Руки Пита, скользящие по моему телу.
Свою ложь в полиции.
Прикосновение его губ к моей коже.
Препятствование осуществлению правосудия.
Прикосновения его липких пальцев.
Что же я наделала? При мысли о том, что он до сих пор может лежать рядом со мной в постели, тело мое напряглось, а во рту пересохло. Я замерла, улавливая негромкое чужое дыхание. Не услышав ничего, я медленно повернула голову и с трудом разлепила веки. Другая половина кровати была пуста. Пит ушел. Я не имела ни малейшего представления, когда именно это случилось. Наверняка уже после того, как меня сморил сон, хотя после секса я испытывала настолько сильное отвращение к себе, к нему и ко всей этой ситуации, что долго не могла заснуть даже после того, как Пит скатился с меня, удовлетворенный и опустошенный, и уже через несколько минут негромко захрапел.
Я села и взглянула на вмятину на подушке, чужой рыжий волос на простыне – и меня вдруг охватило ужасное предчувствие, что сейчас меня стошнит. Зажав рот ладонью, я метнулась в ванную, примыкающую к спальне, и упала на колени перед унитазом. Раз за разом меня выворачивало наизнанку, словно холодный двигатель древнего автомобиля, но желудок мой исторг лишь длинную струйку слюны; казалось, даже тело отказывало мне в облегчении рвотой.
Я опустилась на холодные плитки пола и закрыла глаза. Было совершенно бесполезно терзаться вопросом, правильно ли я поступила, занявшись сексом с Питом Кэрроллом. У меня даже не было времени, чтобы обдумать свое решение. Все произошло слишком быстро; только что я слушала его едва завуалированные угрозы, а в следующий миг он прижался губами к моим губам, и мне было легче отдаться ему, чем оказывать сопротивление и столкнуться с немедленными последствиями. С разъяренным и горящим жаждой мести Питом Кэрроллом, который, как я теперь знала совершенно точно, был способен разрушить мою жизнь. Но у меня в тот миг еще оставалось маленькое утешение. Я чувствовала себя заторможенной и оторванной от окружающего мира; нервной и хрупкой, готовой сломаться от малейшего прикосновения.
Я ненавидела Пита Кэрролла, ненавидела всей душой. Но сильнее всего я ненавидела себя и все те ужасные решения, которые привели на сужающуюся дорожку, где меня тискали и сжимали со всех сторон в абсолютной и беспросветной темноте.
«Дыши, – сказала я себе. – Выход есть всегда. Думай на ходу: у тебя это всегда неплохо получалось. Сделай это сейчас». Я кивнула себе. Выбор у меня был невелик: или остаться здесь, скорчиться на полу, или встать, взглянуть окружающей действительности в лицо и попытаться выпутаться из неприятностей.
Ноги отказывались держать меня, но я все-таки встала и накинула халат, чтобы прикрыть наготу, дрожащими руками затянула потуже пояс на талии. Затем мелкими неуверенными шагами я вошла в гостиную, страшась обнаружить Пита в квартире. К счастью, мое прибежище встретило меня пустотой и тишиной, если не считать слабого шума дорожного движения, только начинавшего набирать громкость на улице.
После минувшей ночи водка по-прежнему оставалась на кухонном столе, и меня охватило искушение допить ее. Вместо этого я заставила себя выпить стакан воды, а потом принять душ, чередуя горячую воду с холодной, насколько мне хватило сил. Кожа горела, как в огне, после столь экстремальных температур, зато я вновь ощутила себя чистой после того, как смыла его запах в сливное отверстие.
Отыскав в комоде самое старое и скромное белье, а не те полоски дорогущих кружев, что я покупала для Мартина, я надела его. Застегнув белую блузку до самого горла, я влезла в самые плотные черные трусики, какие только у меня были, а сверху натянула строгую юбку от костюма.
Одеваясь, я старалась не смотреть на кровать, но, когда затхлый запах ударил мне в ноздри, я схватила одеяло и вышвырнула его в коридор, потом содрала простыню с матраса и пинком ноги отправила ее вниз по лестнице. Спустившись вслед за ней, я взяла на кухне мешок для мусора и затолкала в него влажную ткань, туго затянув его большим черным узлом.
Затем я вымыла руки и распахнула настежь кухонное окно, полной грудью вдыхая воздух Лондона, который еще никогда не казался мне таким свежим и сладким. Вцепившись руками в потрескавшийся белый подоконник, я взглянула в крошечный дворик внизу и увидела мотороллер Пита, прислоненный к стене. На мгновение я задумалась, а не броситься ли мне вниз, но потом опомнилась и закрыла окно.
Мое маленькое убежище вдруг показалось мне враждебным, оно словно бы перестало быть моим. Но при этом я чувствовала себя попавшей в западню.
Мужчина, который изнасиловал меня, сидел внизу с самодовольной улыбкой на лице, удовлетворенный ночным шантажом и насильственным сексом, прислушиваясь к моим шагам и планируя свой следующий ход. А почему бы и нет? Ведь именно так и работает шантаж, верно? Стоит вашей жертве уступить один раз, и вы будете возвращаться к ней снова и снова – этакий бездонный колодец, который никогда не пересохнет.
Схватив портфель и пальто, я бросилась к двери. Если я дам волю своим мыслям, то превращусь в парализованного страхом кролика, загнанного в норку, чувствующего запах приближающейся лисы. На каждом шагу я невольно вздрагивала, не сводя глаз с двери внизу, мысленным взором видя, как Пит появляется оттуда со злобной ухмылкой на губах, подобно мистеру Панчу[22], и когтистыми лапами затаскивает меня к себе в квартиру. «Тебе понравится, – издевательски гогочет он. – Обязательно понравится».
Но дверь осталась закрытой, и я выскочила на улицу, стуча каблуками по плитам тротуара, чувствуя, как бегут по телу мурашки, и в любой миг ожидая почувствовать его мерзкое прикосновение, ощутить его дыхание и услышать его захлебывающийся шепот. Но вместо этого я увидела впереди мигающий красный свет, тормозные огни автобуса девятнадцатого маршрута, и сорвалась с места, переходя на бег. В салон я успела заскочить в самый последний момент, когда двери уже с шипением закрывались.
Я нашла свободное место на нижнем ярусе, села и постаралась сосредоточиться. Сегодня в суде меня ждало большое дело, и мне нужно было собраться с мыслями.
С радостью ухватившись за возможность отвлечься от воспоминаний о Пите Кэрролле, я вынула папку из портфеля, зажатого между ног, положила ее на колени и стала перелистывать страницы, чтобы ознакомиться с материалами дела.
Моя клиентка Холли Хан пыталась помешать своему бывшему супругу Юсефу увезти их десятилетнего сына Данияля в Пакистан на свадьбу родственников, опасаясь того, что он не вернется оттуда. Неудивительно, что Юсеф Хан категорически возражал против бунта Холли, которая настолько боялась потерять своего ребенка, что пожелала получить судебный запрет, дабы официально остановить своего супруга в его поползновениях. В любой другой день я с радостью взялась бы помочь этой беззащитной молодой женщине, но сегодня утром эта задача представлялась мне сродни прогулке по канату над пропастью в грозу. Можно было не сомневаться – я начала терять профессиональную хватку, и недостаток подготовки к своим адвокатским делам стал для меня еще одним поводом испытать угрызения совести.
Я едва успела пробежать материалы дела глазами, когда мы прибыли в Холборн. Поспешно собрав свои вещи, я выскочила из автобуса, чувствуя, как неприятно липнет к спине блузка, а между лопатками стекает струйка пота.
Купив на бегу кофе, я поспешила вниз по Кингсуэй.
– Франсин!
Проходя мимо поста судебной охраны, я увидела своего солиситора Таню, которая должна была инструктировать меня в суде. Она энергично махала мне. Ускорив шаг, я последовала за ней в одну из совещательных комнат.
Только сейчас я должна была встретиться со своей клиенткой, что в семейном праве не редкость.
– Франсин Дей, это Холли Хан.
Моя новая подзащитная оказалась невысокой и симпатичной, но на лице ее читалась тревога, она была измучена заботами и, кажется, готова расплакаться в любую минуту.
– Уверена, что Таня проинструктировала вас должным образом, Холли, – сказала я, моментально переключаясь в рабочий режим. – Вам решительно не о чем беспокоиться.
Женщина посмотрела сначала на Таню, а потом на меня. Я видела, как ей хочется поверить моим словам.
Как ни странно, но явное расстройство клиентки заставило меня успокоиться. Полагаю, свою роль сыграли знакомая рабочая обстановка и привычный ритуал подготовки к слушаниям. Закон – дело сложное и противоречивое, но, по крайней мере, здесь есть свои правила, так что вы хотя бы примерно представляете, чего следует ожидать.
– Ладно, Холли, вот что сейчас произойдет…
Я вкратце прошлась по основным моментам дела и объяснила Холли, что у слушаний двоякая цель. Мы попытаемся убедить судью выдать постановление об ограничении односторонних действий, которое помешает ее бывшему супругу вывезти Данияля из страны, в то время как его адвокаты будут настаивать на «временном разрешении на перемещение».
– По сути, мы будем просить судью передать вам юридический контроль за всеми перемещениями Данияля, и Юсеф будет настаивать на том же. – Я взглянула на документы, лежащие передо мной. – А почему процедура запрета на односторонние действия не была применена во время развода? – спросила я, поднимая голову.
Молодая женщина испуганно вздрогнула, словно ученица, которую вызвал к себе директор.
– Простите, – сменив тон, сказала я, – я вовсе не имею в виду, будто вы что-то сделали неправильно, но эти же вопросы судья задаст вам в ходе слушаний.
Однако Холли словно язык проглотила.
– Мы не хотели осложнять процедуру развода, – вмешалась в разговор Таня. – Нам удалось добиться для Холли хорошего финансового соглашения, и в то время мы желали только одного – побыстрее развестись. Мистер Хан – сложный человек.
– С тех пор все изменилось, – жалобно заговорила Холли. – Тогда у него еще была причина оставаться в Лондоне, но теперь он лишился всех своих денег. Даже тех, которые утаил от меня при разводе.