останавливаясь на нашей горе.
Мой 87-й год (1926–1927)
В том году в провинции Юньнань была тревожная жизнь. Солдаты были
расквартированы по частным домам, и никто не знал покоя и не осмеливался пойти в поля
для сбора урожая. Я отправился в штаб армии и обсудил ситуацию с командующим. Он издал
указ, запрещающий его подчиненным задерживать крестьян, отправляющихся на поля в
сопровождении монахов. В результате этого несколько тысяч крестьян пришли в монастырь,
где монахи делились с ними сначала рисом, потом рисовой размазней, затем отрубями, когда
кончились запасы риса, и, наконец, простой водой, чтобы облегчить муки голода. Они были
глубоко тронуты и плакали, видя, что монахи страдают так же, как они. Только с улучшением
положения крестьяне вернулись в свои дома, и с тех пор всегда при необходимости,
добровольно, по зову сердца, шли защищать монастырь.
Став настоятелем монастыря Юньси, каждый год я читал заповеди, давал толкование
сутрам и проводил недели чаньской медитации. В том году, когда я читал заповеди, на
нескольких высохших деревьях сливы мэйхуа во дворе перед главным залом неожиданно
распустилось 10 белых лотосов, а на капусте в огороде распустились синие лотосы, в
сердцевинах которых были образы стоящего Будды. Упасака Чжан Чжосянь отметил это
необычное явление гатхой, текст которой был вырезан на камне.
Мой 88-й год (1927–1928)
В том году я, как обычно, излагал основы учения, давал толкование сутрам и проводил
недели чаньской медитации. Были выстроены новые залы священных реликвий и спальные
помещения, а также реконструирована колокольня.
Мой 89-й год (1928–1929)
Я отправился вместе с упасакой Ван Цзюлином в Гонконг для сбора средств на
изготовление очередных статуй Будды. Губернатор Гуандуна, генерал Чэнь Чжэньжу, послал
представителя сопроводить меня в Гуанчжоу, где я остановился в доме престарелых
Иянъюане. Мы вместе отправились в храм Нэнжэнь на горе Байюнь, где я вынужден был
отказаться от сделанного им предложения вступить в должность настоятеля монастыря
Наньхуа в Цаоси. Потом я продолжил свой путь через Амой и Фучжоу, возвращаясь
в Гушань, где дал толкование сутрам. После этого я посетил монастырь царя Ашоки в Нинбо
и поклонился останкам Будды, а оттуда отправился на остров Путо, где встретил учителя
Вэнь-чжи. Он сопровождал меня до Шанхая, где я потом остановился в приюте Сяншань
храма Лунгуан. К концу той осени преставился настоятель Дагун из монастыря Гу-шань, и
монастырская община прислала за мной своего представителя в Шанхай. Год близился к
концу, и я встретил в Шанхае Новый год.
Мой 90-й год (1929–1930)
В первом месяце я покинул Шанхай и вернулся на гору Гушань. Там я получил
предложение стать настоятелем монастыря Гушань. Оно исходило от министра военно-
морского флота Ян Шучжуана, административного главы провинции Фуцзянь, и от Фан
Шэнтао, бывшего главы, которые пришли в сопровождении местной знати и чиновников. Я
вспомнил место, где мне впервые обрили голову при вступлении в сангху, и о моем
высокодобродетельном покойном учителе, и не нашел оправдания, позволявшего отказаться
от этой должности. В общем, я принял предложение.
Мой 91-й год (1930–1931)
В прошлом году на горе Гушань мне удалось улучшить жизнь монастыря в
организационном отношении. Весной я попросил учителя Вэнь-чжи стать моим помощником
в качестве управляющего (кармадана) на время чтения мною заповедей. В первом месяце
того года я читал лекции о «Брахмаджала сутре» всему собранию. Во дворе монастыря росли
два «железных» дерева с листьями, похожими на хвост феникса, посаженных, по преданию,
около десяти столетий назад, во времена династии Тан, одно – принцем государства Минь
(современная провинция Фуцзянь), а другое – настоятелем Шэн-цзянем. Эти деревья растут
медленно и живут очень долго, распуская только один или два листка в год. В наше время
они оба были высотой в десять футов, но никогда не цвели. Говорили, что они расцветут не
раньше чем через тысячу лет. Но во время чтения заповедей они расцвели в полную силу.
Люди, местные и приехавшие издалека, толпами собирались в монастыре, чтобы взглянуть
на них. По этому случаю учитель Вэнь-чжи сделал соответствующую надпись.
Мой 92-й год (1931–1932)
Я продолжал служить настоятелем монастыря Гушань, где читал заповеди, давал
толкование сутрам, основал школу практики винаи и построил храмы Пинчу, Силинь
и Юньо.
Мой 93-й год (1932–1933)
Весной во время чтения заповедей пришел седовласый бородатый старик с необычным
лицом и сразу направился в комнату настоятеля, где, встав на колени, стал просить меня
обучить его правилам практики винаи . Я спросил, кто он такой. Он ответил, что его фамилия
Ян и что он родом из Наньтая. Монах по имени Мяо-цзун, в то время слушающий заповеди,
также был родом из Наньтая. Он сказал мне, что никогда прежде не встречал этого старика.
Старик бесследно исчез после слушания заповедей бодхисаттвы и раздачи удостверений о
принятии пострига.
Когда Мяо-цзун вернулся в Наньтай, он обнаружил в храме Лунван (Правитель
драконов) статую, не только сильно походившую на того старика, но и державшую в руках
удостоверение о принятии пострига. Новость о том, что Правитель драконов получил
наставления, распространилась по всему Наньтаю. В то же время в храм пришел с целью
получить полное посвящение в духовный сан упасака из Гуандуна по имени Чжан Ютао,
бывший академиком во времена предыдущей династии Цин. Ему дали дхармовое имя Гуань-
бэнь (Созерцающий корень) и поручили составить каталог сутр в библиотеке монастыря
Гушань. После церемонии я попросил учителя Цы-чжоу дать толкование четырех разделов
винаи в зале дхармы, а учителей дхармы Синь-дао и Инь-шунь – заняться обучением
новичков в школе винаи.
Мой 94-й год (1933–1934)
В ту весну я попросил учителя дхармы Инь-цы дать толкование «Брахмаджала сутры» в
период чтения заповедей. В первом месяце года японская армия заняла шанхайское
укрепление и создала напряженность во всей стране. Поскольку Девятнадцатая действующая
армия объявила чрезвычайное положение, все храмы провинции отказывались принимать
гостей в лице монахов за исключением монастыря Гушань, который все еще принимал
монахов, прибывавших морем. Собралось порядка пятнадцати или шестнадцати сотен
монахов в нашем монастыре, но, несмотря на наши скудные запасы продуктов, на кашу по
утрам и рис на обед хватило. На шестом месяце была завершена подготовка к открытию
парка-заповедника для животных. В стае гусей, присланных упасакой Чжэн Циньцяо для
заповедника, был один необычный гусак, весивший около шестнадцати цзиней. Заслышав
стук монастырского деревянного била, он расправлял крылья и вытягивал шею. В главном
зале он весь день глазел на будда-рупу. Месяцем позже он умер, стоя перед изображением
Будды, но не упал на пол. Упасака Чжэн удивился такому необычному явлению и попросил
кремировать птицу по всем буддийским правилам. На седьмой день во время кремации не
чувствовалось никакого запаха разложения. Была вырыта общая могила для пепла всех
умерших и кремированных птиц.
Мой 95-й год (1934–1935)
Весной, в качестве следующего шага в направлении улучшения работы школы винаи, я
попросил учителя дхармы Цы-чжоу стать ее директором. На втором месяце, во время
вечерней медитации, находясь в состоянии между сном и бодрствованием, я увидел шестого
патриарха 77, который подошел ко мне и сказал: «Пора тебе возвращаться».
На следующее утро я сказал своему ученику Гуань-бэню: «Прошлой ночью я видел во
сне шестого патриарха, который призывал меня вернуться назад. Может быть, моя
обусловленная законом причины и следствия жизнь (в этом мире) подходит к концу?» Мы
побеседовали с Гуань-бэнем ко взаимному утешению. На четвертом месяце мне опять
приснился шестой патриарх, трижды побуждающий меня вернуться назад. Я был очень
удивлен этим, но вскоре после этого получил несколько телеграмм от администрации
провинции в Гуандуне с приглашением принять и реставрировать храм шестого патриарха. Я
вспомнил об этом святом месте шестого патриарха (Хуй-нэна). Оно остро нуждалось в
ремонте, который не производился со времен последней реставрации учителем Хань-шанем
(1546–1623), так что я отправился в Линнань (древнее название провинции Гуандун).
Генерал Ли Ханьхунь, командовавший армией в северной части Гуандуна, в свое время
отмечал, что монастырь Наньхуа находится в полуразрушенном состоянии, и произвел кое-
какие мелкие ремонтные работы, которые начались в ноябре 1933 г. и закончились в октябре
1934-го.
В ту зиму буддийские законники попросили меня дать наставления. Так как некоторые
залы и здания монастыря Наньхуа пришли в негодность и спальни были разрушены, мы
построили бамбуковые помещения, крытые соломой, чтобы разместить несколько сот гостей.