Но легко быть мудрым спустя столько времени после события - Грант атаковал, когда у Ли было всего два корпуса, частично развернутых, и день, по сути, стал еще одним долгим, кровавым противостоянием. Гранту не удалось вывести свою армию из Уайлдернесс на открытую местность к юго-востоку, а Ли не удалось оттеснить Гранта за Рапидан.
На рассвете 6 мая Грант снова атаковал первым, предприняв наступление по Орандж-Планк-Роуд, чтобы разбить корпус Хилла. Это могло бы увенчаться успехом, если бы люди Хилла не провели ночь, укрепляя свою линию, и если бы Бернсайд не умудрился заблудиться с большей частью своего корпуса в двух милях густых, похожих на джунгли вторых зарослей - "мрачных зарослей" между таверной Уайлдернесс и фермой вдовы Тапп.
Накануне Ли едва не попал в плен на ферме вдовы Тэпп. Теперь, рано утром 6 мая, обеспокоенный тем, что вся его линия может быть отброшена назад до того, как Лонгстрит поднимется, Ли попытался сам возглавить контратаку в том же месте. Наблюдая за тем, как линия Конфедерации начинает рушиться, он выехал на открытое поле и приблизился к противнику менее чем на 200 ярдов, в то время как батарея Конфедерации позади него выпускала залп за залпом из канистр по наступающим рядам Союза. Окруженный дымом, взрывами и неразберихой, Ли увидел несколько оборванных солдат, бегущих вперед через щели между орудиями, и закричал: "Кто вы, мои мальчики?"
В ответ они закричали, что это техасцы, из дивизии генерала Худа, первого из прибывших корпусов Лонгстрита. Почти все согласны с тем, что Ли был "взволнован", возможно, не только потому, что находился на передовой, но и потому, что техасцы были доказательством того, что Лонгстрит наконец-то прибыл. Он размахивал шляпой, крича "Ура Техасу!". И, приказав им выстроиться "в боевую линию", он повел их быстрым шагом мимо орудий конфедератов. Хотя Ли редко притрагивался к вину или спиртному, он не был застрахован от опьянения в бою: "Его лицо пылало, а глаза были устремлены на врага впереди". Зрелище командующего армией Северной Вирджинии, нетерпеливо подгоняющего Тревеллера во главе бригады техасцев к линии пехоты Союза, находящейся на расстоянии всего 150 ярдов, очевидно, привлекло внимание более трезвых духом пехотинцев, которые вдруг узнали его и закричали: "Назад, генерал Ли, назад!" Под внешним спокойствием он скрывал дух берсерка; в его жилах текла кровь светлого коня Гарри Ли. Личная храбрость Ли, его безразличие к опасности и агрессивный характер были доказаны снова и снова; и все же вид их седобородого пятидесятисемилетнего генерала, предлагающего возглавить "отчаянную" атаку пехоты под огнем, привел в замешательство этих закаленных ветеранов, которые закричали, что не пойдут вперед, пока он не вернется назад. В конце концов за уздечку Тревеллера ухватился зазевавшийся сержант, и в этот момент полковник Чарльз Венабл из штаба Ли подъехал и, наклонившись к уху Ли, прокричал ему, что Лонгстрит уже рядом и ждет его приказов.
Какое-то время Ли сопротивлялся, как будто не слышал. Затем он вновь обрел спокойствие, помахал техасцам шляпой и пришпорил Тревеллера. Венабл ускакал, чтобы сообщить Лонгстриту новость о том, что Ли предлагает вести в бой бригаду. Лонгстрит, если верить его мемуарам, попросил Венабла вернуться к генералу Ли со своими комплиментами и сказать, "что его линия будет восстановлена в течение часа, если он позволит мне управлять войсками, но если мои услуги не нужны, я хотел бы поехать в какое-нибудь безопасное место, поскольку там, где мы находились, было не совсем удобно". Этот упрек звучит слишком мягко, но Лонгстрит писал спустя четырнадцать лет после этого события. Фримен, вероятно, более прав, когда пишет, что, когда Ли связался с Лонгстритом, тот сказал ему "прямо, что ему следует уехать дальше за линию фронта". Лонгстриту следовало бы самому прислушаться к этому совету, учитывая то, что вскоре должно было произойти.
К десяти часам утра Ли "стабилизировал" свой фронт, несмотря на ожесточенные бои взад и вперед через почти "непроходимый барьер" из кустарника, подлеска и спутанных саженцев, пробитых пулями и выстрелами из канистр, в котором невозможно было двигаться, не наступая на тела раненых и убитых. Потери сократили силы бригад Ли до одной трети от их численности. Из 800 техасцев, которых Ли ненадолго вывел вперед у фермы вдовы Тапп, спустя четыре часа в живых и раненых оставалось менее 200 человек. И все же Ли не мог выиграть "поединок", если верить описанию Ватерлоо герцога Веллингтона, против превосходящих сил. Он должен был найти способ развернуть левый фланг Гранта и либо отрезать его от бродов через Рапидан, либо заставить отступить к ним.
Один из штабистов Лонгстрита обнаружил недостроенную железнодорожную ветку менее чем в полумиле к югу от Орандж-Планк-Роуд. Ли сразу же увидел возможность использовать ее для поворота фланга Гранта. Еще до полудня он начал сворачивать линию союзников генерала Уинфилда Скотта Хэнкока, как выразился Хэнкок, "как мокрое одеяло". Победа, подобная Чанселорсвиллю, должна была казаться Ли вполне достижимой, поскольку левый фланг армии Союза начал разваливаться, но Грант не допускал и не думал об отступлении и удерживал свои позиции. Лонгстрит, проигнорировав свой собственный совет Ли, поскакал вперед, чтобы посмотреть поближе, когда его войска пытались обойти корпус Хэнкока в том месте, где Орандж-Плэнк-Роуд соединялась с Брок-Роуд, и, как и Стоунволл Джексон, был застрелен своими же солдатами, которые приняли его и его штаб за федеральную кавалерию. В отличие от Джексона, Лонгстрит выжил. Пуля пробила ему горло и правое плечо, но когда его несли с поля боя, он смело снял шляпу, которую надел на лицо, чтобы скрыть свою личность, и помахал ею, чтобы доказать своим солдатам, что он еще жив. Тем не менее, казалось, что из атаки конфедератов исчез импульс, и день закончился очередным тупиком.
В ту ночь один из офицеров предупредил Гранта, что знает методы Ли по опыту и что Ли будет действовать так, чтобы отрезать армию от бродов через Рапидан. Грант устало ответил: "О, я уже устал слушать о том, что собирается делать Ли. Некоторые из вас постоянно думают, что он вдруг сделает двойной кувырок и высадится у нас в тылу и на обоих флангах одновременно. Возвращайтесь к своему командованию и попробуйте подумать, что мы сами собираемся делать, вместо того чтобы думать о том, что собирается делать Ли".
Это был новый настрой на борьбу с Ли, чья репутация на Севере была почти столь же высока, как и на Юге, несмотря на поражение при Геттисберге. Когда рассвело на следующий день, Грант не стал ни атаковать, ни отступать - он просто прервал сражение и отошел на юго-восток к Спотсильвания-Корт-Хаус, где он был ближе, чем Ли, к Ричмонду. За три дня боев Грант понес почти 18 000 * потерь, в то время как армия Ли понесла только 11 000; но в процентном отношении потери Гранта составили около 17 процентов его сил, а Ли - около 20 процентов, которые он не мог восполнить. То, что ему удалось достичь Спотсильвании раньше Гранта, свидетельствует о необычайном мастерстве Ли и способности его солдат к восстановлению. Поставленный в оборону упрямым отказом Гранта отступать, Ли полагался на способность своей армии быстро передвигаться, отчасти благодаря скромному обозу снабжения, и на свой собственный "замечательный тактический глаз на оборонительные позиции". Куда бы Ли ни направлялся, он искал место, которое можно было бы защитить, и сразу же отправлял своих людей на раскопки. Мастер маневра снова стал мастером лопаты и саперной лопатки. Офицер Союза, служивший в штабе Мида, капитан Теодор Лайман, будущий смотритель Гарвардского университета, заметил об умении Ли строить земляные сооружения, что когда армия Потомака продвигалась вперед, она всегда видела перед собой "линию противника, ничего не видно, кроме штыков и боевых флагов, воткнутых в верхушки сооружений". Существует правило, что когда мятежники останавливаются, в первый день они делают хорошую стрелковую яму, во второй - регулярный пехотный бруствер с артиллерией на позиции, а в третий - бруствер с абаттисом впереди и окопавшимися батареями позади. Иногда они укладывают эту трехдневную работу в первые двадцать четыре часа".
Ли не дремал в Вест-Пойнте во время лекций о Вобане и искусстве фортификации; он никогда не забывал, что сначала был инженером, а потом стал кавалерийским офицером; он рассчитывал на свои земляные сооружения, чтобы компенсировать разницу в численности между армией Потомака и своей собственной, и когда одно земляное сооружение переставало быть пригодным, он быстро переходил к новому. В результате, заметил Лайман, "эта страна пересечена полевыми работами, простирающимися на мили и мили в разных направлениях и обозначающими различные стратегические линии, занимаемые двумя армиями, когда они воинственно движутся друг за другом".
"С опаской" - ключевое слово. Грант был полон решимости обойти Ли справа, а Ли был так же полон решимости не дать ему этого сделать. Ли добрался до Спотсильвании раньше Гранта и "умело закрепился между реками По и Ни, его окопы имели форму перевернутой буквы V", на этой позиции он мог отбиваться от превосходящих сил Гранта и перебрасывать подкрепления с одной стороны буквы V на другую, когда того требовала ситуация. Великолепное владение Ли своей профессией и его спокойствие перед лицом повторных атак при Спотсильвании (и плохих новостей с других фронтов) служат образцом генеральства и по сей день. К этому моменту Грант имел почти вдвое больше людей, чем Ли (120 000 против примерно 60 000), значительно превосходящую артиллерию, а также обильную и беспрепятственную линию снабжения. Тем не менее Ли удалось сдержать его, что послужило поводом для знаменитого телеграфного сообщения Гранта Хэллеку: "Я предлагаю сражаться на этой линии, если это займет все лето", - ответ на растущую критику его тяжелых потерь и слухи (неверные) о том, что он возобновил пьянство. Оба генерала допустили ошибки: Грант - из-за редкого всплеска самоуверенности, Ли - из-за старой привычки позволять Дж. Э. Б. Стюарту выбирать, что делать с его кавалерией, тем самым снова оставляя Ли вслепую, как это было при Геттисберге. Что касается Гранта, то он отправил своего командующего кавалерией генерал-майора Филипа Шеридана в рейд к окрестностям Ричмонда, в результате чего тот тоже ослеп. Шеридану не удалось прикрыть продвижение армии к Спотсильвании от кавалерии Конфедерации. Хотя Шеридан и не был таким уж заносчивым, он разделял предпочтение Стюарта к драматическому использованию кавалерии в больших масштабах, а не к менее эффектным, но жизненно важным задачам - прикрытию продвижения пехоты, расчистке дорог перед армией и информированию командую