Курчавый шагнул вперед.
— Отец где работает?
— Здесь, в цехе… На станции охлаждения.
Семавин внимательно всмотрелся в парня.
— Сын Ризвана? Хороший рабочий твой отец. Посмотрим, какого сына вырастил… Соломатин Федор?
— Это я, — ответил хрипловато белобрысый.
— Кто родители?
— Мать… в колхозе.
— Кем работает в колхозе?
— Дояркой.
— Что же ты из деревни уехал, мать бросил?
— Все едут…
— Разве в городе лучше?
— А то… И кино, и танцы в парке, куда хошь иди.
— Значит, на танцы в город приехал?
Соломатин смущенно отвернулся.
Семавин посмотрел на него, не нравился он ему, какой-то несобранный. Интересно, каков будет работник?
— А ты, значит, Колесов? — спросил он курносого.
— Значит, я — Колесов. Отец-мать есть, работают, живут в здешнем городе, в благоустроенной квартире, есть телефон, телевизор, пес Барбос, — выпалил он скороговоркой, не переводя дыхания. — Вопросы еще будут?
Белобрысый Соломатин хохотнул, будто покатал камешки во рту. Второй, Раис Ишмухаметов, даже не улыбнулся, стоял невозмутимо, словно не слышал Колесова.
Семавин почувствовал, что бледнеет.
— Будут, — сказал он, с трудом удерживая голос от дрожи. Встал, подошел вплотную к парню. Тот хитро улыбался, смотрел на начальника цеха. — Только не вопросы, а совет… Как придешь домой, спроси отца, когда он последний раз тебя ремнем драл? Если давно и ты позабыл вкус ремешка, передай мою просьбу, пусть напомнит… Может, тогда научишься, как надо вести себя, когда первый раз приходишь на завод поступать на высокую должность рабочего. Понял, Михаил Колесов?
— Спрошу, — по-прежнему улыбаясь, ответил Колесов. — Только у нас теперь приняты другие меры воспитания.
— Пусть начнет с этого. Для тебя это полезнее.
Дверь открылась, вошел Габитов.
— Ну, как там? — Семавин нетерпеливо кивнул головой в сторону злополучной станции. — Нашли причину утечки газа?
— Негерметичность третьего аппарата… Через час закончат.
— Сальники проверьте. Сальники могут пропускать.
— Все проверим. Семавин отошел от парней.
— Забери этих ребят, — сказал он Габитову, и в голосе его послышалось пренебрежение к парням, — поставь на станцию хлорирования помощниками аппаратчиков. Пусть поучатся…
— Ладно, заберу, — сказал Габитов, но и в его голосе Семавин не уловил особой радости.
— Лохмы свои пусть укоротят, — предупредил Семавин. — Здесь работать придется, не с гитарой в подъезде балдеж устраивать.
Зазвонил телефон: начальника цеха вызывали к директору завода.
3
Директор стоял за столом, словно памятник на площади, скрестив на груди руки, рассматривал входивших в кабинет. Круглое, скуластое лицо его ничего не выражало: ни скуки, ни радости. И нельзя было понять, чего он так вглядывался в своих подчиненных: может, оценивал, чего стоят? Увидев Ланда, начальника производственного отдела, он на миг оживился, кивнул ему, потом широким жестом попросил всех к столу.
Узкий, крытый зеленым сукном стол заседаний стоял в стороне от директорского, подле окна. Люди молча рассаживались, не торопясь вынимали блокноты, авторучки.
Директор подождал, пока не усядутся, подошел к столу.
— Кажется, все, — сказал он.
В стороне, спиной к окну, стоял Август Петрович Бекетов, главный инженер завода. Невысокий, светловолосый, внешне ничем не отличался от входивших в кабинет работников завода. И одет был, в противоположность щеголеватому директору, в простую коричневую куртку.
Семавин сел рядом с Хангильдиным, начальником цеха монохлоруксусной кислоты, тиснул ему руку повыше локтя. Хангильдин, сухой, жилистый, с постоянной, застывшей строгостью на морщинистом лице, был вообще-то добродушным человеком, и показная строгость не мешала ему иногда весело, рассыпчато смеяться. Цех монохлоруксусной кислоты представлял сырьевую базу цеха гербицидов, и Семавин, как лицо зависимое, не забывал оказывать внимание исполнительному, пожившему на свете Хангильдину.
— Не знаешь, почему нас с тобой «на ковер» к директору? — шепнул он Хангильдину в ухо.
Тот, выпятив губы, отрицательно мотнул головой.
Из начальников цехов были приглашены только они, и это удивило Семавина, — остальные приглашенные являлись работниками заводоуправления. «Неужели разгон?» Но цех план выполнял, а слух о сегодняшнем случае на станции хлорирования до директора вряд ли успел дойти.
— Мы с Августом Петровичем, — и директор кивнул на присевшего сбоку от него главного инженера, — пригласили вас, чтобы обсудить одну техническую проблему. Получен план по выпуску гербицидов. Нам предложено удвоить их производство к концу пятилетки. Повторяю: уд-во-ить! — директор произнес это слово по слогам. — Вы понимаете, конечно, что это правительственное задание и не выполнить его мы не имеем права, да наш коллектив не приучен к тому, чтобы не выполнять заданий.
Директор прервал речь, нервно погмыкал, не раскрывая рта, покрутил головой, высвобождая шею из тугого воротничка рубашки. Семавин отметил про себя, что директор просто взволновался, говоря об успехах завода.
— Значит, — продолжал директор, — следует каждый год поднимать производительность на двадцать процентов. Вот и давайте обсудим, как, какими путями можем достичь этого, какие у нас существуют резервы… Первое слово товарищу Семавину, начальнику цеха гербицидов.
Семавин медленно поднялся: вот, оказывается, в чем дело, а он ожидал невесть чего! То, что сообщил директор, Семавина не удивило — потребность села в гербицидах большая, они не удовлетворяют эти потребности. Удивило другое: предложение заставить работать оборудование цеха в два раза производительнее.
— Цех работает на пределе, Зия Гильманович, — ответил он директору. — Из оборудования больше того, что сейчас берем, выжать нельзя.
— Так уж и нельзя! — возразил директор. Он по-прежнему стоял, опираясь кончиками пальцев о стол, но теперь лицо его стало неузнаваемым: исчезла апатия, оно оживилось, ноздри небольшого носа вздрагивали, словно принюхивались к чему-то. — Оборудование сравнительно новое, оно, по-моему, еще таит в себе резервы.
— Может быть, два-три процента в год еще и натянем, и то за счет строгого соблюдения технологического режима, но двадцать процентов — это, простите, миф, а мы — реалисты, в мифы не верим… И эти небольшие проценты можно дать при одном условии, если не подведет Хангильдин, будет в достатке монохлорка.
Директор, не глядя на стол, нащупал коробку папирос, закурил.
— Вот ты как встречаешь, реалист, требование правительства… Как у тебя с резервами, товарищ Хангильдин? — обратился он к соседу Семавина.
Тот встал, беспомощно развел руками:
— Так нету… Какие резервы? Ну, процентов пять-шесть от силы, и то…
Директор поморщился, словно папироса, которую он курил, была горьковатой, пустил дым уголком рта.
— Значит, никаких? Никаких резервов ни у того, ни у другого?
— Очень мало, — ответил Семавин за себя и за Хангильдина. — Только за счет технологической дисциплины.
— Садитесь, — сказал директор. — А как смотрит на это производственный отдел?
Ланд чуть приподнялся, похоже, хотел встать, но раздумал, лишь повернул к директору голову, — Семавин видел лишь его затылок, аккуратный бачок на щеке.
— Кирилл Николаевич прав: цех гербицидов исчерпал свои возможности, надеяться на «большой скачок» там нельзя.
— Ну, Виктор Иванович, на тебя я рассчитывал, думал, ты вытащишь нас из этой игры в кошки-мышки, а ты мне о «скачке». Следовательно, и ты?..
— То же и с цехом монохлоруксусной кислоты, — как бы не слушая директора, продолжал Ланд. — И там предел.
— Так что же вы можете предложить нам? Вы, специалисты? Подскажите, как выполнить задание правительства?
— Думается, только путем строительства новых цехов, — ответил Ланд.
У Семавина оттаяло в груди, он вновь взглянул в затылок Ланда, в душе шевельнулась благодарность к нему.
— Это понятно, без строительства новых цехов нам не обойтись. И министерство запланировало нам их строительство. Но сейчас разговор о другом. Товарищ Швецов, сколько потребуется времени, чтобы построить два цеха?
В конце стола поднялся начальник отдела капитального строительства, потер ладонью лысую голову.
— Старые цеха строили три года. Техника теперь совершеннее, опыта больше, думаю, за два года трест «Химстрой» с этой работой справится.
— Слышите? — спросил директор присутствующих, перевел взгляд на Ланда, потом на Семавина. — Новые цеха будем строить два года, а уже в этом году надо дать гербицидов на двадцать процентов больше, чем в прошлом году. Как этого достичь, как добиться — вот о чем должен идти разговор!
— Нельзя этого добиться на нашем оборудовании! — не утерпев, прервал директора Семавин. — Еще раз повторяю, не надо строить иллюзий на этот счет, надо реальнее смотреть на вещи.
Лицо директора побагровело от возмущения:
— Слышите, Август Петрович? И это позиция начальника цеха?!
Главный инженер чуть поморщился, видимо, его огорчил насмешливый тон директора.
— Причин для паники не вижу, — сказал он. — Действительно, резервов у нас мало, но резервы все же есть, и они не исчерпываются соблюдением технологического режима, как говорили здесь. Думаю, и в цехе гербицидов, и в цехе монохлорки можно изыскать ту «золотую жилу», которая обеспечит нужный нам прирост выпуска гербицидов.
— Но двадцать процентов! — вновь не утерпел, вскочил Семавин. — А на будущий год — сорок!
— Ты что же предлагаешь? — спросил директор. — Оставить на эти два года вашим цехам прежний план, пока мы строим новые цеха? Легко жить хочешь, товарищ Семавин!.. Объявляю решение: начальнику производственного отдела Ланду привлечь Семавина и Хангильдина и в пятнадцатидневный срок представить главному инженеру план организационно-технических мероприятий по изысканию резервов в этих цехах… Все! Можете идти.