– Этот белолистный дуб на передней лужайке, должно быть, стоит здесь с тех пор, как были построены первые испанские миссии, – говорит супруга финансиста, – как вы полагаете?
– Несомненно. Дубы живут по шестьсот лет. Двести, чтобы вырасти, двести, чтобы жить, и двести, чтобы умереть.
Смок видит, как в роскошную комнату входит Луиза, которую в обе щеки целует ее отчим. «Чего я хочу от тебя, Луиза Рей?» Гостья, одних с Луизой лет, обнимает ее.
– Луиза! Три или четыре года тебя не видела! – Вблизи очарование гостьи выглядит коварным и назойливым. – Но это правда, что ты еще не вышла замуж?
– Разумеется, не вышла, – резко отвечает Луиза. – А ты?
Смок чувствует, что она чувствует его взгляд, снова сосредоточивает внимание на супруге финансиста и соглашается, что, да, мамонтовые деревья, стоящие в часе езды отсюда, были зрелыми еще в то время, когда Навуходоносор восседал на своем троне. Джудит Рей стоит на скамеечке, специально принесенной по такому случаю, и стучит серебряной ложкой по бутылке розового шампанского, пока все не начинают ее слушать.
– Дамы, господа и молодежь! – провозглашает она. – Мне сказали, что обед подан, но прежде чем мы приступим, мне бы хотелось сказать несколько слов о прекрасной работе, проделанной Антираковым обществом Буэнас-Йербаса, и о том, как они будут использовать деньги из нашего фонда пожертвований, который вы сегодня так благородно поддерживаете.
Билл Смок изумляет пару ребятишек, доставая из ниоткуда свой сияющий золотом амулет. «Чего я хочу от тебя, Луиза, так это убийства в идеальной близости». На мгновение Билл Смок задумывается над силами внутри нас, которые нам неподвластны.
Служанки убрали со стола после десерта, воздух пропитан резкими кофейными испарениями, и в столовой воцаряется пресыщенная воскресная сонливость. Самые пожилые из гостей ищут укромные уголки, где можно вздремнуть. Отчим Луизы собирает группу ровесников, чтобы показать им свою коллекцию автомобилей пятидесятых годов, жены и матери предпринимают маневры, пользуясь намеками, школьники выходят из дома покататься на велосипедах под пронизанной солнцем листвой и вокруг пруда. Тройняшки Хендерсон господствуют за столом, где подбираются пары.
– Что бы я сделал, – говорит один из тройняшек, – если бы я был президентом? Во-первых, нацелился бы на то, чтобы победить в холодной войне, а не просто не проиграть в ней.
Другой его перекрывает:
– Я не стал бы лебезить перед арабами, чьи предки пасли верблюдов на удачных клочках среди песков…
– …или перед этими красными подонками. Я бы сделал нашу страну – не боюсь этого сказать – полноправной – корпоративной – империей. Потому что если мы этого не сделаем…
– …то япошки нас опередят. Корпоративность – это будущее. Надо позволить бизнесу править страной и учредить подлинную систему отбора по заслугам.
– Без борьбы за всеобщее благоденствие, профсоюзов, «положительных акций» в пользу бездомных цветных калек, арахнофобов и трансвеститов…
– Установить интеллектуальную меритократию. Создать культуру, которая не стыдилась бы признать, что богатство привлекает власть…
– …и что создатели богатства – мы – достойны вознаграждения. Когда человек домогается власти, я задаю один простой вопрос: «Думает ли он как бизнесмен?»
Луиза скатывает свою салфетку в маленький шарик.
– А я задаю три простых вопроса. Как он добился этой власти? Как он ее использует? И как можно отобрать ее у этого сукина сына?
Джудит Рей находит Луизу в кабинете своего мужа – та смотрит послеполуденный выпуск новостей.
– Я слышала, как Антон Хендерсон сказал: «лесба активная», и если это было не про тебя, лапочка, то я не знаю – это не смешно! Твои… бунтарские выходки становятся только хуже. Ты жаловалась на одиночество, вот я и представила тебя трем чудным молодым людям, а ты даешь им «активный» отпор своим журналистским голосом.
– Когда это я жаловалась, что мне одиноко?
– Знаешь, парни вроде Хендерсонов не вырастают на деревьях.
– Тли вырастают именно на деревьях.
Раздается стук в дверь, заглядывает Билл Смок.
– Миссис Рей? Простите за вторжение, но мне скоро надо ехать. Положа руку на сердце, могу сказать, что это было самое гостеприимное, прекрасно организованное благотворительное собрание, на каком мне когда-либо доводилось присутствовать.
Джудит Рей поглаживает свое польщенное ухо.
– Это очень любезно с вашей стороны…
– Герман Хоувит, младший партнер в фирме «Масгров Уайленд», прибыл из офиса в Малибу. У меня не было возможности представиться перед этим великолепным обедом – сегодня утром я в последнюю минуту успел купить билет. Мой отец скончался более десяти лет назад – от рака, благослови Господь его душу, – и я не знаю, как бы мы с матерью это пережили, если бы не общественная поддержка. Для меня было громом с ясного неба, когда Ойли упомянул о вашем благотворительном собрании, и я просто обязан был приехать и посмотреть, не смогу ли я в последнюю минуту сделать какое-нибудь пожертвование.
– Мы очень рады, что вы так поступили, и добро пожаловать в Буэнас-Йербас. – «Немного приземист, – прикидывает Джудит Рей, – но мускулист, получает хорошее жалованье, и ему, пожалуй, не больше тридцати пяти. „Младший партнер“ звучит многообещающе». – Надеюсь, в следующий раз миссис Хоувит сможет к вам присоединиться?
Герман Хоувит в исполнении Билла Смока робко улыбается.
– Как ни печально, единственная миссис Хоувит – это моя мама. Пока.
– Да не может быть! – отзывается Джудит Рей.
Он глядит на Луизу, но та не обращает на него внимания.
– Я был восхищен, с какой принципиальностью ваша дочь не желает пробиваться «наверх». Многие из нашего поколения сегодня, похоже, лишились нравственных ориентиров.
– Как я с вами согласна! В шестидесятых вместе с водой выплеснули и младенца. Мы с покойным отцом Луизы несколько лет назад расстались, но всегда стремились внушить нашей дочери понятие о том, что правильно и что нет. Луиза! Не оторвешься ли хоть на минуту от телевизора, а, лапочка? Пожалуйста, а то Герман может подумать – Луиза, лапочка, что это?
Ведущий произносит речитативом:
– Полиция подтверждает, что двенадцать человек погибли сегодня утром в результате авиакатастрофы, случившейся над Аллеганскими горами, включая президента Приморской энергетической корпорации Альберто Гримальди, самого высокооплачиваемого руководящего работника в Америке. В предварительных отчетах дознавателей Федерального авиационного управления предполагается возможность взрыва, вызванного неисправностью в топливной системе. Обломки самолета разбросаны по площади в несколько квадратных миль…
– Луиза, лапочка? – Джудит Рей опускается на колени рядом с дочерью, которая в ужасе не отрывается от кадров с искореженными обломками самолета, усеявшими склон горы.
– Как… ужасно! – Билл Смок смакует сложное блюдо, все ингредиенты которого даже он, шеф-повар, не в состоянии перечислить. – Вы знали кого-нибудь из этих несчастных, мисс Рей?
Утро понедельника. В новостной комнате «Подзорной трубы» роятся слухи. Один из них гласит, что журнал обанкротился; другой утверждает, что Кеннет П. Оджилви, его владелец, пускает его с молотка; третий обнадеживает – мол, банк предоставляет свежее вливание; четвертый повергает в уныние – банк перекрывает кислород. Луиза никому не сообщила, что сутки назад выжила после покушения на убийство. Она не хочет втягивать в это ни мать, ни Грелша, и к тому же, если не считать синяков, случившееся кажется все более нереальным.
Луиза по-настоящему горюет о гибели Айзека Сакса, человека, с которым едва была знакома. Кроме того, она напугана, но сосредоточивается на работе. Отец рассказывал ей, как военные фотокорреспонденты упоминали о невосприимчивости к страху, даруемой объективом камеры; нынешним утром это ей совершенно понятно. «Если Билл Смок знал об отступничестве Айзека Сакса, то его смерть вполне объяснима, – но кому понадобилось в то же время устранить и Альберто Гримальди?» Условный рефлекс, как обычно, в десять часов притягивает сотрудников к кабинету Дома Грелша на планерку. Минует четверть одиннадцатого.
– Грелш не опаздывал так, даже когда родила его первая жена, – говорит Нэнси О’Хаган, полируя ногти. – Видно, Оджилви вздернул его на дыбу.
Рональд Джейкс карандашом выковыривает из уха серу.
– Я знал одного ударника, который стучал в лучших хитах «Манкиз»{171}. Он трепался о тантрическом сексе – я вас умоляю. Его любимая позиция, хм, называется «водопроводчик». Весь день торчишь дома, и никто к тебе не приходит.
Всеобщее молчание.
– Э, да перестаньте вы так вибрировать!
В двери появляется Грелш и не теряет ни минуты:
– «Подзорная труба» продана. Сегодня, но позже, мы узнаем, кто выживет после этого жертвоприношения.
Джерри Нуссбаум сует большие пальцы за ремень.
– Неожиданно.
– Чертовски неожиданно. Переговоры начались на исходе прошлой недели. – Грелш кипит на медленном огне. – К сегодняшнему утру сделка была совершена.
– Поступило, должно быть, хм, какое-то потрясающее предложение, – забрасывает удочку Джейкс.
– Об этом спроси у Оджилви.
– Кто покупатель? – спрашивает Луиза.
– Сегодня будет объявлено в прессе.
– Да ладно, Дом, – канючит О’Хаган.
– Я же сказал, будет объявлено в прессе. Сегодня.
Джейкс вертит в пальцах сигарету.
– Похоже, что наш таинственный покупатель, хм, действительно хочет купить «Подзорную трубу», и, хм, если она не сломана, то кой черт ее чинить.
Нуссбаум фыркает.
– Кто говорит, что наш таинственный покупатель не считает, что мы сломаны? Когда в прошлом году «Объединенные новости» купили журнал «Нуво», то они уволили даже мойщиков окон.
– Так. – О’Хаган защелкивает свою пудреницу. – Значит, мой нильский круиз опять накрылся. На Рождество снова придется ехать к свояченице в Чикаго. Эти ее отпрыски и мировая столица мороженой говядины. Как же все меняется за один только день!