– Подбодрить?!
В моем вопле было поровну испуга, отчаяния и ярости. Машина пробиралась сквозь цеплявшиеся за нее кусты.
– Как ужасно волнительно! – воскликнула Вероника.
Эрни говорил так, словно обсуждал какую-то головоломку.
– Если центральный столб не утоплен слишком глубоко, ворота от удара просто разлетятся.
– А если он таки утоплен?
В Веронике обнаружилась маниакальная черточка.
– Тогда от удара разлетимся мы сами! Так что жмите, мистер Кавендиш!
Ворота стремительно надвигались, они были от нас в десяти, восьми, шести корпусах машины. Откуда-то из тазового моего этажа раздался голос отца: «Парень, ты имеешь хоть малейшее представление, во что ты вляпался?!» Так что я его послушался, я повиновался ему и ударил по тормозам. Мама шепнула мне в ухо: «Высади их, Тим, что тебе терять?» Мысль о том, что вместо тормозов я ударил по педали акселератора, была последней – два корпуса машины, один, баммм!
Вертикальные прутья стали диагональными.
Ворота слетели с петель.
Сердце мое прыгало, как на батуте, от горла к желудку, снова и снова, «рейнджровер» мотало в заносе по всей ширине дороги, я изо всех сил удерживал свой кишечник запечатанным, тормоза визжали, но я не дал машине съехать в кювет, двигатель по-прежнему работал, и ветровое стекло осталось невредимым.
Остановка.
В лучах фар, сгущаясь и редея, клубился туман.
– Мы гордимся вами, – сказала Вероника, – правда, Эрнест?
– Да, парень, и еще как!
Эрнест похлопал меня по спине. Я слышал, как позади, не очень далеко, изрыгал гневные проклятия Уизерс. Эрни опустил окно и крикнул в сторону «Дома Авроры»: «Ко-о-о-о-о-оззззззллллллы-ы-ы-ы-ы-ы!» Я снова надавил на газ. Шины зашуршали по гравию, двигатель разошелся, и «Дом Авроры» исчез в ночи. Черт возьми, когда твои родители умирают, они переселяются в тебя.
– Где дорожная карта? – спросил Эрни, шаря в бардачке. Пока что в числе его находок были только солнечные очки и пакет ирисок.
– Не нужно. Маршрут я помню. Знаю его как свои пять пальцев. Любой побег на девять десятых зависит от службы тыла.
– Лучше держаться подальше от шоссе. Теперь на них ставят камеры и черт знает что еще.
Я размышлял о зигзагах своей карьеры – из издателя я превратился в угонщика.
– Знаю.
Вероника изобразила мистера Микса – превосходно:
– Я знаю! Я знаю!
Я сказал ей, что голос Микса она воспроизвела невероятно точно.
– Я ничего не говорила, – сказала она после паузы.
Эрни обернулся и удивленно вскрикнул. Когда я посмотрел в зеркало и увидел мистера Микса, забившегося в самое заднее купе автомобиля, то едва не съехал с дороги.
– Как… – начал я. – Когда… кто…
– Мистер Микс! – проворковала Вероника. – Какой чудесный сюрприз!
– Сюрприз? – сказал я. – Он нарушил законы чертовой физики!
– Вряд ли мы можем себе позволить сделать крюк в Эд, – констатировал Эрни, – и сейчас слишком холодно, чтобы его высадить. К утру он превратится в ледышку.
– Мы сбежали из «Дома Авроры», мистер Микс, – объяснила Вероника.
– Я знаю, – проблеял этот словно бы вконец нализавшийся старый дурачок, – я знаю.
– Один за всех и все за одного, да?
Пока внедорожник пожирал мили, направляясь к северу, мистер Микс сочился хихиканьем, сосал ириски и мычал марш «Британские гренадеры».
Свет фар выхватил надпись: БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ НА ДОРОГАХ ШОТЛАНДИИ. Здесь Эрни большим красным крестом обозначил на карте конец нашего маршрута, и теперь я видел почему. Перед нами была круглосуточная заправка, а рядом с нею – паб под названием «Повешенный Эдвард». Давно уже перевалило за полночь, но огни все еще горели.
– Припаркуйтесь у паба. Я выйду и принесу канистру бензина, так что никто нас не заметит. Потом предлагаю по-быстрому спрыснуть хорошо сделанную работенку. Дурак Джонс оставил в машине свой пиджак, а в пиджаке-то – как-никак! – Эрни похвастался бумажником размером с мой портфель. – Уверен, что он позволит нам гульнуть.
– Я знаю! – пришел в восторг мистер Микс. – Я знаю!
– «Драмбуи» с содовой, – решила Вероника, – будет самое то.
Через пять минут Эрни вернулся с канистрой.
– Порядок.
Он перелил бензин в бак, потом мы вчетвером отправились через стоянку к «Повешенному Эдварду».
– Бодрящая ночка, – заметил Эрни, предлагая руку Веронике.
Было чертовски холодно, и я никак не мог унять дрожи.
– И красивая луна, Эрнест, – добавила Вероника, продевая свою руку в его. – Какая великолепная ночь для побега с возлюбленным!
Она рассмеялась так, словно ей было шестнадцать. Я закрутил крышку над старинной своей мучительницей – Ревностью. Мистер Микс плелся шатко, и я поддерживал его до самой двери, где на доске мелом рекламировался «Смачный Матч!». В теплой пещере за дверью куча народу смотрела по телевизору футбол в каком-то отдаленном часовом поясе, где, в отличие от нашего, было светло. На восемьдесят первой минуте Англия отставала от Шотландии на один мяч. Никто нас даже не заметил. Англия играла с Шотландией, где-то за границей, посреди зимы – что, опять пришла пора отборочных матчей на Кубок мира? Вот и говори теперь о чертовом Рип ван Винкле{159}!
Я не большой любитель пабов с трансляциями, но там, по крайней мере, не было этой тум-тум-тумбовой кислотно-электрической музыки, а добытая тем вечером свобода выступала в роли самого прекрасного угощения. Овчарка потеснилась, освободив для нас место на скамье возле очага. Выпивку заказывал Эрни, потому что, как он сказал, у меня слишком южный выговор, за что мне могут плюнуть в стакан. Я получил двойной «Килмагун» и самую дорогую сигару, которую могли раздобыть в пабе, Вероника заказала свое «Драмбуи» с содовой, мистеру Миксу досталось имбирное пиво, а Эрни – кружка биттера «Энгри-Бастард». Бармен не отрывал глаз от экрана – он обслуживал нас исключительно на ощупь. Как только мы уселись в нашей нише, вдоль стойки пронесся циклон отчаяния. Шотландии назначили пенальти. Зрителей наэлекризовало чувство племенной розни.
– Эрни, хотелось бы уточнить наш маршрут. Позвольте-ка взглянуть на карту.
– Но ведь она оставалась у вас.
– А, должно быть, она… – У меня в комнате. Здесь, режиссер Ларс, надо как можно более крупным планом подать лицо Кавендиша, осознающего свою зловещую ошибку. Я забыл ее на своей кровати. На благо сестры Нокс. Забыл карту, на которой фломастером был обозначен наш маршрут. – В машине… О господи. По-моему, нам бы лучше по-быстрому покончить с выпивкой и ехать дальше.
– Но мы ведь только начали.
Я с трудом сглотнул.
– Насчет этой, как ее, карты…
Взглянув на часы, я расчислил расстояния и скорости.
До Эрни начинало доходить.
– Что насчет карты?
Мой ответ потонул в вопле племенного горя: Англия сравняла счет. И в этот самый момент, вот чтоб мне провалиться, в дверь просунулся Уизерс. Гестаповские его глазки остановились на нас. Нет, радостным он не был. Рядом с ним появился Джонс Гочкис, увидел нас, и уж вот он-то был по-настоящему рад. Он вынул мобильный телефон, чтобы призвать своих ангелов мщения… В отряде их состоял еще какой-то неотесанный детина в промасленном комбинезоне, но, похоже, сестра Нокс убедила Джонса Гочкиса воздержаться от вызова полиции. Мне никогда не доведется узнать, кем был этот промасленный детина, однако я сразу же понял: игра окончена.
Вероника горько вздохнула.
– Я цветущий горный край{160}, – едва ли не пропела она, – так надеялась увидеть, но, увы, мечта, прощай…
Впереди простиралась отравленная лекарствами полужизнь из ограничений и предписаний. Мистер Микс поднялся на ноги, чтобы идти с нашим тюремщиком.
Он издал библейский рев. (Ларс: крупным планом – начинаем из-за автостоянки, следуем через поглощенный матчем бар и нацеливаемся между сгнивших миндалин Микса.) Телезрители оборвали свои разговоры, расплескали содержимое стаканов и воззрились. Даже Уизерс оцепенел. Восьмидесятилетний старик вскочил на стойку, словно Астер{161} в лучшую свою пору, и проревел SOS, адресованный вселенскому братству:
– Иль нет иссссстинных шортланцев в этэм до-о-оме?
Целое предложение! Эрни, Вероника и я оторопели, словно кефали.
Высокая драма. Никто не шелохнулся.
Иссохшим, как у скелета, пальцем мистер Микс указал на Уизерса и речитативом произнес это древнее проклятие:
– Эти вот английские хмыррри попэрррают мои Богом данные прррэва! Они очччень гррубо угрррожают мне и моим дррругам, и нам нужжжна ваш’ помыщь!
Уизерс ворчливо бросил нам:
– Утихомирьтесь и будьте готовы принять свое наказание.
Южная английскость нашего захватчика вышла наружу! Поднялся, словно Посейдон, какой-то байкер и сжал-разжал кулаки, разминая суставы. Рядом с ним встал крановщик. Мужчина с акульим подбородком в костюме за тысячу долларов. Женщина-лесоруб – судя по шрамам.
Телевизор выключили.
Один из горцев мягко произнес:
– Эй, парниша. Мы те этого не позволяем.
Уизерс оценил положение и воспользовался самодовольной ухмылкой типа «будем реалистами!».
– Эти люди – угонщики.
Женщина-лесоруб выдвинулась вперед:
– Так ты что, копарь?
Вперед шагнул крановщик:
– Тогда покажь нам свой значок.
– Да ты, я вижу, полон дерьма, парень, – сплюнул Посейдон.
Сохраняй они хладнокровие, мы бы проиграли, но Джонс Гочкис забил роковой гол в собственные ворота. Обнаружив, что дорогу ему преградили кием для пула, он предварил свои муки такими словами:
– Ну а теперь послушайте, вы, поганки: вас могут засунуть в ваш же долбаный спорран{162}, если вы думаете…
Один из его зубов плюхнулся в мой «Килмагун», пролетев футов пятнадцать. (Я выудил этот зуб, чтобы хранить его как доказательство, иначе никто бы мне никогда не поверил.) Уизерс поймал и сломал запястье надвигающейся руки, швырнул низкорослого противника через бильярдный стол, но людоед был один, а его разъяренных врагов – целый легион. О, последовавшая за этим сцена была сравнима с Трафальгарской битвой