Сам Ли находил утешение в том, что был ближе к своей семье. Его старшая дочь, Мэри Кэстис, находилась в Ричмонде, и он разрешил ей выгуливать Тревеллера (будучи опытной наездницей, она была единственным человеком, кроме самого Ли, который находил походку лошади удобной). Его дочь Милдред мужественно добралась одна из школы в Винчестере после взятия города федералами, чтобы присоединиться к матери, которая была в Уайт-Хаусе с Агнес и Энни. Ли не мог видеть своих сыновей, поскольку все трое теперь служили в армии: Роб оставил университет и поступил рядовым в артиллерию Рокбриджа, несмотря на то, что студенты университета были освобождены от службы.
В это короткое военное затишье миссис Ли и ее дочери делали все возможное, чтобы вести нормальную семейную жизнь. Несмотря на то что Уайт-Хаус был домом ее сына Руни и принадлежал ее отцу и матери, он не мог утешить миссис Ли в связи с потерей Арлингтона. Артрит сделал ее к этому времени постоянным инвалидом, хотя она все еще была бодра. Девочки, похоже, удобно устроились, время от времени приобщаясь к романтической, рыцарской стороне жизни Конфедерации, воплощенной в таких смелых подвигах, как возвращение Дж. Э. Б. Стюартом "тетради" Мэри Кьюстис (или того, что мы сейчас называем альбомом), в которую она вклеивала стихи, песни и газетные вырезки, привлекшие ее внимание во время ее девичества в Арлингтоне. Стюарт, уже "лихой герой" и бригадный генерал, главный командир кавалерии армии Северной Вирджинии, отправился на разведку в тыл врага вместе с двоюродным братом Мэри подполковником Фицхью Ли. Они остановились в Кинлохе, не более чем в нескольких милях от Арлингтона, где миссис Ли с девочками укрылась после того, как федералы заняли Александрию. Там Стюарт нашел альбом Мэри, который он отправил за ней в Ричмонд. На двух пустых страницах, оставшихся в конце книги, Стюарт и Фицхью Ли написали стихи Мэри в насмешливо-романтическом стиле, причем Фицхью "мягко высмеивал" ее "властные манеры", а Стюарт, всегда кавалер по духу, писал:
Это случилось сегодня ночью во время дежурства на заставе.
Я нашел альбом с твоим именем:
Так много драгоценных камней любви и красоты
Я смотрел по сторонам, пока не появился...
Моя муза - так давно забытая, пренебрегаемая...
Форма, которую я меньше всего ожидал...
Он подписал свое стихотворение "Джеб" - напоминание о тех беззаботных днях, когда он так часто посещал дом Ли в Вест-Пойнте и нежно флиртовал с его дочерьми. Как и Ли, Стюарт, хотя и был преданным и верным мужем, был заядлым флиртуном. *.
Ли, конечно, было бы приятно узнать, что его любимый кавалерист и племянник пишут стихи его дочери Мэри у костра, но у него было много других забот в Ричмонде, хотя Уайт-Хаус находился всего в двадцати пяти милях, не более чем в хорошем дне пути для Тревеллера. Его больше всего беспокоило, что армия Конфедерации просто распадется, когда у людей закончится двенадцатимесячный срок службы. Он стал движущей силой, убедившей президента Дэвиса и Конгресс принять закон о воинской повинности, хотя он был сильно смягчен теми политиками, для которых на первом месте стояли права штатов, и теми, кто считал, что воинская повинность подорвет патриотизм. В своем прежнем качестве командующего военными и морскими силами Вирджинии Ли убедил губернатора Летчера принять аналогичный закон, поэтому аргументы "за" и "против" были хорошо знакомы. В принятом в итоге законе было много того, что не нравилось Ли, особенно выборы офицеров, но он, по крайней мере, гарантировал, что армия Конфедерации не испарится просто так. Он также продемонстрировал, как Ли, не любивший вмешиваться в политику, умело лоббировал за кулисами, когда это было необходимо.
Ли также умел добиваться своего без открытой конфронтации между собой и соперничающими командирами Конфедерации на поле боя. Его более широкие планы в значительной степени зависели от его веры в военный гений самого сложного и скрытного из генералов, Томаса Джей ("Стоунволла") Джексона. Вера Ли в Дж. Э. Б. Стюарта как кавалерийского командира была верой снисходительного отца по отношению к сыну; его вера в Стоунволла Джексона была более сложной: он видел в Джексоне воплощение своей собственной веры в маневр и внезапные, неожиданные фланговые атаки как способ преодолеть превосходство Союза в численности и технике. Не помешало и то, что и Стюарт, и Джексон были, хотя и по-разному, глубоко религиозными людьми, для которых присутствие Бога в человеческих делах всегда стояло на первом месте, и что оба они, как и Ли, были инстинктивно храбрыми и абсолютно равнодушными к личной опасности. За редким исключением, Ли не нужно было подробно объяснять Джексону свои намерения или убеждать его сделать то, что он не хотел делать - Ли ненавидел и объяснения, и убеждения. Джексон развил в себе удивительную способность читать мысли Ли и делать выводы о том, что Ли хочет от него, лишь по самым незначительным предложениям. Он не только стал сильной правой рукой Ли, но и почти всегда делал то, чего хотел бы сам Ли в любой ситуации на поле боя.
На первый взгляд кажется маловероятным, что между этими двумя мужчинами могли возникнуть столь близкие отношения. Они оба были выпускниками Вест-Пойнта, но кроме этого у них было мало общего. Ли был потомком нескольких поколений виргинских аристократов с обеих сторон своей семьи, в то время как Джексон родился на холмах Западной Вирджинии и был грубоватым, неуклюжим и некрасивым. Двое из прадедушек и прабабушек Джексона попали в Виргинию в результате действия английских уголовных законов середины XVIII века - оба они были осуждены за кражу в то время, когда наказанием даже за самые незначительные преступления обычно было повешение или отправка на семь лет на плантации южных колоний в качестве "кабальных слуг".
Военная сторона личности Стоунволла Джексона, возможно, в чем-то обязана его прадеду, истребителю индейцев, дослужившемуся до капитана во время Революционной войны, но гораздо больше - его замечательной прабабушке, которая была ростом более шести футов, светловолосой, мускулистой, решительной и потрясающе меткой. Их потомки расселились по всей северо-западной Вирджинии, некоторые из них были преуспевающими, некоторые нет, но по духу и воспитанию они сильно отличались от первых семей "Тидуотер" Вирджинии с их значительными рабовладельческими хозяйствами, огромными участками земли и внушительными особняками. Воспитанный в бедности и осиротевший в раннем возрасте, Томас Джексон имел грубые черты, отпечаток пограничья, который он никогда не терял. Его посадка на любимую лошадь, Малыша Соррела - животное должно было стать почти таким же известным, как Путешественник в мифологии Конфедерации, - была достаточно неловкой, чтобы привлечь внимание во время Гражданской войны. Высокий человек на маленькой лошади, он ехал с длинными стременами, наклонив верхнюю часть тела вперед так, что казалось, его нос может коснуться шеи лошади - большой контраст с в высшей степени грациозным мастерством Роберта Э. Ли, в эпоху, когда мастерство наездника еще имело значение.
Юный Джексон работал школьным учителем и констеблем, прежде чем решил сдать экзамен в Вест-Пойнт, и поступил туда только потому, что мальчик, получивший назначение, взглянул на Военную академию и решил вернуться домой. В Вест-Пойнте Джексон преодолел свои многочисленные недостатки, окончил академию семнадцатым в классе из пятидесяти девяти кадетов и получил желанное место второго лейтенанта в артиллерийском корпусе, который окончил как раз вовремя, чтобы быть отправленным в Мексику, где его мужество и искусное управление артиллерией вопреки непреодолимым препятствиям принесли ему одну из самых блестящих записей войны.
На протяжении всей жизни Джексон страдал от самых разных недугов, возможно, усугубленных сильной ипохондрией. Только в вопросах религии его интересовало больше, чем собственное здоровье: диспепсия, слабое зрение, глухота, ревматические и невралгические боли, плохое пищеварение - читать переписку Джексона с близкими людьми все равно что читать затянувшееся и глубоко пессимистичное медицинское заключение. Он был приверженцем шарлатанских методов лечения, гомеопатических препаратов, водолечебниц и странных диет - все безрезультатно. Когда его приглашали на ужин, он неизменно приносил с собой собственную еду, аккуратно завернутую в салфетку, и избегал алкоголя и любых стимуляторов. Несмотря на все это, большинству людей он казался сильным, физически крепким и обладающим отменным здоровьем.
Этот странный и неловкий человек, плохо чувствующий себя среди незнакомых людей и косноязычный, когда его просили говорить, не очень-то преуспел в армии мирного времени. Его твердая пресвитерианская совесть, неспособность различать оттенки серого между добром и злом и сильная доза чопорности привели его к конфликту с командиром во Флориде, которого Джексон обвинил в интрижке с девушкой-служанкой. Едва ли что-то может разрушить карьеру офицера больше, чем обвинение начальника в аморальном поведении, и в итоге Джексон был вынужден уйти в отставку и стать "профессором естественной и экспериментальной философии" и инструктором по артиллерии в Виргинском военном институте в Лексингтоне в 1851 году. Хотя многие курсанты высмеивали и карикатурировали своего профессора, который полностью полагался на заучивание, не знал о науке гораздо больше, чем они сами, и не обладал никаким даром, чтобы сделать предмет интересным для своих студентов, Джексон мог бы провести остаток своей жизни в качестве свирепой, форменной версии мистера Чипса. Но история притянула его и его учеников стать свидетелями казни Джона Брауна в 1859 году, а после решения Вирджинии отделиться от Союза в 1861 году он отправил своих студентов в Стонтон и начал новую военную карьеру, которая приведет его к званию бригадного генерала менее чем за шесть месяцев и к званию генерал-лейтенанта и статусу легендарного героя до его смерти в мае 1863 года в битве при Чанселорсвилле.
Ли одним из первых признал достоинства и потенциал этого эксцентричного, молчаливого гения, чей стремительный марш на поле Первого Манассаса и его дерзость там принесли ему прозвище Стоунволл и сделали его известным и почитаемым на всем Юге - правда, гораздо