вызыванием мёртвых из небытия – и собственными поэтическими опытами. Выразительное, расцвеченное яркими красками воображения биографа, описание этих встреч Падуба с миром духов содержится в работе М. Собрайла «Великий Чревовещатель» (с. 340–344). Можно также отметить любопытный выпад против Падуба со стороны феминисток, связанный с заглавием поэмы (статья д-ра Роанны Уикер в «Журнале чародеек» за март 1983 г.). Д-р Уикер критикует Падуба за выбор заглавия, так как оно, по её мнению, жестоко и несправедливо трактует «женски-интуитивные» поступки героини, произносящей драматический монолог, – Сибиллы Илс (неявная анаграмма фамилии Лийс!). Духами вожденны есть не что иное, как цитата из стихотворения Джона Донна «Алхимия любви»: «Не тщись найти у женщин разума нетленна; / Прелестны, суть оне лишь духами вожденны».
Аспидс перечёл написанное и вычеркнул прилагательное «любопытный» перед словом «выпад». Потом задумался, не убрать ли оборот «расцвеченное яркими красками воображения биографа», относящийся к собрайловскому описанию сеансов. Все эти избыточные прилагательные и обороты несут отпечаток его собственных субъективных взглядов и, следовательно, не нужны. Может быть, удалить ссылки на Собрайла и доктора Уикер целиком? Такая участь постигала большинство его писаний. Мысли укладывались на бумагу, затем обезличивались и наконец удалялись вовсе. Раздумья о том, вымарывать или нет, занимали львиную долю времени. Решение обычно принималось в пользу вычёркивания.
Кто-то, одетый в светлое, стремительно проскользнул от двери вдоль стола и, завернувши за его уголок, без приглашения уселся на край, поближе к Аспидсу. То был Фергус Вулфф, он с откровенным любопытством норовил разглядеть, что там пишет Аспидс. Аспидс прикрыл листок рукой.
– Почему вы не на воздухе, профессор? Сегодня прекрасная, солнечная погода.
– Охотно верю. Но издательству Оксфордского университета нет дела до погоды. Что вам угодно?
– Вообще-то, я ищу Роланда Митчелла.
– Он в отпуске. Попросил недельку за свой счёт. Имеет право: сколько могу помнить, он ещё ни разу не брал отпуска.
– Он не сказал, куда направляется?
– Отнюдь. То есть вроде куда-то на север. Он не слишком распространялся.
– А Вэл поехала вместе с ним?
– Вероятно.
– Как поживает его последнее открытие, дало результаты?
– Какое открытие?
– Где-то перед Рождеством он расхаживал такой важный, изъяснялся обиняками. По-моему, отыскал какое-то загадочное письмо или документ. Так мне показалось. Или я что-то путаю?
– Не могу припомнить ничего в этом роде. Разве что заметки Падуба, которые Роланд нашёл в томике Вико? Но там, увы, ровным счётом ничего выдающегося. Банальные выписки, цитаты…
– Нет, это что-то другое, совсем не банальное! Что-то связанное с Кристабель Ла Мотт. Роланд был в возбуждении. Я направил его в Линкольн, к Мод Бейли.
– Феминистки не слишком жалуют Падуба.
– И она приезжала сюда. Мод Бейли. Кое-кто её здесь видел.
– Ничего такого связанного с Ла Мотт мне в голову не приходит.
– А вот Роланду что-то пришло в голову! Хотя, может, всё закончилось впустую. Иначе бы он вам, наверное, рассказал.
– Пожалуй.
– Ладно. Спасибо.
Вэл ела кукурузные хлопья с молоком. Дома она редко ела что-либо, кроме хлопьев. Они были лёгкие, приятные, даже какие-то успокаивающие. Правда, на второй или третий день они начинали казаться хлебной ватой. В заветном садике ползучие розы ложились на каменные ступени, ярко цвели тигровые лилии и ромашки цветочных бордюров. В Лондоне была жара; как же Вэл хотелось оказаться в эту пору где-нибудь ещё, подальше от пыли, от запаха кошачьей мочи с потолка. Прозвенел дверной колокольчик, дверь отворилась. Вэл подняла глаза от тарелки, ожидая, быть может, Эвана Макинтайра с приглашением на ужин. На пороге стоял Фергус Вулфф.
– Приветствую, дорогуша. Нельзя ли повидать Роланда?
– Нельзя. Он в отъезде.
– Какая жалость. Позвольте войти. И где же именно Роланд пребывает?
– Где-то в Йоркшире, или в Ланкашире, или в Камберленде. Аспидс послал его в какую-то местную библиотеку, взглянуть на некую книгу. Роланд не сообщил мне подробностей.
– А он, случайно, не оставил какой-нибудь телефон? Мне нужно с ним срочно связаться.
– Вроде бы хотел оставить. Меня не было дома, когда он уезжал. Похоже, он забыл оставить этот телефон. Или я не нашла, куда он его записал. И звонков от него никаких не было. Он должен вернуться в среду.
– Ага, понимаю… – Фергус присел на старую софу и воззрился на неровные разводы на потолке, напоминавшие заливы и полуострова старинной выцветшей карты. – А вас, случайно, не удивляет, милая красавица, что он вам ни разу не позвонил?
– Я в последнее время была с ним немного сурова.
– Понимаю.
– Не знаю, Фергус, что вы там себе понимаете. Вы всегда склонны всё домысливать. А что вообще стряслось, что за срочность?
– Видите ли… вы, часом, не знаете, где Мод Бейли?
– Ага, понимаю… – сказала теперь уже Вэл. Наступило молчание. Наконец Вэл спросила: – А вы-то сами как считаете, где ей быть?
– Если б я знал. Что-то происходит, а я не в курсе. Хоть убей. Но ничего, я скоро докопаюсь.
– Она ему сюда звонила. Раза два. Но я её оборвала довольно резко. Поэтому не знаю, что она хотела сказать.
– Жаль. Разведать бы, что происходит.
– Может, это как-то связано с Генри Рандольфом?
– Как пить дать! Но и к Мод это имеет отношение. Мод – ужасающая женщина!..
– Они куда-то ездили вместе в рождественскую неделю, какое-то совместное исследование…
– Вы имеете в виду, он ездил к ней в Линкольн?
– Я уж теперь точно не упомню. Вроде бы они отправились куда-то вдвоём – изучать какую-то рукопись. Честно, я давно потеряла интерес ко всем этим подстрочным примечаниям, ко всем этим дохлым письмам от разных сто лет как дохлых людей. Ах, он, видите ли, в одна тысяча восемьсот каком-то году написал, что опоздал на поезд. Ах, он, видите ли, в одна тысяча каком-то году выступил за билль об авторских правах… Тьфу, какая ересь! И есть ведь желающие проводить свою единственную, драгоценную жизнь в затхлом подвале Британского музея! Да там воняет так же, как у нашей старухи-хозяйки наверху в её кошатнике! Ну кому придёт в голову провести жизнь среди кошачьего ссанья, читая меню прошлого века?..
– Думаю, что никому, – веско ответил Фергус. – У них с Мод другие планы. Они хотят проводить свою жизнь в роскошных гостиницах, на международных конференциях. А уж меню там самое что ни на есть современное. Вы не догадались поинтересоваться, что именно за рукопись они изучают?
– Он не рассказывает. Знает, что мне это всё до лампочки.
– Стало быть, вы точно не знаете, куда они ездили?
– Телефонный номер в тот раз он оставил. На случай всяких катаклизмов. Если квартира сгорит. Или если у меня будет нечем заплатить за газ. Правда, в этом случае от Роланда всё равно никакого проку. Жизнь так устроена, что одни должны зарабатывать деньги, при разных гениальных предпринимателях, а другие люди – нет.
– Сдаётся мне, дорогуша, эта таинственная история сулит-таки денежки. Вы, наверное, уже выкинули тот телефонный номер, или он где-то сохранился?
Вэл вышла в прихожую, где практически на полу – на кипе газет и прочих бумаг – весьма неустойчиво стоял телефон. Чего тут только не было – старые литературные приложения к газете «Таймс», счета из книжного магазина, рекламные карточки с телефонами круглосуточной службы такси, вкладыши с предложениями приобрести со скидкой новейший «кодак»-зеркалку, приглашения на встречу выпускников университета и на какое-то мероприятие в Институте современного искусства. Вэл, по-видимому, знала, что ищет: несколько мгновений спустя она вытянула из стопки счёт из ресторанчика («лучшая индийская кухня, еда навынос») и, перевернув его уверенной рукой, нашла на обороте телефонный номер. Кого спрашивать – не указано. Её почерком приписка: «Роланд в Линкольне». Вэл протянула листок Фергусу:
– Это, может быть, телефон Мод…
– Нет. Что-что, а номер Мод я помню. Вы не позволите записать?
– Валяйте. И что вы будете теперь делать?
– Не знаю. Просто попытаюсь выяснить, что происходит.
– А если дело в одной Мод?
– Тем более. Её судьба меня очень заботит. Я хочу, чтобы Мод была счастлива.
– А вдруг она уже счастлива? С Роландом.
– Ни в коем разе. Он совсем не её типаж. Перчика в нём не хватает. Или вы не согласны?
– Как знать. По крайней мере, я ему не в радость.
– Да и он вам не очень-то в радость, судя по вашему виду. Забудьте вы о Роланде. Сходите с кем-нибудь в ресторан, развейтесь.
– А что, почему бы и нет?
– Вот именно.
– Алло, Бейли у аппарата.
– Бейли?..
– Бейли слушает. Это доктор Хетли?
– Нет. Это приятель Роланда Митчелла. Он работал у вас… зимой… я подумал… может, вы знаете…
– Не имею ни малейшего понятия.
– А он к вам ещё приедет?
– Не думаю. Нет. Конечно не приедет. Вы не могли бы освободить линию? Нам должен позвонить доктор.
– Простите, что потревожил. А доктора Бейли вы в последнее время не видели? Мод Бейли?
– Нет. И вряд ли увижу. Мы хотим покоя. До свидания.
– Скажите, а их работа, насколько она была успешна?
– Вы о чём? Ах да, сочинительница сказок и стишков про фей!.. Не знаю, что это за работа. Но им у нас понравилось. А больше ничего не знаю. Я не хочу, чтобы меня беспокоили. Я очень занят. Моя жена плохо себя чувствует. Очень плохо, понимаете? Пожалуйста, освободите линию!
– Сочинительница стишков – это Кристабель Ла Мотт, да?
– Я не знаю, что вы там вынюхиваете, но я вам приказываю: немедленно положите трубку! Если вы сию же секунду… Послушайте, идиот вы этакий, моей жене плохо, я хочу вызвать доктора! До свидания!