этот императорский указ и покровительствовать монастырю. Все противоречащие
указу действия с их стороны строго запрещаются.
Моя просьба подарить монастырю Трипитаку была, таким образом, удовлетворена, и
теперь все было в порядке. Двадцатого дня я получил письмо от Мяо-ляня из Гушаня. Он
писал: «Перевозя Трипитаку, вам прежде всего следует добраться до Амоя. Пожалуйста,
оставьте сутры там на некоторое время и немедленно отправляйтесь ко мне на гору Гушань».
В столице буддисты помогли мне получить Трипитаку. Настоятели Чжуань-дао из
монастыря Янчжэнь и Вэнь-чжи с горы Фодин в особенности оказали мне огромную помощь
по доставке массивного собрания текстов из столицы в Амой. Год заканчивался, и я встретил
новый, задержавшись в Пекине.
Мой 68-й год (1907–1908)
В первый месяц той весны я отправился в Шанхай и в Амой благодаря содействию
учителей Вэнь-чжи и Чжуань-дао. Прибыв туда, я получил телеграмму с горы Гушань с
уведомлением о том, что старый настоятель Мяо-лянь ушел в паринирвану на горе Гушань. В
это время монахи всех монастырей Амоя отправились на гору Гушань на церемонию
ритуальной кремации тела настоятеля, чья ступа была перенесена в малый зал монастыря до
принятия решения относительно места ее упокоения. Я немедленно отправился на гору
Гушань, где руководил возведением пагоды и помогал в церемонии прочтения буддийских
наставлений усопшему. Я был весь в работе, и на десятый день четвертого месяца, как только
закончилось сооружение пагоды, начался проливной дождь, длившийся пятнадцать дней
подряд и доставивший всей общине много неприятностей.
На восьмой день следующего месяца после окончания церемонии передачи заповедей
бодхисаттвы дождь прекратился. На девятый день погода наладилась, и начали в большом
количестве приходить люди, образованные и простые. На десятый день, когда ступу (с
пеплом) поместили в пагоду, было расставлено сто столов с вегетарианской пищей на
открытой площадке, где все собрались на чтение сутр. После чтения молитв и
преображающей пищу мантры неожиданно налетел смерч и поднял всю пищу в воздух, и
яркий красный свет начал струиться из ступы, поднимаясь к крыше пагоды. Все
присутствующие были поражены. После того как закончились церемонии и мы возвратились
в монастырь, начался проливной дождь. Половина останков была помещена в ступу, а другая
половина была отправлена на юг в монастырь Цзилэ в качестве священной реликвии.
59 Издание, украшенное мотивами дракона.
Когда я прибыл в Пинанг с Трипитакой и останками покойного настоятеля Мяо-ляня,
монахи из монастыря Авалокитешвары и другие пришли встретить меня. Их было несколько
тысяч. После чтения сутр во время повторения преображающей пищу мантры неожиданно
налетел смерч и разбросал повсюду тысячи жертвенных цветов. Шкатулка с останками
источала яркий свет, уходивший вдаль к крыше пагоды в двух ли оттуда. Эти два
удивительных явления имели место во время совершения мною ритуальных обрядов и четко
засвидетельствованы мною лично. По этому поводу Будда говорил: «Эзотерические практики
непостижимы». Я ничего не знал о жизни и самосовершенствовании настоятеля. Он не
настаивал ни на чаньских методах, ни на методах Чистой Земли, но главной целью его жизни
он считал восстановление разрушившихся монастырей и обращение в буддизм всех, кто к
нему приходил. Явления, связанные с его кончиной, были поистине удивительными. После
того как он мне, новичку, обрил голову многие годы назад, я ничего о нем не слышал. Я
действительно был виновен, не проявляя должной благодарности своему учителю, и мой
последний контакт с ним выражался в заботе о его ступе и в упокоении его светозарных
останков. Я вспомнил его последние слова, по которым можно было судить о том, что он знал
о своей грядущей смерти. Поскольку невозможно очень точно что-то предугадать в этом
отношении, я просто излагаю факты для тех, кто придет мне на смену и сделает свои
собственные выводы.
Затем я пароходом отправился в Даньна, и монастырь Авалокитешвары пригласил меня
дать трактовку «Хридая сутре» (Сутра сердца). Оттуда на другом пароходе я отбыл в Сиам
(Таиланд), но поскольку на нем не было вегетарианской пищи, большую часть пути я провел
сидя, скрестив ноги. Один англичанин пришел на нашу палубу и, взглянув на меня несколько
раз, спросил: «Куда достопочтенный учитель направляется?» Услышав, что он говорит по-
китайски, я ответил: «Я держу путь в Юньнань». После этого он пригласил меня в свою
каюту и предложил мне пирожных и молока, от чего я вежливо отказался.
«Где вы обычно останавливаетесь в Юньнане?» – спросил он.
«В монастыре Инсян на горе Петушиная Ступня», – ответил я.
Он сказал: «Монашеский кодекс там превосходно соблюдается».
Я спросил его: «А что вы там делали, сэр?»
Он ответил: «Я был британским консулом в Тэнъюэ и в Куньмине и посещал
монастыри в этом районе». Затем британский консул спросил о цели моего пребывания за
границей. Я сказал, что везу Трипитаку в Юньнань и что стеснен в дорожных расходах, что я
в первую очередь посетил Куала-Лумпур в поисках пожертвований. Он спросил: «Есть ли у
вас какие-нибудь официальные документы?» Тогда я представил ему официальные
доказательства и предъявил книгу, регистрирующую пожертвования. Консул занес в нее
запись на 3 000 юаней 60. Это было удивительное событие. Потом он пригласил меня к
трапезе, состоящей из жареного риса и овощей. Когда пароход прибыл в Сиам, я сошел на
берег, расставшись с ним.
Затем я остановился в монастыре Лунцюань, где дал толкование «Сутры Кшитигарбхи».
Однажды меня навестил тот самый британский консул и вручил мне еще 3 000 юаней. Чтобы
построить зал для хранения Трипитаки по возвращении в Юньнань, мне была необходима
большая сумма, выражающаяся в нескольких десятках тысяч юаней, но до консульского
пожертвования я смог собрать лишь незначительную сумму. Через несколько дней после
того, как я закончил толкование «Сутры Кшитигарбхи», я приступил к толкованию
«Вселенской Двери» 61 перед аудиторией в несколько сот человек.
60 По тем временам это была значительная сумма и могла составлять половину годового оклада консула.
61 «Вселенская дверь» относится к одной из глав «Лотосовой сутры», в которой говорится о вселенском
сострадании бодхисаттвы Авалокитешвары. Авалокитешвара дал обет проявиться в любой необходимой форме
для избавления живых существ от страдания, при этом должно соблюдаться единственное условие: преданные
ему последователи должны непоколебимо верить в его силу. В широком смысле «Вселенская дверь»
представляет суть учения махаяны о всеобщем спасении.
Однажды, сидя со скрещенными ногами, я непроизвольно погрузился в самадхи и
таким образом забыл все о толковании сутр. После того как я просидел так в течение девяти
дней подряд, эта новость распространилась по столице (Бангкоку). Король, приближенные
министры, а также мужчины и женщины из среды учеников пришли засвидетельствовать
свое почтение. Я вышел из самадхи, и, когда закончил трактовку сутр, король Таиланда
пригласил меня в свой дворец, чтобы я дал трактовку сутрам там. Он преподнес мне много
подарков и уважительно попросил меня принять его в ученики. Образованные люди и
простой народ сделались моими учениками. Их было несколько тысяч человек.
После этого самадхи обе мои ноги онемели и я с трудом мог ходить. Вскоре все мое
тело потеряло чувствительность и, поскольку я не мог даже держать в руке палочки для еды,
меня кормили другие. Буддисты вызвали китайских и западных врачей, но лекарства,
иглоукалывание и прижигания не помогли. Когда я потерял зрение и слух, все врачи не знали
что делать. Я, однако, был безразличен ко всему этому, находясь в отрешенном состоянии. Но
оставалось нечто, от чего я не мог себе позволить отрешиться. Это был банковский чек,
зашитый в воротник. Об этом никто не знал, и поскольку я не мог сообщить об этом ни
устно, ни письменно, то в случае моей смерти и кремации вместе с этим чеком Трипитаку не
удалось бы доставить на гору Петушиная Ступня и зал для ее хранения не на что было бы
строить. Какое тяжелое кармическое бремя я взвалил бы на себя в этом случае? Думая об
этом, я плакал и молча молился, обращаясь за помощью к Махакашьяпе.
В то время учитель Мяо-юань, который в прошлом останавливался со мной на горе
Чжуннань, случайно оказался рядом. Он увидел, что я плачу и шевелю губами, и наклонился
надо мной, внимательно прислушиваясь. Я попросил его дать мне немного чаю, чтобы
немного взбодриться и продолжить молитву, обращенную к Махакашьяпе. После чая мое
сознание прояснилось и я уснул. Во сне я видел старика, похожего на Махакашьяпу, который
сидел возле меня. Он сказал: «Бхикшу, ты должен всегда придерживаться заповеди
относительно чаши и рясы. Не волнуйся о состоянии твоего тела. Пользуйся сложенной
рясой и чашей в качестве подушки, и все будет хорошо». Услышав это, я немедленно