Хотя, казалось бы, чего проще: только и надо убедить человека в том, что он принесёт обществу гораздо больше пользы, позволив сделать с себя копию. Можно ведь это сделать, не спрашивая согласия донора. Но копия Загралову требовалась с полным сознанием, помогающая от всей души и действующая правильно по собственной инициативе. А для этого следовало подвести вначале поясняющую базу, присмотреться к человеку, оценить его, а уже потом раскрывать самую важную тайну.
Поэтому первым стал давить на коллегу своим авторитетом Игнат Ипатьевич. Начав представлять себя как изобретателя ныне самого популярного, остающегося на слуху средства «ДЖ Хоча». Мол, я сам целитель, разрабатываю помимо депилятора иные лекарственные препараты, мне уже девяносто три, ведаю много тайн о человеке, обладаю массой полезных умений, ну и хочу заиметь верного помощника, который бы смог продолжать мои великие начинания.
На колдуна из Иванова это не произвело впечатления:
– Искренне рад за вас, уважаемый коллега, и желаю в самом скором времени отыскать себе каких угодно помощников и последователей.
– А ты не хотел бы со мной поработать? – прямо спросил Хоч.
– Нет. Я не по тем делам, – заявил Яков с нескрываемым высокомерием. – Лекарства – это не моя стезя. Никогда не завидовал бледным алхимикам, корпящим и чахнущим над пробирками.
На подобное пренебрежительное отношение к её единственному, пусть и в далёком прошлом любовнику возмущённо откликнулась Зариша:
– А ты позавидуй, позавидуй! Потому что он выглядит на шестьдесят и дальше продолжает молодеть, а каким ты мухомором трухлявым станешь в его возрасте?!
И приложилась к хозяину дома одним из своих умений, называемым «наведённый морок». Как высшая ведьма, она себе ещё и не то могла позволить, но вначале решила хотя бы ввести наглеца в полубессознательное, заторможенное состояние. Тот в ответ лишь улыбнулся, хотя на висках и выступили капельки пота от усилий, затраченных на защиту:
– Даже не мечтаю о такой старости. Пятнадцать, максимум двадцать лет, и меня всё равно сживут со свету. Да и не хотелось бы иметь такую молодую жену, которая станет от меня сбегать каждую минуту и изменять направо и налево.
– Ну ты! – прошипела веддана. – Следи за разговором, малыш! Я родилась на год раньше Игната! – и, пока тот удивлялся, приложила его ещё парочкой своих весьма и весьма болезненных ударов силы.
Простой человек уже катался бы по полу, подвывая от боли, а Шереметьев держался. Хотя улыбаться перестал, и теперь уже весь лоб у него покрылся испариной. Даже голос стал несколько осипший:
– Прошу прощения, мадам, если чем-то обидел вас или вашего супруга. Поверьте, не со зла, а, скорей, по молодости и неумению вести диалог с равными себе.
И это Заришу Авилову не успокоило. Хотя свои ведьмовские атаки она прекратила, но продолжала ворчать:
– Равные тебе здесь, вот они. – Кивок на мать и дочь Сестри. – Да те твои… – Кивок на осторожно выглядывающих из кухни любовниц уроженца Иванова. И тут же вновь голос стал строже: – Где этих ведьм нашёл? И почему иных, которые сами к тебе обращались, отшвырнул?
– Иных? – переспросил в задумчивости Яков. – Так ведь и было-то всего два случая. А потому отшвырнул, что не люблю, когда без взаимного согласия склоняют к близости. За такое надо ещё жёстче карать, чем я их наказал, нельзя супротив воли человеческой в любви действовать.
– Ага! А эти, значит, у тебя по любви живут?
– Истинно по любви. Можешь сама у них спросить…
– Почему же тогда детей у вас нет? – напирала Зариша, подавшись вперёд и прищурившись. – Или не способны девки плод выносить?
Колдун ничуть не смутился и начал откровенничать:
– Стар я для них, хоть и выгляжу молодо. Потому и согласился с ними на сожительство с обязательным условием: отыщут они себе мужей нормальных да и уйдут с ними семью создавать. Без обид и претензий, максимум через год-полтора. А почему иначе нельзя, так вы все и сами знаете. У них ведь в потомстве тоже ведьмы будут, а для этого нормальная, прочная семья нужна. Где отец не один на несколько женщин и десяток детей от них, а единственный. И так девочкам потом нелёгкая жизнь предстоит, чего им ещё и в этом плане трудности преодолевать?
Логично рассуждал, правильно. Это было видно и по выражению лиц обеих Сестри, и по задумавшейся веддане. Но Ивана совсем не устраивало такое замедленное продвижение беседы к ожидаемому финалу. Тем более что к тому времени благодаря поступающей информации о Шереметьеве он как человек охарактеризовался весьма и весьма положительно. Ну, разве что следовало немножко поднажать и попытаться пробить брешь невозмутимости колдуна. Пусть если не покается в совершённых деяниях, то поймёт, что о нём всё известно, и скрыть о себе он ничего не сможет.
Поэтому начал с прямого вопроса:
– Вот объясни мне, Яков Иванович, почему ты цыган некоторых всё-таки убил, а не изгнал?
Тот даже руками развёл в недоумении. Но не в попытках отрицать, а от непонимания подобного вопроса:
– А как же иначе было с этими сволочами поступать? Они же не просто наркотой торговали, а ловили детей богатых родителей да специально отраву вкалывали. Приучали детишек к дурману, а потом пытались всё из них вытянуть. Знали бы вы, сколько мне сил пришлось потратить на излечение несчастных школьников, а потом и на устранение моральных травм их родителей! И что толку было таких сволочей изгнать, коль они в другом месте тем же самым стали бы заниматься? А так оставшимся в живых – наука. Клялись и божились, что с отравой больше никогда не свяжутся.
– Интересно, как клялись и почему ты уверен, что клятву свою выполняют?
Теперь Яков замялся по иной причине. Видимо, не хотел раскрывать свои профессиональные тайны. Но вспомнил, кто у него в гостях, догадался, что и это выяснят, и поведал:
– Да устроил им несколько раз обряд «посмертного воскрешения», – и замолк, пытаясь оценить по реакции слушателей, знакомо ли им это понятие. Он ведь не мог подслушать, как Зариша по внутренней связи дала тут же исчерпывающую консультацию:
«Слышала о таком, но ещё моя мать считала, что умение проводить подобный обряд безвозвратно утеряно. Заключается он в том, что ведомый силой колдуна или ведьмы умерший человек через сутки может издавать утробные звуки из гортани, создавая впечатление, что сам говорит. Недолго, полчаса, но этого хватает, чтобы ведущий обряд колдун или ведьма успели донести свои наущения, звучащие для потомков как бы «с того света». Весьма и весьма действенное внушение, я вам скажу…»
В таком утверждении никто не сомневался. Тогда как Иван рассудительно кивнул:
– Полчаса вещать устами трупа весьма убедительное нравоучение. Но вот дошло ли до цыган? Там ведь царит жёсткая приказная иерархия.
– Дошло! – Хозяин дома попытался скрыть удивление, но уважение к гостям в его взгляде удвоилось. – Половина общины разбежалась по иным посёлкам и стала вести оседлый, вполне мирный образ жизни. Даже воровать почти перестали. Ну а вторая часть общины занялась цирковыми и балаганными представлениями. Те вообще себя теперь солидными считают, артистами.
Тоже верилось, потому что страх – один из лучших в мире методов перевоспитания, что бы разные борцы за политкорректность и глашатаи либерализма ни утверждали. Когда усопший родственник, готовый к похоронам, вдруг «оживает» и начинает вещать, проклинать, раскаиваться и взывать к добропорядочному образу жизни, самых лихих разбойников пронзит до печёнок. Поневоле типы, не перебирающие в способах достижения своих целей в погоне за прибылью, станут вести себя адекватно и с оглядкой на высшие человеческие ценности.
Судя по собранной информации, часть перевоспитавшихся понимали, что всё это дело рук конкретного колдуна. Но дальше устных проклятий в его адрес, да и то высказанных в крайне нетрезвом состоянии, не доходило.
Во внутреннем диалоге между гостями в итоге прозвучало: «…Дельная мысль и необычайно полезное умение. Не помешает и у нас при перевоспитании применить в некоторых случаях это «посмертное воскрешение». Лишь бы Яков не стал кочевряжиться и поделился опытом».
Не откладывая вопросы на будущее, Зариша немедля поинтересовалась:
– Ну и какими ты ещё умениями обладаешь?
– Да есть некоторые, – расплывчато ответил Шереметьев.
– Всеми поделишься с нами?
– А для чего они вам? – стал осторожничать колдун, заметно напрягшись. – Уж так из древних времён повелось, что каждый со своими навыками в миру действует, а делится ими лишь с родственниками да с теми, кто за долгие годы совместной жизни доказал лояльность и верное отношение к справедливости. Иначе сами знаете, что может случиться…
– Да знаем мы, знаем, – уже отошёл от нанесённых ему обид Игнат Ипатьевич. – И в семью мы тебя примем, и лояльность свою докажем, а уж отношение к справедливости ты сам увидишь, когда немного с нами поживёшь да поможешь со всякой уголовщиной да прочей жизненной несправедливостью сражаться.
– В семью примете? А почему вдруг такое доверие?
После такого вполне закономерного вопроса Иван улыбнулся:
– Так ведь бестелесные фантомы нас не только в данном доме оберегают, но и по всей околице рассеялись, да все сведения о тебе стараются собрать в единое целое. И, судя по твоим поступкам да по тому, как о добре для людей радеешь, тебе с нами по пути. Мы тоже этим занимаемся, разве что в десятикратно большем размере и на иных уровнях, – заметив, что полного доверия во взгляде Шереметьева так и не появилось, добавил: – Да ты сам за несколько часов, в крайнем случае за сутки, обстановку изучишь и в нашу компанию осознанно вольёшься.
– То есть вы меня с собой забрать хотите?
– Правильно сообразил, хотим.
И тут хозяин дома высказался со всей решимостью:
– Не получится! И никуда я с вами не отправлюсь!
– Ну, так… – начал было Иван, но решил уточнить: – А с чего такая категоричность?
– Здесь моя родина, здесь мой дом, здесь мои предки жили, и я здесь помру. Слово я дал всему миру и людям, что никогда их не брошу и всемерно помогать буду. Ну и самое главное, именно здесь сила моя основная, как только в иной город уезжаю, сразу словно дитё беспомощное становлюсь, почти ни к чему не годен. Так что не извольте гневаться, но…