— Но почему?
— Хорошо, Хилари. Ты хочешь, чтобы я открыл карты. Так вот, ты оказалась более крепким орешком, чем я думал.
— Хэрриет. Я не понимаю, о чем вы говорите.
Мистер Поудмор махнул рукой в сторону груды бумаг на столе:
— Письма читателей. Все — о «Призрачной зоне». Хотят узнать подробности о доме с поддельной рукой, судьбу всех, на кого указал палец, имя любимой охотничьей собаки сэра Галахада, размер груди Леди Рва. В какой передник была одета служанка, когда ее замуровали в стену. По-моему, все общества, исследующие психические феномены в стране, прочитали твои статьи и жаждут подробностей. Все нервные старые девы и впечатлительные школьники не представляют уик-энда без номера «Брикстон Меркьюри». Тираж возрос до нескольких тысяч за последние недели. Не говори мне, что ты не в курсе, потому что я тебе не поверю…
Приготовления к балу были приятным поводом отвлечься от мыслей о предстоящих лишениях. Визиты к портнихе, приведение в порядок сада и вечные споры с Корделией и Арчи, нужны ли нам фейерверки, акробаты и танцующие свиньи, оставляли мало времени для мрачных мыслей.
Пригласить настоящую прорицательницу — моя идея. Я нашла номер телефона мадам Ксантэ — хиромантки, астролога, гадательницы по кристаллу и картам Таро — в маленьком объявлении в «Брикстон Меркьюри». Ее скромная резиденция помещалась на Ниппер-Лейн, в Кенсал Грин. Я решила, что она из тех людей, для которых материальные блага ничего не значат.
И вот день настал. Руперт за завтраком пытался вести себя как обычно, закрывшись от всех газетой, но я заметила, что он ни разу не перевернул страницу.
Наконец он опустил газету.
— Ну что ж, — проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь, — теперь все в руках Божьих. Я запретил актерам сегодня даже думать о премьере и сам собираюсь последовать этому совету.
— Прекрасно, — ответил Арчи. — Можешь помочь нам с огнями и цветами. Ах, о чем я! Ты же не сумеешь составить даже пучок лютиков. Но, по крайней мере, ты сможешь принести ведра с водой, которые слишком тяжелы для девочек.
Но Руперт отправился в свой кабинет. Когда же я часом позже заглянула туда, то обнаружила, что он занят моделями декораций и листочками с диалогами. Когда я спросила его, подавать ли ланч, он взглянул на меня невидящими глазами и произнес:
— Великолепно, благодарю. Но лучше я поеду минут на пятнадцать пораньше, чтобы поговорить с хором.
Мы планировали поехать в театр с Корделией и Арчи, а по окончании представления тут же рвануть обратно в Ричмонд, чтобы проверить, все ли готово, и переодеться. Руперт, который собирался уезжать из дома раньше на такси, должен был вернуться в карете вместе с певцами и музыкантами. Он заявил, что как хозяин имеет право не переодеваться.
Шатер и настил для танцплощадки привезли утром, перегородив грузовиками проезд к конюшням, но так как соседи с нетерпением ожидали предстоящего праздника, восприняли неудобство спокойно. Мы с Корделией, под руководством Арчи, носились туда-сюда с букетами.
— Нам нужно изобразить Аркадию — утонченную языческую пастораль, — объяснял Арчи. — К счастью, у меня есть друзья с прекрасными загородными садами. Цветочные магазины предлагают одни банальности. Вы должны более-менее равномерно распределить манжетки, кошачью мяту и лаванду по вазам. Розы оставьте мне. Помните, все должно быть просто, но изысканно.
Он очень придирчиво оценивал наши успехи.
— Нет, нет, нет! Не густо. Не симметрично! Все должно быть изящно, но натурально! Будто вы просто набрали букет из чего попало и засунули в вазу.
— Но мы как раз это и делаем, — запротестовала Корделия.
Нам пришлось изрядно потрудиться, пока Арчи наконец остался доволен. Шатер в симпатичную бело-зеленую полоску, когда Арчи закончил его украшать, стал похож лесную беседку из «Сна в летнюю ночь», а от запаха бледно-розовых и темно-красных роз кружилась голова. Пчелы и бабочки покинули амброзию и крапиву и вились под тентом, радуясь необычному угощению. Мы расставили столы и стулья, расстелили скатерти, принесли стаканы и ведерки для бутылок и остались довольны собой.
Когда мы вошли в ложу, оркестр настраивался. По дороге в театр я почти забыла о предстоящем празднике — думала только о Руперте и его страданиях, которые могла хотя бы отчасти понять. В зале сразу бросались в глаза папа и Кошачья Лапка, окруженные поклонниками. На балконе я заметила Офелию и Чарлза… Они увлеченно беседовали. Кресло Руперта между мной и Корделией пустовало.
Арчи выглядел озабоченным.
— Надеюсь, он не упал в обморок в туалете, — сказала Корделия.
Такое однажды случилось с папой, когда он играл Петруччио в «Укрощении строптивой». Начало спектакля пришлось задержать почти на час, пока его искали, а рабочие сцены грозились устроить забастовку, ссылаясь на профсоюзный закон о сверхурочной работе. Актеры были в отчаянии, а зрителей убедили остаться, пообещав вернуть половину стоимости билетов. Но когда наконец папу нашли, привели в чувство и вытолкнули на сцену, спектакль оказался триумфальным.
Как только погас свет, Руперт появился в ложе.
Первые звуки увертюры заставили меня замереть. Я впервые была на настоящем оперном представлении. Когда занавес поднялся, я была поражена громадностью сцены и эффектностью декораций. Неземная красота вокальных партий захватила меня. Хоть Руперт и говорил, что это не лучшая опера Верди, я была просто очарована музыкой.
К счастью, в дверях лачуги прорицательницы никто не застрял.
Во время антракта Руперт убежал за сцену, и мы не смогли даже спросить у него, что он думает. В конце последнего акта, когда обманутые любовники исполняли свой прощальный дуэт, мне показалось, что они поют о несчастьях всех влюбленных на земле. Я взглянула на Руперта. Он оперся на край ложи, подперев подбородок руками, и безотрывно смотрел на сцену. Глаза его сияли.
Глава 43
— Хэрриет, позвольте пригласить вас на этот танец? — Человек в темно-зеленом фраке, бриджах цвета слоновой кости и черной маске склонился передо мной и предложил мне руку. — Вы выглядите просто потрясающе.
— Привет, Чарлз. Вылитый Красавчик Бруммель. Но как ты меня узнал?
— Это моя работа. Чернильное пятно на указательном пальце правой руки, слегка потертые манжеты, крошки от марципана — да нет, конечно, я шучу. На самом деле я спросил у Руперта. — Ты в этом платье похожа на инфанту испанскую. А это ожерелье — действительно стоящая вещь.
Арчи настоял, чтобы я надела рождественский подарок Макса. Я считала, что должна анонимно отослать его Каролине Фрэншем, но Арчи был непреклонен. Он заявил, что, если я так хочу, могу завтра же отправить его, но сегодня я должна, должна, должна надеть его в первый и последний раз, чтобы довести до совершенства придуманный им образ. Мне пришлось уступить, потому что гости были уже у дверей. Ожерелье оказалось тяжелым и холодным.
— Ему пять тысяч лет, и, вероятно, оно было украдено из гробницы месопотамской принцессы. Я очень надеюсь, что на нем не лежит никакого проклятия… Офелия чудесно выглядит.
— О, да. — Чарлз обернулся, ища ее взглядом. — Но она выглядит прекрасно даже с полотенцем на голове и в моем старом свитере, стоя на стремянке с кистью в руках.
Мне было сложно представить себе Офелию в такой ситуации.
— Как тебе нравится освещение?
Мы поместили лампочки в бумажные фонарики. В сумерках они походили на розовые и зеленые луны, плывущие среди ветвей деревьев вдоль канала.
— Очень. Я слышал, вы уезжаете? Мне сказал Руперт. Он рассказал, что ты нашла новую работу. Поздравляю.
— Спасибо.
— Кажется, ты не слишком счастлива?
— О, нет. Все замечательно. Но я буду скучать по Лондону — и по всем.
— Мы тоже будем скучать по тебе. Но ты приедешь на нашу свадьбу?
— О Чарлз, как я рада! А когда она состоится?
— В ноябре. В это время в моей работе обычно затишье. Негодяи набираются сил перед Рождеством. Господи, Хэрриет, как же мне повезло!
— Ну да, но Офелии повезло тоже.
Мы сделали круг или два в танце, и тут Чарлз сказал:
— Я так доволен всем, что чуть не забыл, о чем хотел поговорить с тобой. Вчера мои коллеги арестовали мадам Эвсапию и ее помощницу, мисс Джуд. Я случайно увидел рапорт.
— Нет! Почему?
— Несколько человек подали на них жалобы. Поэтому переодетый офицер проник на сеанс, чтобы разобраться. Он поймал мисс Джуд, которая кралась вокруг комнаты, вся в черном и в перчатках с флюоресцентным рисунком. В светильнике над столом был спрятан динамик, а к крышке стола снизу приделан магнитофон. С внутренней стороны платья мадам Эвсапии были прикреплены длинные муслиновые ленты, а у канарейки в клетке нашлась целая куча свистков, звонков и поддельной паутины.
— Черт возьми! Какая досада! Как прозаичен все-таки этот мир! Неужели всему должно находиться рациональное объяснение? Какая-то часть моего рассудка действительно ей поверила!
— На самом деле представление было совершенно банальным. Старушки не придумали ничего оригинального.
— Подожди, но это же не объясняет всего! Допустим, она знала, кто я такая. Не важно, сказал ли ей мистер Поудмор или она угадала сама по имени. О нас тогда писали все газеты. Она начитала на магнитофон Шекспира или даже раздобыла записи самого сэра Бэзила. Я думаю, что бородатый мужчина тоже был с ними заодно, ведь они с сэром Бэзилом — в смысле мадам Эвсапией — вели разговор, скорее всего, спланированный заранее. Я думаю, она надеялась, что я расскажу о сеансе журналистам и сделаю ей рекламу. Но это не объясняет, откуда она узнала, что сэр Бэзил убит молнией.
— Это и меня удивляет.
— И ты нашел ответ?
— Я думаю, это совпадение. Она выбрала отрывки с бурей, потому что они наиболее драматичны. И попала в точку. Произошло маловероятное совпадение. Или…
Мы глядели друг на друга. Под маской глаза Чарлза казались особенно блестящими.
— Или?.. — повторила я.