Часть тринадцатая
Прежде чем проститься в вестибюле, мы обо всем договорились: сначала, в выходные, Арон потолкует с Максом, все ему объяснит; потом, в школе, я тоже с ним поговорю (я же не трусиха). Извинюсь и все такое. И мы с Ароном не будем торопить события и дразнить Макса, подождем, пусть переболеет, успокоится, а уж потом я смогу приходить к ним домой. К концу библиотечной смены я внушила себе, что Макс оправится примерно недели через две, а то и меньше, и выберет себе кого-нибудь из того полка девчонок, что сохнут по нему в школе.
– Что это ты такая веселая? – полюбопытствовала мама, когда я залезла к ней в машину.
Тряхнув кудрявыми от дождя волосами, я просияла:
– Очень плодотворная смена выдалась!
– Да ладно! Такой взгляд может означать только одно.
– Мам!
– Я, знаешь ли, помню, каково это быть молодой, – хмыкнула она. – Более или менее, во всяком случае. Ну и кто же он?
– Никто! – воскликнула я, покраснев до ушей.
– Славный, должно быть, никто, – проговорила мама, глядя в зеркало и трогаясь с места. – Но ты поосторожнее, ладно? Вообще, мне не очень нравится, что ты отвлекаешься на мальчиков.
– Ни на кого я не отвлекаюсь.
– Вот и хорошо. Мальчики, они, знаешь, приходят и уходят, а экзаменационные баллы остаются. На всю жизнь остаются.
– Очень романтично, – буркнула я.
Мы выехали на дорогу. Дождь кончился, но брызги из-под колес летели во все стороны и с удивительно приятным звуком. Я заслушалась. И залюбовалась запутавшимся в кронах деревьев серым небом, и машинами на дороге, и магазинами – всем таким обычным, но таким удивительным миром.
– Это правда, детка. У тебя будет еще время для мальчиков, но сейчас в школе у тебя всего один шанс и… – Я вздохнула, мама оборвала себя: – Прости.
Я бросила на нее удивленный взгляд:
– Да ладно, все нормально.
– Нет, не нормально, – мама покачала головой. – Возможно, папа прав насчет меня, – она похлопала меня по колену. – Только ты ему не говори об этом.
Остаток пути мы проехали в молчании, каждая думала о своем. Когда парковались на дорожке, из окна своей комнаты выглянула Соф и тотчас, словно не заметила, что я ей помахала, задернула шторы.
– Что это с ней? – удивилась я, выбираясь из машины.
– Боюсь, настроение у нее сегодня не лучшее, – сказала мама. – Эти девочки в школе…
– Опять?
Мама озабоченно покачала головой.
– Не то чтобы опять… – Она открыла багажник и передала мне большую белую коробку с именинным тортом для Дот. – Смотри не урони! Дорогущий. – Мама подхватила еще три сумки и следом за мной направилась к дому. – Ботинки снять не забудь, Зо. Я вчера разговаривала с учительницей Соф.
– Про Порцию ей сказала?
– Сказала.
– И что она?
Мама понизила голос:
– Сказала, что никакой Порции у них в классе нет.
– Ну, значит, в другом…
– И ни в другом. В школе нет ни одной Порции, – закончила мама, а торт едва не закончил свое существование на полу. – Она все это выдумала, Зо. От начала до конца.
Я не успела переварить все услышанное, как из гостиной вылетела Дот в новой короне и возбужденно «затараторила». Знаками, само собой:
– Это мой принцессин торт?
– Как ты заказывала! – ответила мама. – Как поживает моя особенная именинница?
– Покажи! Покажи!
Мама опустила сумки на пол и приподняла крышку белой коробки. Дот восхищенно уставилась на розовую глазурь, потом ринулась вверх по лестнице и ворвалась в комнату Соф.
– Пошла вон! – взревела Соф.
– Господи, боже мой, иногда она бывает такой раздражительной, – заметила мама. – Хотя удивляться нечему – столько вранья нагородила. Я утром прижала ее к стенке, и она призналась, что все выдумала. Только вот зачем, не говорит.
– Ну, это как раз понятно, – бросила я через плечо, направляясь с тортом на кухню. – Она тебя ревнует.
– К кому? – Мама, захватив шесть свечей, остановилась полюбоваться тортом.
– К Дот.
Мама вскинула голову.
– С чего бы это ей ревновать?
Я пожала плечами.
– Ты же все свое время проводишь с Дот.
Мама как стояла со свечой, которую собиралась воткнуть в торт, так с вытянутой рукой и застыла:
– Но как же иначе, Зои? Она же не слышит…
– Мне можешь не объяснять. Я понимаю, – сказала я, и, знаешь, Стью, впервые так оно и было. – Сердце кровью обливается, когда видишь, как Дот бьется.
Мама сглотнула, стиснула свечи.
– Вот именно.
– Но Соф не легче, мам. Она тоже бьется. Ты или занимаешься с Дот, или ссоришься с папой из-за дедушки, из-за работы, из-за денег. Я не знаю, но уже сил нет слушать, как вы грызетесь и грызетесь… – и поспешно добавила: – Не обижайся! – струхнула, что слишком далеко зашла, что сейчас мне влетит.
– Не буду, – ответила мама, медленно опускаясь на стул, отрешенно глядя на свечки в руке. Я потихоньку двинулась было к двери, но мама меня остановила: – Скажи Соф, что я хочу с ней поговорить, ладно?
Уж не знаю, о чем они толковали, только за обедом глаза у Соф были красные и опухшие. А лазанья была классная – с хрустящей золотистой сырной корочкой. Дот пребывала в самом радужном настроении – хихикала без конца, фыркала, «болтала» не умолкая (в смысле, не покладая рук), взбудораженная предстоящим праздником в боулинге; гадала, что ей подарят друзья, предвкушала, как наденет специальные туфли для боулинга.
– А мне можно будет оставить их себе?
Папа рассмеялся:
– Нет, глупышка! Ты должна будешь их вернуть. Но они будут твоими два часа.
– Целых два часа?
– Целых два часа, – подтвердил папа и принялся щекотать Дот.
– Как маленькие, – шепнула мама Соф, та расплылась в улыбке.
Ты, Стью, наверняка, сгораешь от любопытства – как там дела у Арона дома. Можешь поверить, я, наевшись до отвала именинного торта и растянувшись на диване, задавала себе тот же вопрос. На кухне мама с папой затеяли продолжительный разговор. Кто его знает, о чем на этот раз, но в кои веки они не орали, и можно было спокойно поразмышлять о братцах. Относительно спокойно. Если спокойствие предполагает приятное покалывание внутри. И пощипывание страха там же. И еще беспокойство. В сотый раз проверила телефон – ничего. Только фотка Дот в качестве заставки. Она ее сама сделала, я и не знала, язык высунула, глаза закатила, да еще нос задрала.
Надо было как-то убить время. А как? Я и журнал полистала, и новую главу про Биззла Бэззлбога написала, и в комнате прибралась, аж диски в алфавитном порядке выстроила. А время все тянулось и тянулось. Только и оставалось залезть под алое одеяло и ждать. Я устроила из него шатер и отгородилась от всей вселенной. Там и сидела, когда зазвонил телефон. Я глянула на экран, и имя Арона озарило мой мир.
– Приветик! – Я была ужасно рада его слышать.
– Привет, – совсем другим тоном ответил он.
– Как все прошло? Он здорово разозлился? Не побил тебя? – Тишина в ответ. – О, господи! Вы подрались, да? Тебе больно?
Арон шумно вздохнул:
– Я собирался поговорить с ним. Как обещал.
– Что значит – собирался? Ты что, ничего ему не сказал?
– Я не мог, Зо. Ей-богу, никак не мог. Мы должны были встретиться с отцом. В прошлую среду он куда-то ходил со своей девицей и попросил перенести встречу на сегодня. Хотел сказать что-то важное про нее.
Я зажмурилась от страха – господи, чем это все закончится?
– И что?..
– Скажем так – они не расходятся.
– Она беременна?
– Не-а. Они женятся. Он сделал ей предложение в День святого Валентина. Свадьба в апреле.
– В апреле? Так скоро?
– Говорит, нет смысла ждать. Ты бы его слышала! – Арон возмущенно фыркнул. – Втрескался по уши!
– Ты вообще как? В порядке?
– Я – да, а вот Макс… Пока мы были с отцом, он еще держался, а как вернулись домой, тут он и сломался. Такую истерику закатил…
Я стянула с головы одеяло, воздуху не хватало.
– Все равно мы должны сказать ему. – Арон не ответил. Я перевернулась на спину, уставилась в потолок, прижимая руку ко лбу. – Мы не можем это скрывать. Особенно после вчерашнего. Нам придется ему открыться. – В телефоне потрескивала тишина. – Арон? Скажи хоть что-нибудь!
– Прости.
Я сглотнула, чувствуя, как холодной змеей в душу закрадывается страх.
– Что это значит?
– Я ему нужен, Зо. И ты ему нужна.
– Но не могу же я притворяться, – у меня на глаза навернулись слезы. – Не могу явиться в понедельник в школу и ни словом не обмолвиться о том, что произошло в библиотеке.
– Ну, пожалуйста! – взмолился Арон. – Нам нужно время пораскинуть мозгами и решить, что делать.
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я пошла к нему, поцеловала и вообще вела себя так, словно ровным счетом ничего не случилось?
– Да… Нет… Господи, не знаю! Слушай, как бы мне завтра тебя увидеть? – в отчаянии спросил он. Тогда я рассказала про день рождения Дот и про то, что пару часов буду дома одна, потому что мама заставляет меня остаться, чтобы готовиться к контрольной по естествознанию. – Я приду, и мы с тобой все обговорим, – сказал Арон. – И что-нибудь придумаем. Обещаю.
– Хорошо.
Несколько секунд было тихо, потом раздался еле слышный шепот:
– Я не жалею, Зо. Может, и должен, но не жалею. Я вцепилась в телефон:
– Я тоже. Ни о чем.
– Ты, когда улыбаешься, у тебя голос совсем другой.
Я заулыбалась еще шире:
– И у тебя тоже.
– Все так запуталось.
– Типа того.
– Но мы разберемся.
– Да.
– И тогда…
– Пока, Птичья девочка.
– Пока.
На следующий день я просматривала свои конспекты по магнетизму, когда в дверь постучали. На крыльце стоял Арон в голубых джинсах, в зеленой толстовке с капюшоном, с теннисной ракеткой в руках.
– Скажите, пожалуйста, можно мне забрать мой мячик? – пролепетал он как маленький. Я взвизгнула – дура дурой – и прыгнула в его объятья. И, знаешь, Стью, принципы магнетизма вдруг дошли до меня в мгновение ока и в сто раз лучше, чем на уроке. – А как же мой мячик? – сказал Арон, и я втащила его в дом. В мой дом, Стью. Арон был в