В книге "От Манассаса до Аппоматтокса" Лонгстрит в резких выражениях критиковал действия Ли в ходе сражения. "Полковник Тейлор утверждает, что генерал Ли настаивал на том, чтобы марш моих войск был ускоренным, и недоволен их неявкой. Он ни слова не сказал мне об их марше, пока в одиннадцать часов не отдал приказ о переходе вправо. Приказ войскам ускорить марш 1-го числа был отправлен без всякого предложения с его стороны, а на основании его заявления, что он намерен сражаться на следующий день, если там будет враг. То, что он был взволнован и выведен из равновесия, было очевидно во второй половине дня 1-го числа, и он трудился под этим гнетом, пока не пролилось достаточно крови, чтобы успокоить его".
Это сильный материал, и Лонгстрит не мог быть удивлен тем, что это обрушило на его голову гнев многих, более того, большинства южан, хотя к тому времени ему, возможно, было уже все равно. Однако следует помнить, что Лонгстрит с самого начала выступал против вторжения на Север, и, проиграв этот спор, он вообразил, что выиграл обещание Ли не искать "общего столкновения" с врагом, а расположить армию на хорошей местности и ждать нападения Союза. Из-за отсутствия Стюарта и недостатка достоверных разведданных Ли позволил поставить себя в положение, когда он считал себя обязанным делать прямо противоположное. Теперь Мид был вынужден занять грозную оборонительную позицию с короткими внутренними линиями и непрерывной линией коммуникаций, которую Ли предлагал атаковать. Неудивительно, что Лонгстрит, возможно, был не в восторге от того, что стал стержнем в стратегии, против которой он выступал на протяжении двух месяцев. Ситуация ранним утром 1 июля была именно тем кошмаром, который он предсказывал и которого, по его мнению, все еще можно было избежать, продвинувшись вправо и расположив армию вдоль линии коммуникаций Мида, а также между Мидом и Вашингтоном, так что ему пришлось бы атаковать Ли на местности, которую тот сам выбрал.
Ссылка на то, что Ли был "кровожадным", как выразился полковник Лонг в своем пылком ответе на утверждение Лонгстрита, вызывает недоумение, учитывая то уважение, которое Лонгстрит обычно оказывал Ли. Но все понимают, что он имеет в виду, и это на самом деле полезная поправка к изображению Ли как гипсового святого. Ли был генералом, и не только - он был необычайно яростным и агрессивным, который не задумывался о потерях и не позволял им себя сдерживать. Слова Йитса "Окинь холодным взором / Жизнь, смерть. / Всадник, пройди мимо!" * приходят на ум, когда задумываешься о том, как Ли относился к потерям. Он мог проявить сочувствие, если человек попадался ему на глаза: так, после провала приступа Пикетта на третий день Геттисберга он остановился, чтобы утешить тяжело раненного солдата Союза, лежавшего на земле и кричавшего "Ура Союзу!", когда Ли проскакал мимо него; Ли сошел с места, пожал ему руку и сказал: "Сын мой, я надеюсь, ты скоро поправишься". Но, как и Грант, он смог закрыть свой разум от неизбежных массовых ужасов войны. В середине XIX века сражения велись с близкого расстояния, и оружие того времени наносило сокрушительные раны; невозможно было оградить себя от вида и звуков бойни, и Ли не был человеком, который командовал с безопасного расстояния.
Однако все это не означает, что он жаждал или требовал кровопролития. Похоже, что Лонгстрит, хотя и с необычайно неудачно подобранными словами, говорил о том, что Ли был настроен на бой ранним утром 2 июля; что он желал сражения, действительно считая, что у него нет другого выбора; что он думал, что сможет выиграть его; и что он раз и навсегда закрыл глаза на мольбы Лонгстрита обойти противника слева. "Враг уже здесь, - сказал Ли генералу Худу, - и если мы не выпорем его, он выпорет нас". Трудно не согласиться с этим суждением, хотя Лонгстрит так и поступил.
Даже вопрос о времени в рассказах об этом дне противоречив. Лонгстрит начинает свой рассказ о нем с того, что пишет. "Утром 2-го числа звезды ярко сияли, когда я явился в штаб генерала Ли и попросил приказов", которых не последовало. Возможно, в старости Лонгстрит перепутал время, когда он встал и позавтракал, с временем встречи с Ли. Фримантл, который находился в штабе Лонгстрита и редко не обращался к своим карманным часам, отмечает, что "мы все встали около 3:30 утра,", когда действительно звезды могли "ярко сиять", но только "с первыми лучами солнца", то есть перед самым рассветом, Ли, Лонгстрит, А. П. Хилл, Худ и Хет встретились на Семинарском хребте, откуда их наблюдали сверху полковник Фримантл, австрийский коллега Фримантла в модной форме и с вощеными усиками, а также капитан Шейберт из прусской армии с высоты, сидя на ветке дерева. Наблюдатели забрались на дерево, чтобы получше рассмотреть события дня - как оказалось, очень рано. Лонгстрит и Худ, отмечает Фримантл, предавались "истинно американскому обычаю выстругивать палочки". Фриман считает, что Ли с нетерпением ждал "ветеранов Лонгстрита", но это кажется маловероятным, поскольку если бы Лонгстрит присутствовал, выстругивая свою палочку, Ли мог бы спросить его, когда начнут прибывать его войска. Возможно, Лонгстрит снова привел аргументы в пользу того, чтобы избежать фронтальной атаки и попытаться развернуть противника влево, но если это так, то Ли их отверг.
В любом случае, атака не могла быть предпринята раньше девяти часов утра, поскольку командующий артиллерией Лонгстрита полковник Эдвард Портер Александер не имел своих пятидесяти четырех орудий на поле до этого часа. Что касается пехоты Лонгстрита, то большая ее часть начала разворачиваться уже в 7 утра. Полковник Фримантл, временно сменив ветку дерева на одолженную лошадь, сопровождал Лонгстрита "по части местности" и наблюдал, как он расставляет дивизию генерала Маклауза. Фримантл дал такое хорошее описание поля боя 2 июля, какое только можно найти:
Противник занимал ряд высоких хребтов, вершины которых были покрыты деревьями, но промежуточные долины между этими хребтами и нашими были в основном открыты и частично возделаны. Кладбище находилось справа от них, а слева они упирались в скалистый холм. Силы противника, которые, как предполагалось, состояли почти из всей Потомакской армии, были сосредоточены на пространстве, не превышающем пары миль в длину.
Конфедераты окружили их своеобразным полукругом, и крайняя граница нашей позиции должна была составлять не менее пяти-шести миль. Юэлл находился слева от нас, его штаб располагался в церкви * (с высоким куполом) в Геттисберге; Хилл - в центре, а Лонгстрит - справа.
Он также отмечает: "До 16:45 царила мертвая тишина, и никто не мог предположить, что в этот час такие массы людей и такая мощная артиллерия собираются приступить к разрушительной работе".
Критический вопрос исторического спора, который до сих пор окружает и, вероятно, всегда будет окружать стратегию Ли в Геттисберге, заключается в том, почему он позволил пройти почти восьми часам между моментом, когда основная часть сил Лонгстрита достигла поля боя, и моментом, когда произошла фактическая атака. Конечно, возможно, что если бы атака была предпринята раньше, она могла бы увенчаться успехом, и также, безусловно, верно, что с каждым часом федеральные силы на Кладбищенском хребте становились все сильнее и лучше укреплялись; но задержка не может быть полностью возложена на Лонгстрита, как бы ему ни не нравилась сама идея проведения атаки. Он вполне мог быть "в плохом настроении", как выразился Фримен, но это не значит, что он отказался бы подчиниться прямому приказу, если бы тот был отдан.
Трудно, сопоставляя различные рассказы о том, что произошло в то утро, не прийти к впечатлению, что действия конфедератов были отмечены некоторой двойственностью, сомнениями и растерянностью. Прусский наблюдатель позже заметит, что Ли выглядел "изможденным" и "был не в своей тарелке", а Лонгстрит скажет, что Ли "утратил ту безупречную уравновешенность, которая обычно ему свойственна". Армия зависит от рассудительности и уравновешенности ее командующего, и Ли не показал себя с лучшей стороны в ранние часы 2 июля. Хотя у него была целая ночь на размышления, он все еще сомневался, стоит ли вступать в "генеральное сражение", то есть задействовать всю свою армию, и проводить ли главную атаку справа или слева. Возможно, вид местности, которую теперь занимал противник, заставил его задуматься, как это и должно было произойти, а может быть, он чувствовал себя плохо - несомненно, он понимал, что ни Юэлл слева, ни А. П. Хилл в центре не были столь успешны, как ему хотелось бы накануне, и что командир его третьего корпуса Лонгстрит не проявлял того рвения, которое было у Стоунволла Джексона к смелому фланговому маршу. Все, кто пишет о сражении, и не мало тех, кто командовал бригадами и дивизиями во время него, рассуждают о том, насколько иным мог бы быть исход, будь там Джексон.
Где-то перед 9 утра Ли оставил Лонгстрита и поскакал в крайний левый район, чтобы еще раз поговорить с Юэллом. Того, что он там нашел, было достаточно, чтобы убедить его в том, что основная атака должна быть предпринята справа от него, а Юэлл окажет поддержку. Когда Ли возвращался к центру, Лонг записал его слова: "Что может задержать Лонгстрита? Он должен быть на позиции сейчас". Но на самом деле Ли еще не отдал Лонгстриту приказ; он встретился с Лонгстритом только в 11 утра. От южной оконечности Семинарского хребта до центра Геттисберга чуть больше двух миль, и в этом ландшафте нет ничего сложного или трудного, поэтому кажется странным, что Ли понадобилось более двух часов, чтобы въехать в город, лично убедиться, насколько сильна позиция федералов перед Юэллом, посоветоваться с Юэллом, а затем поехать обратно, чтобы встретить Лонгстрита. До этого момента Ли еще не принял решения о "генеральном сражении" и не решил, что корпус Лонгстрита должен возглавить атаку.
Дав Лонгстриту устные указания, Ли поскакал обратно, оставив Лонгстрита маршировать на позиции. Это заняло неоправданно много времени. Кажется странным, что Ли не призвал Лонгстрита действовать быстро, но это было не в духе Ли. К полудню, в такой жаркий день, что войска "страдали от недостатка воды", до Ли дошли сведения, что федералы перебрасывают войска на Раунд-Топ, то есть расширяют свою линию настолько, насколько это возможно, чтобы не допустить разворота своего фланга.