опомниться, как уже шла за ним к школьным воротам и только надеялась, что все девчонки это видят.
Но не слышат. Потому что разговор между нами еле теплился. И тягомотный такой. Оно и понятно: Макс протрезвел, смелость, которая вела нас сквозь Ночь костров, растаяла без следа, и остались два школьника, робко топтавшихся под нудным дождиком. И никакого салюта.
– Чем ты вчера занимался? – спросила я, когда мы остановились на переходе и ждали «зеленого человечка».
– В футбол играл.
– Какой счет?
– Три – два в нашу пользу.
– Три – два в вашу пользу, – повторила я.
Появился «зеленый человечек».
– Ты чего? – удивился Макс.
А я помахала рукой. Привычка. Всегда так делаю, чтобы рассмешить Дот, здороваюсь с «зеленым человечком» – привет, привет! Будто он живой и у него такая работа на переходе.
– Да комар, понимаешь.
– Зима же.
– Ну, значит, скворец, – пошутила я, но Макс не понял.
Когда мы шли по садовой дорожке к его дому, я старательно обходила крокодилов. Макс отпер дверь. Не было нужды браться за дверную ручку, но я все равно тронула ее пальцами. На естествознании мы только что прошли ДНК, и, оказывается, наше тело оставляет ее (ДНК то есть) всегда и везде, и даже без нашего ведома. Я сжимала в руке холодный металл, гадая, сколько раз Арон проделывал то же самое.
– Ты войдешь или как? – позвал Макс, стаскивая куртку и вешая ее на крючок у входной двери.
Я вошла в холл, разноцветные спиральки Арона остались у меня на ладони. Кожа прям горела.
– Э-э… пить хочешь? Соку, там, апельсинового? – предложил Макс.
Я кивнула, а сама изо всех сил прислушивалась: есть кто в доме или нет. Дом молчал, только на кухне урчали батареи. Мы были одни. И на дороге возле дома было пусто.
– А где твоя мама? – спросила я, хотя думала не о ее машине.
– На работе, – отозвался Макс, наливая на кухне два стакана сока. Кухня крошечная – в углу стол, на подоконнике пара чахлых растений.
– А папа?
– Он с нами не живет.
– А, да, ты говорил. Прости, – это я добавила, потому что Макс помрачнел.
– Да ладно. И вообще плевать я хотел. – Он протянул мне стакан. – Он два года как ушел. Я уж привык.
Я залпом проглотила свой сок. Макс тоже, и мы разом поставили стаканы в раковину. Стаканы звякнули, на улице тявкнула собака.
– Это Моцарт. Дурацкое имя для собаки.
– Надо было назвать его Бахом, – усмехнулась я. Макс не ответил. Тогда я спросила, где у них туалет, хотя мне и не нужно было, к тому же я и так знала – где, еще с той вечеринки.
– Я покажу. – Он повел меня в ванную на втором этаже.
Там, в ванной, Макс смущенно хмыкнул. Я проследила за его взглядом – на стене рядом с толчком, где должен был висеть рулон туалетной бумаги, болталась пустая картонная втулка.
– Э… Я сейчас принесу.
– Не нужно, – отозвалась я. Макс удивленно поднял брови. Он же не догадывался, что я ничего не собираюсь делать на толчке.
– Точно?
– Да. То есть нет. Мне нужен рулон. – Брови Макса полезли еще выше. – Ну, не целый рулон. Один кусочек.
На тот случай, если Макс подслушивает, я коварно разыграла целое представление – спустила воду в унитазе, открыла кран в раковине. В мыльнице лежал обмылок размером с пятидесятипенсовую монетку. Арон, должно быть, мыл им руки. Я наклонилась, понюхала. Легкие наполнились запахом Арона. Я схватила обмылок и сунула в карман. Глупость, конечно. Но, знаешь, Стюарт, люди чего только не вытворяют. Взять хоть ту телепередачу, где они развешивают скрытые камеры в разных общественных местах. Так там одна тетка средних лет, разодетая в пух и прах, заходит в туалет шикарного ресторана, в ритме фокстрота устремляется к сушилке и со словами «О, Джонни!» замирает под ней. Типа она в фильме «Грязные танцы»17. А однажды мы с мамой приехали в Лондон на мюзикл – как раз незадолго до рождения Дот, – и маме захотелось пройти по той самой «зебре», где дорогу переходили Битлы. На анекдот похоже, да? А было на самом деле, точнее – на обложке альбома.
Туристов там видимо-невидимо. Все щелкают камерами, позируют на переходе, едва успевая увертываться от красных автобусов. Словом, ведут себя как последние дураки. И мама – хочешь верь, хочешь нет – нисколько не лучше. Может, даже хуже. Потребовала, чтоб ее сфотографировали в обнимку с каким-то дядькой из Уокингема18, вырядившимся в костюм Джона Леннона! Голову даю на отсечение, та тетка из ресторана не преминула бы цапнуть мыло Патрика Суэйзи, а дядька из Уокингема стянул бы мыло Джона Леннона. Что ж такого, что я стащила мыло Арона? По-моему, ничего такого. Ты, Стюарт, тоже наверняка чудил, когда влюбился в Алису. Скажем, забрал со стола пакетик с кетчупом после вашего с ней первого обеда. И потом, когда у тебя дома кончался томатный соус, ты не мог заставить себя открыть этот пакетик, и, может быть, он по сей день лежит у тебя в буфете между горчицей и соевым соусом.
Но часы тикают, время пришпоривает. Представь, будто я пишу это письмо верхом на коне, и буквы вместе с моей рукой скачут вверх-вниз, вверх-вниз. Короче, скажу только, что в комнате у Макса атмосфера накалялась. Его рука уже подбиралась к молнии на моей школьной юбке, и тут я услыхала, как к дому подъехала машина. БАЦ! – в ту же секунду я пришла в себя. Соскочила с кровати, начала торопливо поправлять одежду.
– Куда ты? – простонал Макс.
Я глянула на свой телефон, будто у меня там что-то важное.
– По делам. – Я натянула туфли, пробежала пальцами по волосам.
Открылась и снова закрылась входная дверь.
– Не убегай. Мои привыкли к тому, что я привожу девчонок.
– Мне правда пора. – Я представила лицо Арона, когда он увидит меня со своим братом. Внизу шмякнулась сумка, заработал телик. – Вот прям сейчас…
– Побудь еще капельку. – Он похлопал по кровати рядом с собой, делано передернул плечами. – Мне без тебя холодно…
– Тогда застегни рубашку.
Макс надулся и принялся застегиваться, неспешно, растягивая время. Я топталась посередине комнаты. Ужасно хотелось поскорее смыться, но нельзя было этого показать.
– Кислятина ты, – буркнул он и наконец поднялся. И мы пошли вниз.
– Макс, это ты? – перекрикивая телевизор, крикнул кто-то. Женским голосом. Слава богу… Я вздохнула с облегчением.
– Не, мам. Это грабитель, за твоим добром пришел, – на полном серьезе откликнулся Макс.
– Ха-ха. Очень смешно. Как школа?
– Как обычно. Математика – скучища. Английский – скучища. Естествознание – скучища.
– Спокойнее, не увлекайся, сынок. Арон дома? Я вздрогнула, для маскировки почесала нос.
– Не-а. У Анны, видимо.
Вот, значит, как ее зовут. Я открыла дверь.
– Увидимся, – кивнул он мне.
– Ты не хочешь меня познакомить? Кто там у нас прячется?
– В другой раз, мам.
Вот и все мое первое знакомство с Сандрой.
Если у Макса имелись любопытные соседи, они были жестоко разочарованы, потому что, когда мы прощались в саду, не произошло ровным счетом ничего примечательного – я махнула рукой, Макс махнул в ответ и быстро захлопнул дверь. И вообще, все это оказалось большим пшиком. Если ты, Стюарт, не знаешь, что это такое, представь себе сырую взрывчатку и будешь недалек от истины.
Когда я уходила, на темно-синем небе уже показалась луна. Мне бы хотелось сказать: полная, таинственно мерцающая луна. Чтобы придать значимости. Но ни таинственной, ни даже полной она не была. Словом, ни малейшего намека на то, что должно произойти нечто удивительное. Этим удивительным оказалась старая синяя машинка, ожидавшая сигнала светофора у церкви. Откуда ни возьмись появился голубь на бреющем полете. Пришлось резко пригнуться, иначе он врезался бы мне в голову. Когда я выпрямилась, кто-то посигналил клаксоном. Фары слепили глаза, я не сразу разглядела, а когда разглядела, кровь вскипела адреналином. Арон!
– Эй! Птичья девочка! – окликнул он из машины. – Тусуешься с голубями?
– Подвергаюсь нападению голубей, – поправила я.
– В таком случае я готов тебя подвезти!
По-моему, я даже не ответила, просто бросилась на дорогу, а тут как раз загорелся «зеленый», и водитель фуры возмущенно заорал в открытое окно. Я, извиняясь, взмахнула рукой и рыбкой нырнула в DORIS. Арон дал по газам, и машина, взвизгнув шинами, сорвалась с места. Я даже дверь не успела толком закрыть, не то чтобы сесть по-нормальному. Ручной тормоз маячил где-то рядом с моей физиономией, ремень безопасности связал по рукам и ногам. На повороте я с размаху ткнулась носом в бедро Арона. Мы зашлись от смеха.
– Остановись где-нибудь, – попросила я. Бока ныли, нога, на которой я сидела, затекла. – Я себе все на свете отсидела.
Арон притормозил возле китайского ресторанчика.
– Привет, – сказал он, когда я уселась по-человечески.
– Привет, – ответила я, и невидимая, но очень сухая взрывчатка рванула в темноте между нами.
Арон был в линялых джинсах и растянутом синем джемпере. Светлые волосы практически безупречно торчали у него на макушке, хотя с ними явно ничего особого не делали.
– Так куда же мы направляемся? – спросил Арон.
«Куда-нибудь далеко-далеко», – хотелось мне сказать. В Тимбукту, например. Почему-то это первое пришло в голову. Но я, конечно, попросила подвезти меня на Сказочную улицу, потому что там ждала мама. Арон глянул через плечо и тронулся с места, а в это время китаянка из ресторана повесила на дверь табличку «Открыто». Внутри зажегся свет, засиял зелеными огоньками дракон в витрине и навел меня на мысли о приключениях в дальних странах. Господи, как я хотела – в жизни ничего так сильно не хотела, – всем сердцем желала, чтобы синяя машинка оказалась волшебной и увезла нас в Тимбукту, потому что в то время я считала его мифическим местом, чем-то вроде Нарнии, а не реальным африканским городишкой, измученным нищетой и голодом.
– Стало быть, Сказочная улица, – сказал Арон. Только он, конечно, назвал мой настоящий адрес. Ужасно мне было приятно, что он знает, где мой дом, и не спрашивает, куда ехать.