мантру. Она застыла при виде этого. Если б я тогда повел себя глупо, у меня неизбежно ушла бы почва из-под ног. В связи с этим я всегда призывал всех приверженцев Дхармы быть настороже в подобных ситуациях.
Мой 39-й год (1878–1879)
В тот год я посетил монастырь Тяньнин и выразил свое почтение настоятелю Цин-гуану. Там я остался на зиму.
Мой 40-й год (1879–1880)
Я взобрался на гору Цзяошань и выразил свое почтение настоятелю Да-шую. Старший полицейский офицер Пэн Юйлинь, остановившийся там, несколько раз настоятельно просил, чтобы я рассказал ему о буддадхарме и ее практике. Я был объектом доверия и уважения.
Мой 41-й год (1880–1881)
В том году я посетил монастырь Цзиньшань и навестил учителей Гуань-синя, Синь-линя и Да-дина. Я сидел в медитации, в то время как проходила зима.
Мой 42-й год (1881–1882)
В тот год я посетил монастырь Гаоминь в Янчжоу и отдал дань почтения настоятелю Лан-хую. Я прожил там зиму и добился значительных успехов в чаньской практике.
Мой 43-й год (1882–1883)
Более двадцати лет прошло с тех пор, как я разорвал семейные узы, дабы расстаться с мирской жизнью. Поскольку мои духовные достижения были еще неполными и я не взялся ни за что по-настоящему, мне стало очень стыдно. Чтобы отдать свой долг благодарности родителям, я решил совершить паломничество в Путо на востоке, а оттуда в горы Утай (Пять вершин) на севере. Я пробыл несколько месяцев в Путо, где в покое среди прекрасных видов упрочился в своих обетах. В первый день седьмого лунного месяца я покинул крытый соломой храм Фахуа. Держа в руке горящие благовонные палочки, я отправился в путь к горе Утай. Я дал обет совершать низкие поклоны через каждые два шага на этом долгом пути, пока не доберусь до места назначения. На первом этапе этого путешествия меня сопровождали четыре чаньских монаха: Бянь-чжэнь, Цю-нин, Шань-ся и Цзюэ-чэн. После переправы на пароме мы недолго путешествовали вместе, а когда остановились в Хучжоу, мои четыре спутника пошли своей дорогой в Сучжоу и в Чанчжоу, а я продолжал продвигаться дальше в одиночестве. Прибыв в Нанькин, я почтил ступу учителя Фа-жуна на горе Нютоу [12]. Потом переправился через реку на пути к горе Шицзышань (гора Льва) в Пукоу, где остановился в храме и встретил там Новый год.
Мой 44-й год (1883–1884)
В том году я шел, держа в руке горящие благовонные палочки, с горы Шицзышань на север провинции Цзянсу и достиг провинции Хэнань, по пути посещая Фэнъян, Хаочжоу, Хаолин и Суншань, месторасположение храма Шаолинь. Продвигаясь дальше, я в конце концов добрался до монастыря Байма (Белая Лошадь) в Лояне. Я шел днем и отдыхал ночью, невзирая на то, дул ли ветер или шел дождь, была ли погода хорошей или плохой. Таким образом, совершая низкие поклоны через каждые два шага, я воспевал имя бодхисаттвы Манджушри, сосредоточившись на этом всецело, не замечая ни голода, ни холода.
В первый день двенадцатого месяца я добрался до речной переправы Тесе на Хуанхэ, посетил гробницу императора Гуан-у и остановился на ближайшем постоялом дворе. На следующий день я переправился через реку, и когда оказался на другом берегу, было уже темно, и я не решился идти дальше. Так как место было пустынным, я остановился там, найдя приют в крытой соломой хижине у дороги. Ночью было очень холодно, к тому же был сильный снегопад. Когда я открыл глаза на следующее утро, все вокруг хижины белело от снежного покрова более чем в один чи. Все дороги занесло, и вокруг не было ни души. Поскольку я не мог продолжить свой путь, я сел и начал воспевать имя Будды. Меня донимали голод и холод. У хижины не было даже двери. Я забился в угол. А снег все падал, холод и голод становились все сильней. Я был на волосок от смерти, но, к счастью, даже в тяжелых обстоятельствах у меня сохранялась однонаправленная концентрация без разбрасывания на посторонние мысли. Прошел один день, другой, третий, все так же шел снег, голод и холод не отступали, постепенно я погрузился в смутное состояние сознания и на утро шестого дня едва заметил бледное солнце. Я был серьезно болен. На седьмой день ко мне зашел нищий и, увидев, что я сплю на снегу, обратился ко мне с вопросом, но я не мог говорить. Он понял, что я болен, вымел снег и, вытащив из крыши пучок соломы, развел костер. Потом он приготовил жидкой каши из желтого риса и накормил меня. Я согрелся и ожил.
Он спросил меня: «Вы откуда?»
«Из Путо», – ответил я.
«Куда направляетесь?» – спросил он.
«Я совершаю паломничество в горы Утай», – ответил я.
«А как вас зовут?» – поинтересовался я.
«Вэнь Цзи»[13], – сказал он.
«Куда вы идете?» – спросил я.
«Я возвращаюсь с гор Утай в Чанъань», – ответил он.
Я спросил: «Раз уж вы были в горах Утай, то, наверное, знаете монахов из тамошних монастырей?»
«Каждый меня там знает», – сказал он.
Я спросил: «Как мне лучше всего пройти отсюда на Утай?»
Он ответил: «Через Мэнсянь, Хуайцин, Хуаншалин, Синьчжоу. Тайгу, Тайюань, Дайчжоу и Экоу. Оттуда прямо в горы. Когда вы сначала доберетесь до утеса Бимо, найдите монаха по имени Цин-и, южанина, он преуспел в аскезе».
Я спросил: «Далеко ли отсюда горы?»
«Немногим больше двух тысяч ли», – ответил он.
На рассвете этот нищий приготовил жидкой каши из желтого риса на талой воде. Указав пальцем на содержимое котелка, он спросил: «Вы ели это в Путо?»[14]
«Нет», – ответил я.
«А что вы там пили?» – спросил нищий.
«Воду», – ответил я.
Когда снег в котелке полностью растаял, он, указывая пальцем на воду, спросил: «Что это?»[15]
Поскольку я не ответил, он спросил: «Чего вы добиваетесь, совершая паломничество в знаменитые горы Утай?»[16]
Я ответил: «Я потерял мать при рождении и хочу воздать ей должное за милость моего рождения».
Он сказал: «Как вы сможете преодолеть такое расстояние до Утая со своим мешком на спине в такой холод? Я советую вам отменить паломничество».
Я ответил: «Я дал обет и исполню его, сколько бы времени на это ни потребовалось и какие бы расстояния мне ни пришлось преодолеть».
Он сказал: «Ваш обет трудно исполнить. Сегодня погода улучшилась, но дороги все еще непроходимы из-за снега. Вы можете продолжить свой путь, идя по моим следам. Примерно в двадцати ли отсюда есть храм, в котором можно остановиться».
На этом мы расстались. Из-за глубокого снега я не мог совершать низкие поклоны, как раньше, лишь смотрел на следы с чувством уважения. Я добрался до монастыря Малый Цзиньшань и переночевал в нем. На следующее утро с благовонными палочками в руках я продолжил свое паломничество, пройдя через Мэнсянь. На пути из Мэнсяня в Хуайцин мне повстречался старый настоятель по имени Дэ-линь. Увидев, что я совершаю низкие поклоны на дороге, он подошел ко мне, взял мою скамеечку, благовонные палочки и сказал: «Достопочтенный господин приглашен в мой монастырь». Затем он позвал своих учеников и они отнесли мой багаж в храм, где мне оказали радушный прием.
После того как в храме была подана еда и чай, хозяин спросил меня, откуда я начал свое паломничество с поклонами. Я рассказал ему, что, отправившись в паломничество из Путо два года назад, начал исполнять обет своего сыновнего долга благодарности родителям. Из нашей беседы настоятель узнал о том, что я получил посвящение на горе Гушань. По его щекам катились слезы, когда он рассказывал: «У меня было два чаньских спутника: один из Хэнъяна, а другой из Фучжоу. Мы втроем совершили паломничество в горы Утай. Пробыв со мной в этом монастыре тридцать лет, они покинули меня, и больше я ничего о них не слышал. Теперь, когда я слышу ваш хунаньский акцент и знаю, что вы ученик с горы Гушань, я словно снова общаюсь со своими старыми спутниками, и это меня глубоко трогает. Сейчас мне 85 лет. Поначалу источник годовых доходов монастыря был приличным, но в последние годы он уменьшился вследствие плохих урожаев. Этот сильный снегопад предвещает хороший урожай в будущем году, так что вы можете остаться здесь, достопочтенный господин». Со всей серьезностью и искренностью он стал уговаривать меня остаться на зиму и уговорил.
Мой 45-й год (1884–1885)
Во второй лунный месяц нового года я отправился из монастыря Хунфу в Хуайцин, совершая по пути воскурения. Потом снова вернулся в монастырь и пробыл там еще некоторое время, намереваясь вскоре его покинуть. На третий день я попрощался с настоятелем Дэ-линем. Он плакал, не желая расставаться со мной. Прощаясь, я пожелал ему всяческих благ и отбыл. В тот же день я вернулся в Хуайцин. В окружении его стен был Малый Наньхай, известный также как Малый Путо. Теснота не позволяла странствующим монахам даже развесить свои вещи, уж не говоря о том, чтобы переночевать. Я был вынужден покинуть город и провести ночь у дороги. В тот вечер я испытал острые приступы боли в животе. На четвертый день поутру я возобновил свое путешествие, но ночью меня трясла лихорадка. На пятый день я понял, что у меня дизентерия, но заставил себя идти дальше и совершать низкие поклоны и так продолжал в течение нескольких следующих дней. На тринадцатый день я добрался до горы Хуаншалин, на вершине которой стоял разрушенный храм, где с трудом можно было укрыться. Не в силах больше идти, я остановился там и ничего не ел. День и ночь десятки раз я бегал испражняться. В результате совершенно обессилел и не мог даже подняться и сделать несколько шагов. Поскольку храм находился на вершине безлюдной горы, я закрыл глаза и ждал своего конца без единой мысли сожаления.
На пятнадцатый день поздно ночью я увидел, что кто-то разводит костер у западной стены. Я подумал, что это вор, но когда пригляделся, увидел, что это нищий Вэнь Цзи. Я безумно обрадовался и окликнул: «Вэнь Цзи!» Он принес мне лучину, заменившую лампу, и сказал: «Почему это вы все еще здесь, достопочтенный господин?» Я рассказал ему о том, что со мной случилось. Он сел подле меня, чтобы успокоить, и дал выпить чашку воды. После встречи с Вэнь Цзи в ту ночь я чувствовал себя очищенным телом и духом.