ебо было заволочено легкими, быстро текущими тучами.
— Виктор, перестань говорить загадками, отвечай начистоту: что случилось? Почему вышел на моей остановке?
— Тебя хотел видеть.
— Выходит, соскучился? — Семавин скривился в усмешке. Он не верил словам Ланда, знал, что тот без нужды не будет его ловить на улице. — Тоска парня одолела?
— Поговорить нам надо, — сказал Ланд, не обращая внимания на ехидный тон Семавина. — И поговорить серьезно.
— В таких случаях, как говорится в романах, полагается идти в ресторан или в кафе, создать интимную обстановку за рюмкой кальвадоса. Но у меня, к сожалению, в кармане только рубль.
Ланд тяжело и долго смотрел на скоморошничающего Кирилла, затем перевел взгляд на сквер, расположенный вблизи остановки.
— Пойдем вон туда.
Они пересекли улицу, вошли в пахнущий сыростью большой, заросший кустами сквер, прошли возле молчавшего фонтана. Дойдя до скамьи, Ланд потрогал сиденье ладонями — оно было сырое.
— Ладно, постоим. Насиделись за день.
Семавин огляделся. Ночь поднималась от земли, но еще можно было различить и серые клумбы, и потемневшие кусты, и траву под ногами. Трава пожухла, истоптанная сотнями ног, и, глядя на ее пожелтевшие стебли, Семавину вспоминалась далекая Сурень — такая своя, домашняя, и луга по ней — росные, с травами по пояс; поутру идешь по ним, как по воде бредешь: и тяжело, и мокро. И это вот сравнение истоптанной в сквере травы с суреньскими лугами тревожно отозвалось в нем, словно прикоснулся он к чему-то болезненному, глубоко сидящему внутри.
— Так о чем ты хотел со мной говорить? — спросил Семавин.
Ланд помолчал, вновь тяжело посмотрел на Семавина. Внешне он был спокоен, лишь брезгливая складка у рта да подрагивающие желваки выдавали его напряженное состояние, и это не могло укрыться от Семавина.
— Что за проектный институт ты открыл у себя в цехе? — спросил Ланд.
«Вот, оказывается, в чем дело!» — подумал Семавин. Выходит, Виктор обиделся, что не пригласили его в ОКБ. И Семавин почувствовал себя виноватым: как он мог так опростоволоситься, не поговорить раньше с Ландом?
— Не институт, а общественное конструкторское бюро. Хотим технологическую схему пересмотреть, поднять производительность цеха… Извини, я тебя не предупредил заранее. Может, желаешь подключиться? Давай, еще не поздно, работы хватит… Не возражаю, если возглавишь бюро. Думаю, Ганеев не будет в претензии.
— Нет! — резко ответил Ланд. — И сам не хочу, и тебе не советую: брось заниматься несвойственным тебе делом.
— То есть как несвойственным? — удивился Семавин и даже немножко растерялся, — он не ожидал такого разговора. — Это мое дело…
— Твое дело, — перебил его Ланд, — эксплуатация установок цеха, борьба за план. А ты ослабил эту борьбу, увлекся не тем, чем следует увлекаться тебе по должности… Сорвали план июня? Сорвали. А почему?
Действительно, июньский план они недовыполнили на полпроцента, но совсем по другой причине: из-за перебоев с арматурой, материалами для текущего ремонта, чего не мог не знать начальник производственного отдела, — туго на заводе с заменой изношенного или вышедшего из строя оборудования: нет запасов.
— Я тебя не узнаю, Виктор. Думал, поймешь, что мы в цехе искренне хотим помочь себе и заводу.
— Прожектерство! Ничего из этой затеи не получится, только время у себя отнимаете да план выпуска гербицидов завалите.
— Но мы же не без разрешения. Бекетов посоветовал, он нас на это благословил. — Семавин решил защититься от нападок Ланда авторитетом главного инженера.
Бекетов! Не мог же Ланд рассказать Семавину, что главный инженер сегодня вызвал его к себе. Не пригласив сесть — он и сам стоял, Бекетов стал расхваливать инициативу начальника цеха гербицидов, просил Ланда приобщиться к группе Семавина, помочь — дело там идет к завершению, и его знания, опыт придутся ко времени. Ланд выслушал Бекетова, поклонился и ушел, дрожа от обиды: забыли посоветоваться с Ландом, прежде чем создавать группу, а вот теперь суют под начало Семавина. Конечно, он слышал о цеховом ОКБ, но не верил — и сейчас не верит, что там можно что-то сделать силами цеховых специалистов. Было и обидно, что обошли, и жалко Кирилла: провалится. Хотя, говоря по совести, он не очень-то волновался за Семавина: пусть провалится. Это убедит кое-кого, что мнение Ланда нельзя игнорировать в технических вопросах. Но лучше уговорить Кирилла отказаться от дальнейшей разработки схемы: так будет спокойнее. Спокойнее для него, Ланда.
— По-дружески советую, оставь эту затею. — Ланд взял Семавина за борт пиджака, притянул к себе. — Откажись. Скажи Бекетову, что это отвлекает тебя и твоих специалистов от основной работы. Пусть передаст проектирование в заводское конструкторское бюро.
— Нет, не могу, уволь, — Семавин отвел руки Ланда, отодвинулся. — Будет предательством отступиться от того, что мы проделали.
— Забот себе ищешь? — не проговорил, а прошипел Ланд. — Надоела спокойная жизнь? Надоело ежемесячно прогрессивку получать?.. Ну, смотри, под собой сук рубишь: план сорвешь — вниз покатишься, на своих прожектах не удержишься. И так за июнь прогрессивки лишился. Сам лишился и рабочих цеха подвел.
Темнота сгущалась, в сквере на столбах зажигались лампочки.
Семавину очень хотелось убедить Ланда в необходимости того, что они делали в ОКБ. Еще вначале, после совещания у директора, он заходил в отдел капитального строительства завода и там ознакомился с подсчетами экономистов. Оказывается, строительство нового цеха гербицидов обойдется в девять миллионов рублей. Но цеху гербицидов нужен исходный материал — монохлоруксусная кислота, еще девять миллионов рублей. Но и это не все: для работы в цехах нужны будут рабочие, профессионально подготовленные, а для новых рабочих потребуется и жилье, и детсад, и школа. Но Семавин не стал говорить о том, что Ланд и сам должен знать не хуже его.
— Не верю я, Кирилл, в твою затею. Повторяю: не верю. Ведь провалишься! Тогда сраму не оберешься! Пальцами в тебя тыкать будут, выскочкой звать… Зря за славой погнался!
— А мы не ради славы, — ответил Семавин. — Мы — по долгу инженеров.
— Долг инженера… Тебе как инженеру было поручено продумать и подготовить оргтехмероприятия по цеху, вот ты их и давай, выполняй свой долг, а не садись не в свои сани.
— Наш проект реконструкции цеха и будет этим планом. Другого пути я не вижу.
— Новое строительство цехов — другой путь.
— Ты понимаешь, в какую это копеечку государству обойдется?
— А реконструкция цеха по вашим проектам, если она осуществится, в чем я сомневаюсь, произойдет бесплатно? — усмехнулся в первый раз за все время разговора Ланд. — Притом ни оборудования, ни материалов…
— Не бесплатно, но не такой ценой. Подумай, сколько средств сэкономим. К тому же учти, время — время мы экономим, а время — самый дорогой фактор в нашем деле. Новые цеха войдут в строй года через три-четыре, а мы, в случае реконструкции всего цеха, уже в текущем году будем давать в два раза больше продукта. Поэтому идея строительства новых цехов, которую ты защищаешь, это порочная идея.
Семавину надоел весь этот разговор; мысленно он желал Ланду убираться к черту!..
Ночь текла глухо и немотно. Смутно проглядывала сквозь рваные тучи круглая луна, темнели кусты, разбросанные по скверу, как стога в лугах. За дальними кустами, то вспыхивая, то гасясь, появлялся огонек: кто-то курил на своем балконе, посматривал, наверное, сверху вниз, в плотный сумрак, не различая уже ни клумб, ни фонтана.
И Ланд, кажется, понял, что ими сказано все, пора уходить.
— И учти, — не удержался напоследок, пригрозил он, — если не послушаешь меня, сам неси ответственность за свои причуды — я буду в стороне от твоего позора, и защиты у меня не найдешь. А за провал плана — взыщу, не посмотрю на дружбу.
И ушел, не простясь. Семавин остался один.
В теплом летнем воздухе носился чуть слышимый звон, казалось, издавали его кусты, сама тишина, окружавшая Семавина, и в этой тишине он стоял, по-прежнему глядя в небо, словно видел там разгадку своего спора с Ландом. И что-то невысказанно-ясное, покойное сошло на него, захватило, отошло назад все, что говорил ему Ланд, осталась вот эта тишина и эта ясность, переполнявшая его.
Он спокойно смотрел на луну, и казалось ему, она плыла, тихонько покачиваясь, от одной тучки к другой, как лодка по весенней Сурени.
Уходил Ланд из парка донельзя расстроенным: не удалось ему убедить Семавина. А тут еще примешалась обида на главного инженера: Бекетов не предложил ему возглавить группу Семавина, а только «приобщиться» к ней, как рядовому инженеру. Хотя Ланд, откровенно сказать, не взялся бы за это — не верит он в потуги Семавина.
А вдруг сделают, изменят технологию? Чем черт не шутит, когда бог спит! Как тогда ему, Ланду, быть? Как смотреть в глаза директору, которого он убеждал на совещании, что цех гербицидов исчерпал свои возможности, что только строительство новых цехов обеспечит двойной выпуск продукции… Надо добиться, чтобы идея Семавина заглохла в самом начале, придушить ее, как котенка! Только в этом случае Ланд может уйти от беды. Иначе ему не избежать неприятностей, и карьера преуспевающего специалиста может рухнуть, как подгнившее дерево.
И утром он пошел к директору.
Зия Гильманович радушно встретил его, предложил сесть.
— Ты что такой хмурый? — спросил он Ланда. — Неприятности с планом?
— Да нет, с планом все в порядке, — ответил Ланд, вглядываясь в спокойное лицо директора. — План июня мы вытянули на сто с лишним. Только один цех, цех гербицидов, завалил, недовыполнил план месяца.
— А что там? — Директор нахмурился. — Ты поинтересовался, в чем причины?
— Интересовался, Зия Гильманович, — ответил Ланд. — Начальник цеха Семавин вместо того, чтобы контролировать производство, создал из специалистов цеха какое-то конструкторское бюро и сидит с ними над переводом цеха на непрерывный цикл. По моему мнению, это бестолковая затея, ненужная потеря рабочего времени.