Как я могу идти на поводу у мирских обычаев? Благодарю вас от всего сердца и искренне
сожалею, что не могу принять подарок. Кроме того, я все еще скорблю по поводу
безвременной кончины матери и поэтому прошу вас отказаться от памятных подарков и
любых других видов празднования моего дня рождения. Не хочу отягощать себя лишним
грехом в добавление к уже имеющимся».
Поскольку учитель видел, что очищение озера Минъюэху и возведение ступы не были
еще завершены, то в третьем месяце он лично стал осуществлять контроль за работами,
которые были закончены несколькими месяцами позже.
Еще в 1956 г., после того как Ван Шэньцзи, супруга Чжань Лиу, стала последователем
учителя, она и ее муж, китайский бизнесмен, живущий в Канаде, выразили желание
финансировать восстановление главного зала. Поскольку все храмовые здания были к тому
времени уже восстановлены, Чжань Лиу выразил желание возвести ступу для реликвий
Будды и построить чаньский зал Лююнь (букв. «Оставшееся Облако», т. е. учителя) с
надеждой, что учитель пробудет в этом мире подольше. Учитель ответил, что поскольку в
монастырях Наньхуа и Юньмэнь имеются ступы для захоронения праха скончавшихся
монахов, было бы желательно возвести ступу в монастыре Чжэньжу, где ее пока еще не было.
Останки древних настоятелей и учителей этого монастыря, захороненные в разных местах, в
таком случае могли бы быть собраны вместе в одной ступе, за которой был бы обеспечен
подобающий уход. Все желающие могли бы приезжать на эту гору и почитать реликвии. Что
касается намерений построить зал Лююнь, то он глубоко тронут такой идеей покровителя, но
поскольку он никогда в жизни не использовал для своих нужд ни единой балки или
черепицы, приобретавшихся на средства благотворительных фондов, он вежливо отклонил
предложение.
Чжань Лиу в письме учителю сообщал, что помимо 10 000 гонконгских долларов,
переданных прежде, он пошлет ему еще 50 000 (или 10 000 канадских долларов в сумме) на
возведение ступы. Учитель принял это пожертвование, и зимой того года (1956) началось
возведение ступы по образцу той, которая находилась в монастыре Наньхуа. Также было
построено еще несколько читальных залов для монахов. Работа была завершена на седьмом
месяце этого года (1959) и была последней в жизни учителя.
После серьезной болезни на третьем месяце учителя постепенно покидали силы.
Поначалу он еще мог сам себя обслуживать и следить за выполнением незаконченных работ,
но на седьмом месяце начал страдать от хронического нарушения пищеварения и не мог есть
ни рис, ни другую твердую пищу. Только на завтрак и на обед съедал небольшую чашку
жидкой рисовой каши. Местные власти по приказанию пекинского правительства несколько
раз присылали к учителю врача, но он отказывался от его услуг, говоря: «Моя связь с этим
миром подходит к концу». Затем он написал письмо своим ученикам, содействовавшим
восстановлению монастыря. В письме он сообщал, что работа по восстановлению завершена,
и он рад, что больше нет необходимости посылать ему денежные переводы. Он также
призвал их следить за своим здоровьем и упорно практиковать дхарму.
Поскольку учитель был очень болен, настоятель монастыря и старшие монахи зашли в
коровник его наведать. Сюй-юнь сказал: «Сродство по судьбе свело нас вместе в одно время
и в одном месте. Благодаря вашим стараниям мы смогли восстановить это святое место в
течение нескольких лет. Я был очень глубоко тронут тем, что вы мужественно выносили все
трудности и невзгоды. Мне жаль, что моя земная жизнь подходит к концу и что я не смогу
присматривать за монастырем. Этот груз ложится на ваши плечи. Когда умру, пожалуйста,
наденьте на мое тело желтые одежды, а через день положите в гроб и кремируйте у подножия
горы к западу от коровника. Потом, пожалуйста, смешайте пепел с сахаром, мукой и
растительным маслом, замесите и сделайте из всего этого девять шаров. Бросьте их в реку в
качестве жертвоприношения всем водным тварям. Если вы поможете мне таким образом
исполнить мой обет, я буду вам вечно благодарен».
Они стали утешать учителя, а он прочел нараспев следующие три гатхи:
Первая гатха
Жалея муравьев, креветка не ныряет в воду.
Во благо водным тварям мой пепел бросьте в реку.
Пусть они примут мой дар последний тела,
И бодхи обретя, к спасенью устремятся.
Вторая гатха
Соратников по дхарме призываю
Задуматься всерьез,
Как карма рожденья и смерти
Прядется словно кокон шелкопряда.
Желания и мысли не стихают,
А страсти умножают наши беды.
Если вы этого хотите избежать,
То начинайте с подаяний,
Затем в три «вещи» глубже проникайте
И мыслей четырех держитесь прочно246.
Застигнуты внезапным пробуждением,
Поймете скоротечность «росы и молний».
На опыте постигнув истинно сущее
И единство всех дхарм,
Что нерожденное и рожденное
Подобно воде и волнам.
Третья гатха
Увы, в годах преклонных я уже,
За милости мне нечем расплатиться
И некогда отдать долги из прошлых жизней,
Ничтожна мудрость, карма глубока.
Стыжусь, что ничего я не добился,
Что так неловко проявил себя в Юньцзюе.
Как те, кто увлечен словами сутр247,
Повинен я перед Почитаемым миром.
Собрание на Пике Стервятника еще не завершено,
Теперь защита дхармы – ваш долг,
Вы перерождение Вэй-тянь248,
246 Три вещи – шила, дхьяна, праджня. Четыре правильные мысли: (1) тело загрязнено, (2) страдание
вызвано чувствами, (3) сознание непостоянно, (4) в феноменальном нет эго, или «я».
247 Тот, кто ограничивается лишь чтением сутр, не прилагая прочитанное к своей жизни.
248 Один из восьми генералов, подчиненных Вайшраване, дэва Юга, один из стражей монастыря.
Вам возрождать традиции Вайшали.
«Я» и «других» единство видел Вималакирти
Он Татхагата зерен золотых,
Он, как скала в потоке бурном, неподвижен.
Тот, на чьи слова можно положиться.
В конце века дхармы тяжко жить,
И очень мало тех, кто в истине опору ищет.
Меня отягощает бремя дутой славы,
А вы пробудитесь от чувственных заблуждений!
Прекрасно обретаться в Земле Будды
И всеми силами стремиться к ней.
Я постарался в этих гатхах
Выразить то, что у меня на сердце.
На восьмом месяце, по мере приближения дня рождения учителя, настоятели других
монастырей и его ученики прибывали на гору со своими поздравлениями. Он почувствовал
себя немного лучше. Несколько учеников во главе с бхикшуни Куань-хуй прибыли из
Гонконга. Он провел с ними несколько долгих бесед.
В начале октября, когда болезнь учителя приняла критический характер, он дал
распоряжение, чтобы статуи Будды и сутры были в должном порядке размещены в
законченной ступе, около которой должно было оставаться несколько монахов и воспевать
имя Будды во время утренних и вечерних церемоний.
Седьмого октября, когда учитель получил телеграмму из Пекина, извещающую о
смерти маршала Ли Цзишэня, он воскликнул: «Ли Цзишэнь, зачем ты ушел раньше меня?
Мне тоже пора». Люди, ухаживающие за ним, были потрясены этими словами. Так как
учитель лежал несколько дней в кровати, с трудом дыша, и в основном спал, с ним рядом
теперь все время находился монах из персонала, ухаживающего за больными. Всякий раз,
когда учитель видел его, он просил его уйти и говорил, что может «сам о себе позаботиться».
Двенадцатого октября в полдень учитель дал распоряжение своим помощникам
переставить статую Будды из ниши в другую комнату, где бы ей можно было поклоняться.
Монахи почувствовали что-то необычное и сообщили настоятелю и старшим монахам,
которые пришли к учителю вечером и умоляли его не покидать их во имя дхармы. Он сказал:
«С каких это пор такое мирское отношение! Пожалуйста, пошлите кого-нибудь повторять для
меня имя Будды в главном зале». Когда они спросили его о последних наставлениях и
завещании, он сказал: «Несколько дней назад я говорил о том, что нужно сделать после моей
смерти. Нет нужды повторять это все снова. А последние мои слова таковы: Практикуйте
шилу, дхьяну и праджню, чтобы искоренить желание, злобу и глупость». После паузы он
продолжил: «Правильная мысль и правильное сознание питает духом великого бесстрашия
во имя освобождения людей и всего мира. Вы устали, идите отдыхать». Была полночь, когда
они ушли.
Юньцзюй – высокая гора и поздней осенью там дуют обжигающе холодные ветра,
оголившийся лес на склонах шумит, раскачиваясь под ветром. Вершины древних деревьев
устремлены в небеса, а на земле мечутся отбрасываемые ими тени. Одинокое пламя лампы в
комнате не больше боба фасоли, на улице уже выпала роса. В своем коровнике одинокий
старый учитель в постели, издалека до него доносится чтение сутр в главном зале – это
прощание с ним.
Рано утром тринадцатого октября двое ухаживающих за учителем монахов вошли в его
комнату и увидели, что он сидит в позе для медитации, как обычно, только щеки не такие
бледные, как в последнее время. Они не посмели его беспокоить и вышли, оставаясь