тену, в конце концов, это лучше, чем сидеть здесь и ждать у моря погоды, а точнее, ждать Ратмира, который исследует сейчас эту чертову программу, ходит по веткам пользовательских окон и, разумеется, ничего не найдет. Ладно, стоп, соберись, успокойся, мысль, химически чистая мысль, вот все, что тебе остается, только она, только она одна, только на нее остается надежда теперь. На столе лежала стопка бумаги, придвинув к себе листок и взяв из подстаканника с пишущими принадлежностями шариковую ручку, мгновенье помедлив, пережидая ткнувшуюся в виски настойчивую боль, он написал на листке:
WPLE
Замечательно, подумал он. Четыре буквы. И двадцать четыре варианта их расстановки, какая первая, какая вторая и так далее, хотя если результат зависит от этой расстановки, то логично предположить, что речь скорее идет о некой иерархии: какая верхняя, какая следующая по старшинству и так далее вниз, как распределение медалей у четырех команд, вышедших в полуфинал чемпионата мира. Ну и что, что это дает, все равно непонятно, что скрывается за этими буквами, что они обозначают, при том что это может быть что угодно, от названия химических элементов до заглавных букв какой-нибудь матерной частушки, хотя нет, до такой плебейской вульгарности эти ребята, разумеется, не опустились бы. Тогда что это – скорее, какие-то факторы, определяющие технологический процесс: какой главный, какой следующий по значению, хотя опять-таки, что это за факторы и что обозначают чертовы буквы – догадайся, попробуй. Зайдем с другой стороны, подумал он, характерно, что этих факторов не сколько-нибудь, а именно четыре. Четверичность – краеугольный камень античных философий и календарей, четыре времени года, четыре времени суток, четыре главных элемента природы – огонь, воздух, земля, вода, так, кажется, учил Гераклит, или Анаксагор, или, в конце концов, они оба, забавно, а может, так оно и есть, W – water, E – Earth, хотя нет, земля – это в смысле земля как почва, а не Земля как планета, тогда было бы не E, а S – soil. Нет, не прокатывает. Вот что, подумал он, в прежние времена эти ребята занимались разработкой психотропного оружия, это совершенно ясно, это мы с Ратмиром почувствовали на собственной шкуре, вернее, на собственных мозгах, сначала вейка, которая нас вдобавок практически обездвижила, потом эти наши опыты с самостоятельной регулировкой, в результате которых эта установка по ту сторону коридора выработала, по всей вероятности, какой-то сильнейший галлюциногенный газ, вероятно, и результатом их эксперимента должно было стать нечто подобное, причем революционное по содержанию, намного опережающее существующий научный уровень – судя по их обсуждению, причем революционное настолько, что могло быть только откуда-то подсказано, привнесено снаружи, другое дело, что у них не получилось, что-то пошло не так, произошла авария, результатом чего и стало появление Облака, но это ладно, это сейчас не важно, важно другое, эта субстанция в любом случае должна была как-то воздействовать на человека, как вообще можно воздействовать на человека, точнее, на что в человеке можно воздействовать. Можно воздействовать на него самым грубым, разрушительным образом, как воздействуют простейшие отравляющие газы – поразить его внутренние органы, вывести из строя опорно-двигательную систему, словом, отравить, уничтожить физически. Можно, что сложнее, воздействовать на его мозг, вывести из строя мышление, превратить его в одурманенное, галлюцинирующее, неспособное к сопротивлению существо, которое в боевых условиях легче всего взять в плен. Что еще можно? Не знаток я всего этого, стоп, хотя есть еще, судя по всему, психотропные специализированные вещества, подавляющие волю к сопротивлению, в принципе подавляющие волю, пусть на некоторое время, превращающие человека в раба, неспособного уклониться и дать неправдивый обдуманный ответ, вынужденного на любой вопрос выкладывать всю подноготную и исповедоваться, неспособного противостоять приказу, автоматически и покорно выполняющего любые команды и инструкции. Что еще возможно? Есть, кажется, да нет, точно, есть какие-то таблетки и вещества, вызывающие беспричинный прилив радости и удовлетворения, счастливой эйфории, восторга и воодушевленности, и есть точно так же вещества, вызывающие мгновенный, ничем внешне не спровоцированный приступ депрессии, отчаяния, экстремальной угнетенности, страха и всего прочего – короче, воздействующие на эмоциональную сферу. Что еще? Кажется, все. Любопытно, что составляющих опять-таки получается четыре. Стоп. Несколько мгновений раздумывая, Вадим взял ручку, еще секунду помедлив, придвинув лист, он в столбик написал на нем:
P – Physiology
L – Logic
W – Will
E – Emotions
Некоторое время, соображая, он смотрел на листок. Так, подумал он. Все это может быть бредом, а может и не быть, трудно гадать об этом, тем более учитывая мое теперешнее состояние, в любом случае, как в анекдоте о блондинке, рассуждающей о вероятности встречи с динозавром – пятьдесят на пятьдесят, либо встречу, либо нет, либо это соответствует действительности, либо нет, похоже, есть способ проверить это, да, действительно, если я правильно все запомнил, должен быть такой способ. Поднявшись, переждав головокружение, взяв листок, пошатываясь, он пошел назад в серверную; все так же сидя перед монитором, Ратмир бродил по веткам пользовательской программы, петух, устроившись рядом и гордо светя гребнем, периодически нажимал клювом кнопки клавиатуры. Сев рядом, Вадим положил перед Ратмиром листок.
– Включи лабораторный контур, селективную регулировку, – сказал он. – Надо проверить кое-что.
Закрыв текущую вкладку, несколько раз щелкнув мышкой, Ратмир придвинул к себе листок. Несколько мгновений он смотрел на него.
– Амплификаторы качеств, – сказал он, – я думал об этом.
– Поставь какое-нибудь приемлемое время, – сказал Вадим, – не слишком коротко, но и не слишком долго. Сколько там стоит по умолчанию?
– Пятнадцать минут.
– Нормально, пусть так и будет.
– Хорошо.
Активировав квадратик с буквами W, L, P, E, J, H, A, Ратмир выставил время; вернувшись к перечню, он вопросительно взглянул на Вадима.
– Какую букву заряжать?
Глядя на буквы, Вадим мгновенье помедлил. Действительно, какую, подумал он. Физиологию лучше не трогать, учитывая мое и наше физическое состояние, черт его знает, что там будет, еще нанесем непоправимый и завершающий удар здоровью, с волей тоже лучше не рисковать, в конце концов, это самое дорогое, что у меня есть, эмоции… эмоции после, бог с ними, попробуем сначала и лучше логику. В конце концов, мышление – это самое очевидное, будем надеяться, что за пятнадцать минут этот самогонный аппарат в соседней комнате не выделит ничего такого, что оказало бы на него необратимого действия, хотя насчет этого я, конечно, напрасно волнуюсь, это когда-то они занимались психотропным оружием, что бы ни предназначена была по замыслу этих умников вырабатывать технологическая линия комбината, но уж точно не поражающие субстанции, не собирались же они отравить весь город во имя высших принципов, хотя, с другой стороны, с них станется, да нет, какая-то другая идея у них была, если в итоге и вредоносная, то объективно, опосредованно, вредная с каких-то философских, высших позиций, с точки зрения каких-то абстрактных рассуждений, ну да философское зло мы как-нибудь потерпим, разберемся, если вред, то лишь бы не конкретный. Ладно, в любом случае, если я прав, воздействие будет заметным, в какую сторону, это другое дело, будем надеяться, что, несмотря на все искажения, у меня или хотя бы у Ратмира хватит сознания это осмыслить.
– Активируй L, – сказал он Ратмиру, – критика чистого разума, попробуем, что это в действии.
Невозмутимо кивнув, Ратмир щелкнул мышкой на активированную букву. Синеватая полоска, возникнув в нижней части экрана, поползла слева направо; достигнув правого края, она погасла, на экране возникла надпись «Селективная регулировка активирована». Поехали, подумал Вадим, началось. Как там у Андрея Болконского: «Вот оно, началось. Страшно и весело». Не то чтобы уж очень весело, хотя, с другой стороны, не так уж и страшно, если эта штука не сделает меня придурковатым хануриком, то, быть может, наоборот, откроет какие-нибудь новые возможности, светлые горизонты, вот воспарю сейчас на крыльях химически чистого разума – сбрасывая вниз термитно-осколочные бомбы ошеломляюще революционных вредоносных идей – будете знать. Ох, и разрушу я сейчас веками сложившиеся обветшавшие стереотипы. Совершенно ничего особенного не происходило. Ратмир, вновь вернувшись к пользовательскому меню, лазил по веткам программы, петух, отступив вглубь стола, шаркая лапой, прицельно поглядывал оттуда на Вадима и на Ратмира, видимо шлифуя какие-то системно-затейливые мстительные замыслы. Ну и что мне делать, подумал Вадим – ожидая, пока эта балалайка произведет хоть какой-то минимально идентифицируемый эффект – лежать, спать, смотреть футбол по интернету? Покосившись на стоявший рядом не включенный компьютер, он отвернулся; поленившись его включать, несколько мгновений проведя в томлении ничегонеделания, взыскующе рассеянно он посмотрел кругом. Да, футбол, подумал он, вечный кладезь матерных проклятий, неиссякаемый источник испоганенных надежд и несбывшихся мечтаний для широких масс. Это в каком же году наша долбаная сборная в последний раз хоть что-нибудь минимально заметное на мировом уровне завоевала? Кажется, еще в прошлом веке, в шестьдесят шестом, на чемпионате в Англии еще сборная СССР, проиграв героически в полуфинале немцам и за третье место португальцам, вырвала зубами и когтями вожделенно сияющее четвертое место. Это еще при том, что это сейчас все такие политкорректные – дают за четвертое место бронзовые медали, а тогда, в эпически незамысловатом шестьдесят шестом, за четвертое место вообще ни хрена не давали. И с тех пор ни гугу, раз за разом, с заслуживающим почтения постоянством либо не проходим отборочный турнир, либо, с кровью и соплями наконец пройдя, благополучно ни черта не можем выиграть. Как ни изворачивайся, каких иностранных тренеров за несчитанные миллионы ни нанимай, итог неизбежно один – оглушительный крах, предельно ясное осознание собственной ничтожности на фоне ошеломляюще прорывных успехов других и полного отсутствия перспектив, опять-таки политкорректно выражаясь, темно, как у афроамериканца в жопе. Хуже всего, что из ситуации не видно системного выхода, конечно, хорошо было бы сложившуюся систему сломать, ввести разумную рациональную схему формирования и финансирования команд, с жестким лимитом и налогом на легионеров, с широкой государственной поддержкой, с опорой на собственные кадры – схему, подобную той, что ввела сколько-то лет назад у себя Германия – столкнувшись с проблемами в сто крат менее масштабными, чем наши, – но пустое мечтание, в ситуации, когда футбольные клубы давно стали дорогостоящей игрушкой для олигархов, для которых во главе угла собственные понты – «я купил звезду мирового масштаба», которым неинтересно и скучно вести кропотливую многолетнюю работу по терпеливому взращиванию собственной футбольной поросли, когда все футбольные функционеры на подсосе у тех же олигархов и проплаченно несут с умным видом форменную чушь – будто бы единственный путь для прогресса оте