соорудил себе подушку из сложенной рясы и чаши. Кладя ее под голову, я оглянулся, но
почтенный старец исчез. У меня выступил по всему телу обильный пот, и я почувствовал
себя неописуемо счастливым. Теперь я уже был в силах пробормотать несколько слов и
послал Мяо-юаня просить рецепта лекарства перед образом Хуа То. Первый рецепт состоял
исключительно из дерева мучжи и помета летучих мышей. Приняв его, я снова обрел
способность видеть и говорить. Мяо-юань попросил второе лекарство. Оно состояло только
из мелкой красной чечевицы, из которой следовало варить кашу и не принимать никакой
другой пищи. Через два дня я уже мог немного двигать головой. Следующий рецепт по-
прежнему состоял из мелкой красной чечевицы. С тех пор я ел только чечевицу, что
позволило мне очистить организм. Мои экскременты были черными, как лаковое дерево.
Постепенно пришли в норму органы чувств, и я смог вставать и ходить. Болезнь длилась
более двадцати дней. Я был благодарен всем присутствующим за искреннюю заботу обо мне.
Я был чрезвычайно тронут добрым отношением ко мне учителя Мяо-юаня, который
ухаживал за мной день и ночь. После этого я воздал благодарность Хуа То и дал обет
воздвигать его образ всякий раз, когда буду строить или восстанавливать монастыри.
Неоднократное гадание предвещало мне удачу.
После выздоровления я продолжал толкование «Шастры пробуждения веры». Почти
перед самым окончанием установленного для этой процедуры срока монастырь Цзилэ
в Пинанге прислал учителей Шань-цина и Бао-юэ с просьбой снова вернуться туда. Король
Таиланда в сопровождении своих придворных и высокопоставленных чиновников, а также
соблюдавшие дхарму миряне, как мужчины, так и женщины, пришли меня проводить и
принесли пожертвования. Сумма оказалась весьма значительной.
В благодарность за чтение мною сутр в королевском дворце король подарил мне 300
цинов (около 4450 акров) земли в Дунли. Я передал ее в свою очередь монастырю Цзилэ с
условием, что настоятель Шань-цин построит на ней фабрику по производству каучука в
качестве источника дохода для всей монашеской общины. Вместе с учителями Шань-цином
и Бао-юэ я провел новогодний период на месте будущей фабрики.
Мой 69-й год (1908–1909)
Той весной вместе с учителем Шань-цином я отправился в храм Авалокитешвары,
который он построил у Сэлангора. Оттуда – в Ипох и Пэрак, где посетил несколько святых
мест, а затем продолжил путь к монастырю Цзилэ, где дал толкование «Шастры пробуждения
веры» и «Кодекса поведения и обетов» Самантабхадры, которые являются приложением
к «Аватамсака-сутре». Когда я проходил по малым и крупным городам, число людей,
желающих стать моими учениками, было очень большим, и все свое время я проводил в
беседах с ними. После того как я закончил трактовку сутр в монастыре Цзилэ, я уединился,
на некоторое время прекратив толкование сутр и прием посетителей. В этом монастыре я
провел новогодний период.
Мой 70-й год (1909–1910)
Доставку Трипитаки я начал в Пинанге. Когда я прибыл в Рангун, меня встретил
упасака Гао Ваньбан. Он уговорил меня остаться в его доме на месяц. Потом он лично
сопровождал меня до Мандалая. В Рангуне упасака Гао купил статую лежащего Будды,
изготовленную из нефрита, которую он хотел поднести монастырю Чжушэн. Когда пароход
прибыл в Синьцзе, я остановился в храме Авалокитешвары, а потом нанял вьючных лошадей
для перевозки Трипитаки и нефритового Будды на гору Петушиная Ступня. Более трехсот
лошадей понадобилось для перевозки сутр, а статуя оказалась слишком тяжелой для
перевозки на лошади. Поскольку не было никаких рабочих, способных оказать помощь,
статую пока оставили в монастыре Авалокитешвары с тем, чтобы через несколько лет
перевезти ее на вышеупомянутую гору. Упасака Гао провел там более сорока дней, следя за
подготовкой конвоя. Он не щадил ни здоровья, ни денег для этой цели. Действительно, люди,
подобные ему, редко встречаются. Конвой, насчитывающий около тысячи человек с тремя
сотнями лошадей, прошел через Тэнъюэ и Сягуань, приветствуемый народом в городах и
торговых центрах. Хотя на дорогу ушло более трех дней, люди и лошади были в хорошей
форме. От Сягуаня до уезда Дали дождя не было, но неожиданно раскатисто ударил гром и
молнии избороздили облака. На озере Эрхай поднялись волны и появился туман, что
представляло собой замечательное зрелище. После прохода через внешние ворота монастыря
караван был встречен церемонией приветствия Трипитаки. Когда ящики с сутрами были
внесены в помещение в конце этого этапа путешествия, разразился проливной дождь. Потом
небо прояснилось. Народ говорил, что старый дракон из озера Эрхай прилетал
приветствовать императорское издание Трипитаки.
Губернатор провинций Юньнань и Гуйчжоу Ли Цзинси, которому император поручил
послать своих людей в Дали для приветствия Трипитаки, прибыл с местными чиновниками и
знатью и лично засвидетельствовал это чудо. Все они вознесли хвалу безграничности
Дхармы Будды. Мы отдыхали в Дали в течение десяти дней. Двигаясь дальше через Сягуань
и Чжаочжоу, караван прибыл в уезд Биньчуань, а оттуда направился прямо к монастырю
Чжушэн. За все путешествие не случилось ничего плохого, и ни капли дождя не упало на
ящики с сутрами. Тексты были помещены в монастырь. В последний день месяца были
совершены воскурения. Вся общественность испытывала радость в связи с исключительно
благополучным прибытием священных писаний, хотя путь был долгим. Это было добрым
предзнаменованием. Прошение о Трипитаке, таким образом, завершилось благоприятным
исходом.
Было еще одно событие, о котором стоит упоминуть. После того как я прибыл в
монастырь Ваньшоу (Долгая жизнь) в Тэнъюэ, во время разговора с Чжан Сунь-линем в зале
корова, убежавшая от своего хозяина, вошла и встала на колени, проливая слезы. Вскоре
появились хозяин Ян Шэнчан и другие. Я узнал, что Ян мясник, и сказал корове: «Если ты
хочешь спастись бегством, тебе следует найти убежище в тройной драгоценности». Корова
кивнула головой, и я тут же объяснил животному формулу тройного прибежища. После этого
я помог корове подняться, и она стала вести себя совершенно спокойно, как человек. Я
предложил хозяину деньги, но тот отказался их взять. Он был глубоко растроган увиденным
и, поклявшись изменить род занятий, попросил приобщить его к дхарме. Поскольку он также
решил стать вегетарианцем, Чжан Сунь-линь, на которого преображение этого человека
произвело глубокое впечатление, дал ему рекомендации для работы в одном магазине.
Мой 71-й год (1910–1911)
В результате имперского указа, запрещающего облагать налогами монастырскую
собственность, а также прибытия Трипитаки в монастырь вся буддийская община провинции
Юньнань обрела мирную жизнь. Губернатор провинции Юньнань Ли послал своего
представителя в монастырь справиться обо мне, а также велел членам своей семьи стать
моими учениками. Они привезли мне подарки губернатора, и я послал ему письмо с
выражением благодарности. Я попросил учителя Цзе-чэня выйти из затворничества и
посетить монастыри с целью побуждения их обитателей соблюдать дисциплинарные правила
так, как это делаем мы. Я также просил его начать обучение молодых монахов, чтобы
искоренить вредные привычки. С тех пор дхарма снова стала процветать на горе Петушиная
Ступня. Кроме того, я вел переговоры с начальником уезда Биньчуань об освобождении всех
монахов, все еще находившихся в тюрьмах, и об освобождении всех других заключенных,
совершивших мелкие правонарушения.
Летом я получил письмо от членов моей семьи, которое переслали мне из монастыря
Гушань. Мысленным взором я окинул пятьдесят лет, прошедших с тех пор, как я покинул
дом, и сочинил три стихотворения, в которых были такие строки:
Всего лишь чистая карма в этой жизни,
И нечему больше запечатлеться в душе.
* * *
Давно все мирское уже позабыто.
Не тащи былые привычки в заоблачный край.
Когда упасака Чэнь Жунчан, первый секретарь государственной канцелярии, увидел
мои стихи, он обнаружил их связь со следующими гатхами бхикшуни Мяо-цзин,
начертанными на каменной плите.
Гатхи бхикшуни Мяо-цзинь
В миру бхикшуни Мяо-цзин носила фамилию Ван и была мачехой учителя Сюй-юня,
который в монашеской среде был известен под именем Гу-янь, официальным именем Дэ-цин
и прозвищем Сюй-юнь. Он был родом из Сянсяна и носил фамилию Сяо. Семья вела
родословную от императора династии Лян У-ди. Его отец Сяо Юйтан был чиновником в
округе Цюаньчжоу провинции Фуцзянь. Мать носила фамилию Янь. Ей уже было за сорок,
когда она стала молиться бодхисаттве Авалокитешваре о ниспослании потомства, и
забеременела. Однажды ночью ей и одновременно ее супругу приснился мужчина в голубой
рясе, с длинной бородой, с образом бодхисаттвы на голове. Он явился верхом на тигре,