а женщины приходят, чтобы стать красивее? Может быть, ему виделось в этом что-то граничащее с соблазном, с пороком?.. Вообще-то, да, всякий может задаться вопросом, для кого, собственно, женщины хотят быть красавицами. Не всякому придёт в голову верный ответ – если таковой в принципе существует… Как говорится, возможны варианты.
Отчим настаивал, чтобы она отказалась от предприятия, продала или ещё что. А ей не хотелось. Начинала сама, на ровном месте, на свой страх и риск – а дело пошло неожиданно бойко, стало приносить деньги. Она пыталась его задобрить, купила машину. Другой бы просто отстал. Отстал бы, вот и всё.
А он вместо того совсем съехал с катушек. Это что же, она теперь его и за мужика не считает, раз такими подарками бросается. Или ещё хуже: хочет от совести своей этой машиной откупиться. Потому что, как он и предполагал, стоило ей проклятый салон себе завести, так на ней уже и клейма ставить негде.
Он и так-то квасил дай бог каждому, а несколько дней вообще пил беспробудно. Ну и понятно, что, когда кое-как прочухался, был зомбак зомбаком: встал в восемь, проснулся в двенадцать.
Тогда-то и пришёл в салон.
Всех разогнал, её повалил на пол. И выстрелил в правое ухо из «осы». Два раза выстрелил…
Не знаешь, что такое «оса»? Это травматический пистолет, всего лишь травматический пистолет… но если использовать его именно так, как отчим использовал, ничего не стоит лишить человека жизни.
Да ну, что ты, я не грущу, что делать. Ничего ведь не вернёшь, верно?.. Так что ты должна понимать: из моих никого не будет, маман давно в могиле или как там, отчим в тюрьме гниёт, если не помер, а больше никого и не было. Я тебе говорил. Да ладно, ладно, ну какой я сирота, что ты, в самом деле, я вовсе не печалюсь. Нет, не надо, брось, у меня просто улыбка такая.
Вот так.
То есть на этом фронте всё шло хорошо… естественно, не само по себе шло, а его неусыпными стараниями… ничто в жизни не идёт само по себе, только время. А обо всём остальном нужно думать и заботиться, за каждой мелочью следить. Предугадывать, как наше слово отзовётся, или как там. Звенит в голове.
Машина неспешно катила по центральной дорожке коттеджного посёлка. Никанор смотрел в лобовое стекло заранее приветливо. В любой момент мог показаться кто-нибудь, кому следовало по-соседски кивнуть и улыбнуться.
Когда всё кончится, мысли перестанут ездить по кругу: одни и те же мысли по одному и тому же кругу. Когда дело придёт к завершению. Когда окончится удачей. Тогда мысли почувствуют себя свободными. Тогда им воля. Радостно порскнут в разные стороны. О чём хочешь, о том и думай, что душеньке угодно, то и воображай…
А пока итог в проекте, не стоит даже пытаться. Они не пойдут на вольный выпас. Нет, так и будут толочься друг за другом. Раз за разом, раз за разом… Всё ли верно задумано?.. всё ли реализуемо?.. где таится неожиданность?.. какая?.. когда она, проклятая, выскочит, будто из-под земли?.. как с ней сладить?..
Последний инсайд он якобы получит незадолго перед отъездом двоюродного брата. Дней за десять-двенадцать. Чтобы у старика было время на последнее решение. Должен, должен старый чёрт решиться. Если не решится… господи, о таком лучше не думать.
Следовательно, спустя ещё примерно неделю после этого будет назначена свадьба.
Он говорил с менеджером по телефону, она сидела рядом. Путевой дворец предлагает массу опций, говорил менеджер. Взгляните на сайте, вы сможете приблизительно очертить круг предпочтений.
Приняли совет, занялись предпочтениями. Опций и впрямь было немерено. Его самого увлекла эта смешная суета, он не ожидал от себя подобной оживлённости, а она-то просто купалась в мишуре. Оригинальная свадебная история, оформленная в виде волшебной сказки, сопровождение церемонии известными артистами и ведущими, уникальный дизайн платья невесты и т. д. День начинался с мурлыканья; засыпая, она припоминала мелкие подробности будущего счастья. А платье, а сопровождение… Выбрали артистов. Артисты стоили сумасшедших денег. Утешало лишь то, что он не собирался за них платить. Понятно, что некоторые вещи не решаются по телефону. Она расстроилась, когда он сказал, что съездил лично. «Ой, ну почему же ты меня с собой не взял?! – Милая, ну разве стоит тебе толочься по бухгалтериям? Мне было жалко твоего времени, я два часа убил. Вот, взгляни».
Протянул ей счёт на тридцатипроцентную предоплату торжества. Взглянув в итоговую графу, она ужаснулась. Ей было невдомёк, что филькина грамота с нелепой печатью «Оплачено» не является банковским подтверждением и обошлась ему в сущие копейки. Она в этом ничего не понимала. Это были её любимые слова: я в этом ничего не понимаю, милый. Он, в свою очередь, не понимал, что` заставляет её столь упорно ничего ни в чём не понимать. Кажется, ей виделась в этом какая-то доблесть. Какая-то неотмирасеговинка или как там. Так или иначе, в данном случае её непониманию можно было только порадоваться.
Оставалось, чтобы она сообщила о предоплате отцу. Так и так, а знаешь, Никанор часть уже заплатил. Да, предоплата. Да, пути назад нет, ха-ха. Просил не говорить, но… Вот именно, ха-ха. Как видишь, ха-ха. Папа, я же говорю, это только тридцать процентов! Вот и посчитай, ха-ха.
Такая сумма на любого произведёт впечатление. На прижимистого папашу тоже. Если Никанор ради его дочери бросается такими деньгами, они и впрямь одна семья. Это первое настоящее доказательство. Раньше таких не было. Раньше слова: любовь-морковь, то-сё. А теперь на факте. Куда вещественней.
Саму бумажку он ей не даст. Совершенно ни к чему. В отличие от неё, старик в бумажках разбирается. Такому бумажку показать – всё дело под откос. У неё с собой не будет, а он не попросит. Не придёт в голову. Побоится обидеть. «Папа, неужели ты в нём сомневаешься?!» Будь у него серьёзные сомнения, старый чёрт всё равно попросил бы. Но серьёзных нет. На то она и броня. Понятно, что какие-то в стреляном воробье остаются. В стреляных воробьях последней умирает вовсе не надежда, последними умирают сомнения. Однако удара авансовым платежом сомнениям не пережить. Он же не знает, что фальшивый.
Да, вот так, они теперь одна семья. Вот о чём говорит бумажка. Вон какие бабки тому подтверждением. Бабки убедят, что уже не чужой.
Это чужой может кинуть. Чужой только и глядит, как кого обуть. За примерами далеко ходить не надо, с порога шагни, видно: чужой чужому волк, разбойник, паразит.
Как бы ни силился чужой доказать свою порядочность, он останется чужим. Да и что доказательства? Это же раньше было, это в прошлом. Прошлое есть прошлое, а чужой есть чужой. Чужой есть чужой, а ничто из прошлого не гарантирует грядущего.
Но зятёк! – разве чужой?!
Он свой, зятёк-то.
Короче говоря, дело идёт хорошо. И если не случится ничего сверхъестественного, придёт к задуманному финалу.
Последняя мысль была столь же привычна и заезжена, как и все её напарницы по хороводу. Раз за разом промелькивала наравне с другими. От товарок она отличалась разве что тем, что была концевой: ею завершалось скрупулёзное исполнение предыдущего круга – и начиналось столь же внимательное отплясывание следующего.
Но сейчас она как будто лишний раз притопнула или взмахнула платком – или что там ещё выдающегося можно сделать в хороводе. И он почувствовал неожиданный холодок ликования: холодок предощущения удачи, сладкий укол заведомой уверенности, что и впрямь удастся довести дело до успешного завершения.
Краткий миг радости оказался смазан тем, что как раз в это время Никанор свернул в переулок: вставший во весь рост дом за высоким забором вызвал у него чувство неудовольствия.
Он бессознательно отметил, что едва слышное шипение влажного асфальта под колёсами сменилось грубым хрустом гравия.
Хруст под колёсами являлся одним из свидетельств финансовой катастрофы арендодателя Афанасия. Произошедшей лет пять назад. Что скажешь. Жизнь не стоит на месте, катастрофы то и дело случаются. Но до чужих катастроф никому нет никакого дела. Никанору точно нет. Такова жизнь.
Когда у Афанасия всё рухнуло, ему не хватило бабок даже на то, чтобы на этих жалких сорока метрах до ворот поверх гравия положить асфальт.
Правда, на стакан с водой можно и иначе посмотреть: хоть всё у него и повалилось, а всё же дом успел построить.
Построить – да. Но не довести до ума. Второй этаж не отделан. Да на что ему второй этаж отделывать…
Но и в этом случае можно иначе взглянуть: зато ни ям, ни рвов, ни груд кирпича, ни штабелей плитки, ни воя болгарок и дрелей. Тишина, покой, тихая дачная жизнь.
На какие шиши Афанасию дрелями визжать. У него и на водку толком не хватает.
Он подъехал к воротам и посигналил.
Дожидаясь отклика, размышлял, в каком состоянии пребывает сегодня Афанасий. Думай не думай, сто рублей не деньги. В обычном, скорее всего, пребывает. «Мне этот дом вот где! Вот он где у меня, вот! Мне на него смотреть тошно!.. Где остальное?! У меня шесть квартир было, шесть! Где мои шесть квартир?! Четыре заправки у меня было! Где заправки? Моя фирма на подъёме была! Я в Лондонском IPO собирался участвовать!..»
В прошлый раз опять, едва ворочая языком, объявил, что он арендодатель. Арендодатель, а не хрен с горы. И, как арендодатель, имеет право постановить – и постановляет… Что постановить-то, равнодушно спросил Никанор. Что постановляешь?.. Что мало ты платишь, вот что постановляю. У тебя бабок немерено. А мне ты четыреста. Сам вон на какой тачке раскатываешь, а за мой дом даже полштуки не даёшь? Так дело не пойдёт!.. Да какой дом, Афанасий, окстись, две комнаты, а не дом. И тачки у меня не свои, а арендованные. Побойся бога, жил бы я в твоём долбаном доме, если б у меня бабки были!.. Не знаю ничего! Мне и полштуки мало! Давай штукаря! С завтрашнего дня давай!.. Афанасий, охолонь. Ты чего? Шесть квартир у него было. Иным невдомёк, зачем человеку вторые штаны. А ты вон чего – шесть квартир… Как – зачем! Ты не смейся! Я бы сдавал! Мне же не хватает! Тебе сдаю – и ещё бы сдавал. На что мне жить? У меня всё отобрали. У меня и дом хотели отобрать… Но не отобрали же, верно?.. Потому что единственное жильё! А сколько я заносил! Сколько я в налоговую заносил!.. Афанасий, это же разные ведомства. Когда до исполнительных доходит, налоговая побоку… Так на что мне жить? На что? Давай штукаря с завтрашнего дня. Давай, а?.. Убить бы тебя, Афанасий. Убить бы. За каким чёртом ты небо коптишь?..