– Послушай, Арон, я правда не знала! – выпалила я. – Не знала, что вы братья. Во всяком случае, поначалу. – Если и была улыбка, то сейчас она исчезла. – Я тогда целовалась с Максом, потому что ты куда-то пропал. Только поэтому! Поверь.
– Я не долго пропадал, – буркнул Арон. – Отошел поговорить по телефону с мамой. Она не знала, что у нас гости.
– А я тебя искала. – Я протянула к нему руки. – Везде искала! А на костре поцеловала Макса, потому что расстроилась из-за твоей девушки.
– Да нет у меня никакой…
– Теперь-то я знаю! – в отчаянии я размазывала по лицу дождевые капли. – Но богом клянусь, я правда думала, что вы вместе.
Арон закатил глаза:
– И что? Недолго думая, закрутила с моим братом?
– Когда это все началось, я не знала, что вы братья! – воскликнула я, отчаянно желая убедить его. – Откуда мне было знать? Я бы нипочем…
– Но ты узнала! – отозвался Арон. – Узнала, что мы братья, и тебя это не остановило. Ты продолжала вести себя так же.
– Только потому, что ты сам мне велел!
– Значит, ты просто его используешь? – прищурился Арон.
– Нет, то есть… Послушай, Макс не то чтобы совсем мне не нравится. Он мне правда нравится…
С яростным рычанием Арон накинул капюшон и выскочил за дверь. Я метнулась за ним, схватила за руку, развернула к себе.
– Ну нет, мы не закончим на этом! – выкрикнула я.
Струи дождя стекали по волосам, по лицу.
– На чем на этом? – заорал Арон, выдергивая руку. Грудь его тяжело вздымалась. У меня сердце тоже колотилось как бешеное, но я должна была заставить его понять.
– На том, что ты думаешь, будто я выбрала Макса!
– А ты и выбрала его!
– Потому что понятия не имела, что могла выбрать тебя!
И не задумываясь о последствиях, я притянула лицо Арона к себе и поцеловала так крепко, что губы заныли от сладкой боли.
Потрясенные, мы оторвались друг от друга. Какое-то время ничего не происходило. Ничего не происходило и происходило все, потому что в тот миг не прозвучало ни слова сожаления, потому что мы оба смеялись от радости, которая была сильнее любого раскаяния. Арон сжал мою руку, и мы побежали. Помчались. Полетели. Адреналин, кипевший в венах, гнал нас вперед, туда, где не будет никого, кроме нас. Дождь припустил сильнее, словно сама природа, загоняя людей под крышу, была на нашей стороне. Дома, булыжники мостовых, ступени лестниц, переулки, церкви и парки – весь город принадлежал нам в эти несколько минут, бесценных, бесконечных, безбрежных. И мы, Стью, заполнили их до самой последней секундочки.
Это была жизнь!
Настоящая жизнь.
Цвета стали ярче, запахи сильнее, звуки громче. Я слышала бульканье каждой капли дождя, падающей в лужу; замечала все оттенки зелени остающихся у нас за спиной деревьев; ощущала запах мокрой земли и ее испарений. Мы укрылись под башней в городской стене. В ее затхлой сырости Арон целовал меня. У него были мягкие губы, настойчивые руки. Я чувствовала его запах, Стью, – зубная паста, мыло, дезодорант – ничего особенного, но мне захотелось зажмуриться. Я чувствовала его руки у себя на шее, на спине, на волосах, быть может, даже на сердце. Я чувствовала его губы на своих губах. И совсем не чувствовала, что ноги у меня промокли насквозь, потому что мы стоим в луже.
С любовью, целую,
Зои
Сказочная ул., 1
Бат
17 марта
Привет, Стью!
Боже, как здорово снова быть здесь, с тобой. Наверное, Дот оставила в сарае одеяло, я свернулась под ним, спряталась ото всех, и так мне хорошо. Честное слово, не знаю, сколько я еще смогу притворяться. Ну, вот представь себе: актриса играет ведьму в «Волшебнике из Страны Оз» и вдруг сбивается, путает реплики, зеленый грим капает на сцену… Только в моем случае все наоборот – добрая физиономия сползает и открывает нечто ужасное. Зрители ахают. Мама. Папа. У Сандры рот разинут шире всех.
Она опять заявилась сегодня вечером. Без предупреждения. Три раза позвонила в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошла в холл.
– Зачем она пришла? – знаками поинтересовалась Дот. – И почему у нее такие грязные волосы?
– Дот с вами здоровается, – пробормотал папа, провожая Сандру в гостиную, весь из себя сплошное гостеприимство – «Рад вас видеть» да «Как поживаете?» и все такое. Но я-то видела: папа ошарашен ее внезапным появлением.
– И пахнет от нее странно, – продолжала Дот.
– У дочки насморк, – поспешил объяснить папа, потому что Дот размахивала рукой у себя перед носом. – Чем могу помочь, Сандра?
Он указал на кресло, но Сандра опустилась на колени на пол рядом со мной. Тонкая футболка – слабая защита от холода – худые руки Сандры покраснели и покрылись гусиной кожей. И насчет запаха Дот не преувеличила – от Сандры здорово несло алкоголем. Она перевернула свою сумку, и к моим ногам посыпались фотографии.
– Для выставки. На поминальной службе. Я подумала, ты, Зои, захочешь взглянуть.
Я не успела ответить. Папа меня опередил:
– Сандра, вы сюда на машине приехали? – нахмурившись, поинтересовался он.
Сандра только ухмыльнулась.
– Вот эта, например, – она вытащила из кучи одну фотку: лежащий на пузе пухлый малыш, весь в детской присыпке. – Или эта!
– Толстый ребенок, – выдала Дот.
– Хорошенький, – сказал папа. – Просто прелесть.
Шаркая тапочками, в комнату вошла мама с книжкой в руке и остановилась как вкопанная, заметив Сандру, раскладывающую фотографии на ковре.
– Э-э… Добрый вечер. Что это тут у вас?
– Эта тетя сошла с ума, – объяснила Дот.
– Сандра принесла показать кое-какие фотографии, – сказал папа, свирепо поглядывая на хихикающую Дот. – Правда, мило?
Улыбающийся карапуз с вымазанной шоколадом мордахой.
Девятилетний мальчишка с разбитыми коленками.
Первая школьная фотография.
Последняя школьная фотография.
Фотография с весенней ярмарки, где я стою между двумя братьями.
Сандра передала ее мне, а я никак не могла унять дрожь в руках. И не сомневалась: сейчас кто-нибудь обратит на это внимание. Тогда я положила фотку на колени, а противно взмокшие ладони подсунула под себя. И с лицом тоже надо было что-то делать. Улыбнуться, что ли. Но губы не слушались.
– Кто мог подумать, что вот-вот произойдет нечто ужасное, – тихо проговорила Сандра, не сводя глаз с фотографии. – Ни намека, ничего… Я давно хотела спросить тебя… – глухо начала она. У меня засосало под ложечкой. – Про тот вечер…
– Вряд ли это ей по силам, – поспешила вмешаться мама, видя, как я побледнела. – Зои не любит говорить о той весенней ярмарке.
– Но это важно.
– По-моему, будет лучше, если мы просто посмотрим фотографии, – сказала мама. – Среди них наверняка есть очень милые.
– Почему вы тогда ушли? – упрямо продолжала Сандра, и, хотя она явно выпила, взгляд у нее был твердый.
– Я же вам уже говорила – мы пошли погулять, – слишком торопливо ответила я.
– Но почему?
– Вот какая симпатичная, – мама показала фотографию Макса, Арона и Фионы на горных велосипедах. – Просто очаровательно. Посмотрим еще какие-нибудь, – мама потянулась к фотографиям, но Сандра сгребла их все в кучу.
– Мне надо знать о последних минутах своего сына.
Я вскочила на ноги. Убежать, скрыться от этих расспросов! Сердце ломилось в ребра, точно пойманная птица в клетке.
– Я не могу, не могу. – Глаза наполнились слезами. – Тяжело говорить про это. Каждую ночь снится… Сил нет. Я так боюсь вспоминать, мне до сих пор кажется, будто…
– Тише, тише, детка. Успокойся, – сказала мама, а папа опустил руку на мою взмокшую спину.
Сандра покраснела, прижала фотографии к груди.
– Извините. Просто… Я не понимаю, почему вы ушли с ярмарки? В лес. Где вы там гуляли?
– Да нигде. Нам стало скучно, – соврала я. – Надоело. Вот и все.
– Если бы только вы не ушли, – пробормотала Сандра.
И вот тогда, Стью, я нетвердым шагом вышла из комнаты, будто бы налить себе чаю. Десять минут спустя я все еще таращилась на чайник, так что выключать его пришлось маме.
С любовью, крепко целую,
Зои
Сказочная ул., 1,
Бат
1 апреля
Дорогой Стью,
Все-таки я сказала Сандре, что не могу выступить на поминальной службе. Примчалась к ее дому, чуть не вышибла входную дверь и влетела в зимний сад, выкрикивая одно слово: «НЕТ!»
Сандра оторвалась от фотографий, прищурилась:
– Что?
– Нет. Просто нет, и все! – проорала я и даже покачала трясущимся пальцем у нее перед носом. – Нет.
С первым апреля, Стью!
Иногда по ночам я воображаю, что последние месяцы – просто розыгрыш. Лежу в темноте и уговариваю себя: это не со мной происходит, это чужая жизнь. Всего-то и надо дождаться полночи, и тогда, откуда ни возьмись, появится Сандра и закричит: «Ага, попалась!» И раздастся голос из гроба: «С первым апреля!» И я засмеюсь и буду смеяться, смеяться, пока слезы не польются из глаз. И тогда тюремщики отопрут двери, и ты, танцуя, выйдешь из камеры смертников, и на сердце у тебя будет так легко, как никогда прежде. А дома тебя встретит жена, и никаких тебе колотых ран.
Давай хоть на минуточку сделаем вид, что это возможно. Ты закрой глаза, и я закрою глаза, и станем мечтать об одном и том же. А над океаном наши мечты встретятся и озарят тьму между нами. Ты видишь это, Стью? Видишь сияние в кромешной мгле?
Я тоже не вижу.
Думаю, монахиня не придет к тебе на помощь. Я не нашла в интернете ни словечка про это. Наверное, я с самого начала не верила в успех, потому что меня нисколько не удивило, что она не стоит перед твоей тюрьмой с петицией, подписанной сотней имен. Наверное, я и не надеялась на счастливый конец. Но, по крайней мере, у нас есть мы. Еще несколько дней по крайней мере. Так выжмем из этого все возможное! И начнем там, где остановились: как мы с промокшими насквозь ногами, в хлюпающих башмаках вернулись в библиотеку.