первые консорты необязательно принадлежат правящим королевам, просто чаще всего так получается. – Он покачал головой и признал: – Я не ожидал, что Жемчужина захочет взять тебя себе. Она столько циклов не интересовалась ничем, даже двором, но теперь вдруг проснулась и снова решила стать правящей королевой. А еще ей, видимо, захотелось, чтобы у нее был консорт. У Нефриты на этот счет имеются возражения.
Лун все еще не мог себе этого представить. Но после нападения на колонию Цветика говорила, будто Жемчужина им заинтересовалась. Тогда он подумал, что Цветика просто неправильно истолковала ситуацию. «Видимо, это я ее неправильно истолковал». Что ж, не в первый раз, да и многие события сразу представали в ином свете. Это объясняло растущую неприязнь Потока. И слова Жемчужины о том, что Нефрита солгала Луну о выводке. «Она разозлилась, потому что ты сказал ей, что переспал с Нефритой». Он знал, что Жемчужина решила их рассорить, но неверно понял почему. «Идиот».
Стужа пристально посмотрела на Луна:
– Тебе нужна королева. Иначе от тебя будут одни неприятности.
Утес сказал:
– Поверь, это к лучшему. У Тумана Индиго уже давно не было настоящей королевы. Теперь к нам вернулась Жемчужина, и Нефрита займет свое законное место королевы-сестры и наследницы.
Шум на палубе то усиливался, то стихал. Что бы там ни происходило, у всех, похоже, было свое мнение. Лун недовольно сказал:
– А кого-нибудь волнует, чего хочу я?
– Когда-нибудь они сообразят, что тебя нужно об этом спросить, – насмешливо сказал Утес. – Но дело вовсе не в тебе. Как я и сказал, им просто нужно разобраться между собой.
Время тянулось, и Лун ерзал на месте. Он пытался смотреть на то, как играют птенцы, и подавить желание расспрашивать Утеса и дальше. Наконец Нефрита спустилась по ступеням и вошла в кабину. Ее шипы были встопорщены, но она, похоже, была не ранена.
– Разобрались? – спросил ее Утес.
– Да. – Нефрита мрачно посмотрела на него. Похоже, Лун не один был наполовину убежден, что в происходящем как-то виноват Утес.