— Доброе утро, — коротко сказала я. — Прекрасный день, не правда ли?
Руперт взглянул в окно:
— Снег идет. — Он вернулся к газете.
Главным заголовком на первой странице было: «Вальдо Бинг невиновен». Под ним фотография папы в роли Шейлока, сделанная несколько лет назад. В этом гриме и с бородой он действительно был похож на убийцу. Не в силах сдержать любопытство, я села рядом с Рупертом и, вывернув голову под невероятным углом, заглянула в статью. Мелкими буквами под заголовком было напечатано: «Триумф детективного расследования». Я почувствовала приятную гордость за инспектора Фоя. Я уперлась подбородком в стол, чтобы прочитать дальше: «Лондонский театральный мир пребывал в большом беспокойстве с ноября, когда один из знаменитых актеров, исполнитель многих ролей в шекспировских трагедиях, сэр Бэзил Уинтергрин…» Складка на странице мешала мне читать дальше. Я осторожно расправила ее пальцем. Руперт опустил газету. Он выглядел рассерженным:
— Не делай этого!
Тут вошел отец с Корделией, висящей у него на локте. Он выглядел бледным и уставшим. Однако подмигнул мне и потрепал по плечу Руперта. Тот что-то промычал в ответ. Корделия пододвинула папе кресло, смахнула невидимые пылинки и расправила салфетку у него на коленях. Потом она подбежала к буфету, чтобы огласить меню. И устроила жуткий шум, звеня крышками, роняя ложки, ошпарившись горячим кофе и громко жалуясь. Я заметила, что Руперт закрыл глаза и глубоко вздохнул. Корделия уселась рядом с папой и, пока он ел, распевала приветственные гимны, стуча в такт ложкой по столу. Руперт бросил газету и вышел из комнаты.
— Странную фотографию они выбрали. Ты совсем не похож на себя. — Я показала ему газету. — У тебя тут фальшивый нос!
Отец рассмеялся, отказавшись читать статью.
— Я не думаю, что готов к образу Вальдо Безвинного. Уже привык к Вальдо Мяснику!
Корделия старалась не смотреть в мою сторону. Она была зла на меня за то, что я лишила ее возможности сыграть роль Роберты из «Железнодорожных детей», чей отец также был невинно осужден. Если бы я была правильной сестрой, то устроила бы все так, чтобы она могла кинуться к нему на шею с криком: «Папочка! О мой папочка!» — на глазах у всех домочадцев. Вместо этого я послала ее к нему в комнату, чтобы они встретились наедине. И дарованная небом возможность была навеки упущена.
Порции не было в ее комнате, и не было похоже, что она там ночевала.
— О! Погляди! — Мой взгляд упал на другую заметку на той же странице. — Как интересно! Фотография Руперта! Послушайте! «Дом английской оперы вчера сообщил, что Руперт Вувспурджес…» Они переврали его фамилию! «…был избран новым артдиректором. Ему тридцать два года, и он стал самым молодым человеком, занявшим это почетное место, за всю историю компании. Он занял место Тристрама Лоба, который недавно подал в отставку…» Вот это да! Вот темная лошадка! Пап, ты знал об этом?
— Он не сказал ни слова. Я даже не представлял, что такое возможно. Наверное, я совсем отстал от жизни. — Он улыбнулся. — Я рад за него. Он вытащил счастливый билет.
Я уже не в первый раз заметила, что улыбка отца стала какой-то кривой, словно он уже не мог от всего сердца радоваться чему-либо.
— Вальдо! — В гостиную вошел Арчи, выглядевший поразительно в куртке из кротового меха с бархатными лацканами и манжетами. — Руперт поведал мне радостное известие! Я очень рад, что ты больше не узник. А волосы! — Он изучил голову отца со всех сторон и нахмурился: — Шикарно! Действительно поседел в одну ночь, как Мария-Антуанетта! Дорогой мой, это так романтично!
— Тебе не кажется, что я выгляжу из-за этого… старым? Я подумывал о том, чтобы их покрасить.
— Ни в коем случае! Это придает тебе этакий брутальный шарм. Женщины будут падать к твоим ногам. А мужчины… — Арчи поднял брови и втянул щеки.
Отец передернул плечами.
Откровенно говоря, я всегда считала, что Арчи и Руперт являются идеальной парой для восстановления чьего-либо спокойствия. Они представляли собой удивительное сочетание скрытой доброты и внешней насмешливой жесткости. Я вспомнила почти с сожалением, что это наш последний день в Пай-Плейс. Завтра мы возвращаемся в Лондон, чтобы налаживать жизнь по-новому. Я спрашивала себя: почему эта перспектива меня не слишком радует? Дорогой папа опять займет свое центральное место в семье. Это было так удивительно, что я не могла думать об этом без слез. Только ничего уже не будет таким же, как раньше. Все мы необратимо изменились.
— Смотри, Арчи! — Я протянула ему газету и показала на фото Руперта. Арчи взял ее и прочел.
— Вот это да! И ни слова не сказал! Этот парень — гений. Пойду поищу его.
Но в этот момент Руперт сам вошел в комнату с письмами в руках.
— Ave, Caesar, te salutamus, — проговорил Арчи, низко кланяясь.
— Поздравляю, Руперт. — Мой отец приложил платок к глазам. — Я так горд за тебя, будто ты мой сын.
— Это значит, ты будешь теперь всеми командовать? — спросила Корделия. — Они должны будут делать все, что ты скажешь?
Руперт коротко улыбнулся:
— Подозреваю, что они попытаются перечить мне при любой возможности. — Руперт положил передо мной письмо: — Это тебе.
— Это от Макса. — Корделия забыла, что не разговаривает со мной. — Я узнала почерк. Можно я прочту?
— Макс? Ты что, имеешь в виду Макса Фрэншема? — Отец выглядел удивленным.
— О папа, ты не знаешь! — ответила Корделия. — Макс был здесь и ужасно влюбился в Хэрриет. Возможно, он сделает ей предложение. Можно я открою и посмотрю?
— Не глупи. Ничего такого не было. — Я знала, что краснею.
— Прочитай же! — продолжала приставать ко мне Корделия.
— Не будь назойливой, дорогая. — Папа легонько стукнул младшую дочь газетой по макушке. — Скоро у тебя будут собственные поклонники. И тогда ты поймешь, что испытывает человек, когда к нему все время пристают.
— О, у меня уже было несколько, — самодовольно заявила Корделия. — На самом деле… — Она решила не продолжать.
— Я думаю, стоит поразмять ноги. — Отец встал. — Пойду пройдусь.
— Можно я с тобой? — тут же спросила Корделия.
— Не сейчас, дорогая. Я хочу немного побыть один.
Ни разу за двадцать два года своей жизни я не слышала, чтобы мой отец предпочел одиночество любой компании. Обычно он заявлял, что чувствует себя некомфортно, если в доме нет хотя бы полудюжины людей. Но, возможно, вынужденное сосуществование в течение недель с малосимпатичными чужаками так отразилось на нем. Я посмотрела на него полным любви взглядом, но он повернулся и вышел в холл.
— Папа! О мой дорогой, любимый папочка! — послышался голос Порции.
Корделия окинула меня полным ненависти взглядом.
Глава 33
— «…Затмил я солнце, Мятежный ветер подчинил себе, В лазурь небес взметнул зеленый вал И разбудил грохочущие громы. Стрелой Юпитера я расщепил Его же гордый дуб!..» — Папа резко опустил руку, словно метнув молнию.
Последовали восторженные аплодисменты. Даже сэр Освальд проснулся настолько, чтобы ударить в ладоши, произведя хлопок, похожий на пистолетный выстрел.
— Это было чудесно! — Глаза Мэгги сияли за стеклами очков. Она оделась и спустилась вниз к ланчу, уверяя, что чувствует себя абсолютно здоровой. Мисс Типпл великодушно уступила ей свое кресло у огня. На улице шел снег, поэтому все оставались дома и попросили отца немного развлечь нас. — Все как в жизни! Я прямо видела бурю, о которой вы говорили, мистер Бинг!
— Пожалуйста, зовите меня просто Вальдо, — грациозно поклонился отец.
— Восхитительно! — Арчи прижал к глазам платок. — Совершенно восхитительно…
— Браво! — воскликнула мисс Типпл, в восторге тряся всеми своими подбородками.
Порция, Корделия и я дружно хлопали и кричали, а Джонно свистел и затопал ногами.
Отец поблагодарил каждого из нас, а затем повернулся к Руперту. Я не могла понять выражения лица того, хотя оно вполне обычным. Наконец он кивнул:
— Великолепно, Вальдо! — Папа продолжал смотреть на него вопросительно. И выглядел при этом как-то беспомощно, что вызвало у меня острое сочувствие. — Никто из ныне живущих актеров не может достичь таких эмоциональных высот.
— Бис! — вскричал Джонно, на протяжении всего ланча обнимавшийся на диване с Порцией.
Отец скромно покачал головой и сел рядом со мной. Я взяла его за руку. Она была холодной и слегка задрожала, когда я легонько сжала ее.
— Корделия! — воскликнул он, пытаясь выглядеть прежним Вальдо. — Спой для папы. Одну из песен Ариэля.
Корделия встала у камина между спящими собаками и запела звонким сопрано. Сэр Освальд совсем проснулся и не сводил с нее глаз.
— Я не видела Аннабель весь день, — шепотом сказала Мэгги Руперту. — С тех пор как она обиделась и убежала.
Все шло хорошо до тех пор, пока Сьюк не призвала Аннабель помнить о голодающих детях Индии и не оставлять на тарелке приготовленные ею тушеные куриные ножки со свеклой. Аннабель заявила, что они отвратительны — и это было правдой, поскольку у них была не только пупырчатая кожа, но и страшные чешуйчатые лапы, — и в любом случае она не позволит командовать собой женщине, похожей на Телли Саваласа. Руперт тут же отчитал ее, и она убежала из комнаты, пообещав нам, мы еще пожалеем… Мы услышали, как хлопнула входная дверь.
И сейчас, когда Мэгги напомнила, что Аннабель отсутствует уже несколько часов, мы стали беспокоиться. Корделия пошла поискать ее по дому.
— Этот ребенок совершенно невыносим, — пробурчал Руперт, когда она вернулась с известием, что Аннабель нигде нет. — А что касается этой тупой девицы, которая лезет не в свои дела, то именно ее надо послать в снега на поиски.
Дирк спал у камина, подергивая во сне лапами. Глядя на него, я предложила:
— Надо дать ему какую-нибудь вещь Аннабель, чтобы он взял след.
Дирк не желал просыпаться, но мы бесцеремонно потащили его к входной двери, ткнули носом в ботинки Аннабель и стали всячески подбадривать. Но стоило мне только взяться за поводок, как Дирк тут же встряхнулся и почти сразу развил гоночную скорость.