На мгновенье спрятав глаза, словно что-то до конца уяснив, быстро усмехнувшись, он испепеляюще бросил какой-то змеиный взгляд на Вадима.
– Ну понятно, практичность бизнесмена, лучше синица в руках, чем журавль в небе. Только не будет у вас никакой синицы. Вы думаете, если вы наняли среднестатистического технаря, то он все за вас сделает, как пляшут под вашу дудку все нанятые работники, а вам останется только посидеть и дождаться результата. Не получится. Вы пытаетесь вломиться в систему, о сложности которой даже приблизительно не отдаете себе отчет. И лучше б вам оставить для другого применения ваши хакерские приемчики, а вашего компьютерного гения отправить назад к его DoS-атакам и взломанным банковским карточкам, там от него будет куда больше толку, чем в системе, которая сломает его – да и вас – раньше, чем вы даже поймете, что с вами произошло и что с вами вообще что-то происходит. И чем раньше вы это сделаете, тем лучше, поверьте мне.
Упрямо нагнув голову, Вадим, усмехнувшись, кинул на него взгляд исподлобья.
– Так, может, и вам лучше возвратиться назад к своим изысканиям, оплачиваемым грантами, и хворающей жене. И забудем друг о друге. А вы зачем-то примчались сюда… Деньги предлагаете…
Истощенно опустив веки, Лебединский секунду смотрел в пол.
– Я здесь, потому что есть вещи, на которые я не могу не реагировать, сколь бы глупыми и абсурдными они ни были, – и таковы, в силу не зависящего от меня положения вещей, мои обязанности. И, кстати, ваше счастье, что здесь сейчас именно я. В иной ситуации вы были бы удалены с шахматной доски в доли секунды. Вам просто повезло, что сейчас вами, кроме нас, некому заняться.
Обхватив голову руками, Вадим тяжело посмотрел на него.
– Возможно, вы и правы. Ну так в чем дело? В ином случае сказал бы – берите стулья и садитесь, – но вы уже взяли и сели. Ну так сидите и смотрите, как у нас ничего не получается – вы же все равно в этом уверены, ну так welcome, satisfaction guarantied, шоу начинается, получайте удовольствие, кто вам мешает.
Словно не выдержав, содрогнувшись, закипая в тоскливой изнывающей брезгливости, второй пришедший медленно поднял глаза на Вадима.
– А вам ведь очень хочется все разрушить, да? У вас ведь ничего не получится, и вы это понимаете, и все равно вы будете пытаться до последнего – дело же не только в деньгах, верно – зачем? Зачем вам все это – при том что вы в этом все равно ничего не понимаете, зачем эти усилия, зачем эти прыжки, это тыканье наугад, эти шаманские танцы с бубном, зачем вы лезете своими грязными неумелыми руками в вещи, понимание которых вам недоступно и никогда не будет доступно, даже если кто-то попытается вам его разъяснить? Зачем это вам?
Опустив глаза, избегая его взгляда, Вадим сухо посмотрел в сторону.
– Это долгий разговор. Мы не поймем друг друга. И это вас не касается.
– Откуда вы беретесь такие, – с ненавистью сказал второй, – как только где-то возникают свежие, новые, оригинальные идеи, как только где-то кто-то пробует нестандартные подходы, начинает смотреть на вещи, на мир неординарно, незашоренно, вы тут же, вы тут как тут, вам надо оборвать, разломать, запретить, вы этого жаждете, вы этим живете. Сколько зла от вас, сколько разрушений, охранители филистерского спокойствия, интеллектуальные дальтоники, гомункулусы.
Осторожно трогая ноющую голову, морщась, Вадим, отворачиваясь, усмехнулся.
– Ну понятно. Пошло-поехало. Гуманитарный коридор и общечеловеческие ценности. Вы еще вспомните, как сожгли Джордано Бруно.
Внезапно остановленный уже когда-то приходившей мыслью, прищуренно-быстро он бросил взгляд на второго.
– Одно вы мне объясните – то, что появилось Облако, – это так иезуитски было изначально задумано или вы облажались?
На мгновение осекшись, сбитый с толку, резко ощетинившись, второй заведенно обернулся.
– Никто не облажался. Получен именно тот результат, который был задуман, процесс еще только в самом начале. Все это представляет собой результат точнейшего расчета, острой, можно сказать, острейшей настройки. Или, думаете, это все просто так, или тут кто-то что-то импровизировал? Все взаимосвязано, все находится в ювелирно уравновешенной координации, все результат настолько сложных соотношений, которых люди и стократ образованнее вас и представить себе не могут, результат точнейших, филигранных расчетов.
Словно не находя слов, горячась, он покачал головой.
– Вы хоть понимаете, какая точность там нужна? Миллионная доля процента – и пазл не сложится, ничего не будет. Это как подобрать ключ к замку – надо его выточить так, чтобы микрон в микрон, точность нужна фантастическая.
Уже не слушая, поморщившись, Вадим отвернулся. Господи, что за чушь, подумал он, балабол. Микронная точность у них. Идиоты.
Стоп, внезапно подумал он, стоп.
С вздрогнувшим сердцем, словно в нездешнем, проникающем излучении вдруг на мгновенье увидев экран и таблицы, на какие-то доли секунды словно зависнув во всевидящем заостренном просветлении, на мгновенье он зажмурился; быстро обменявшись взглядом с Ратмиром, по его замершим зрачкам увидев, скорее, мгновенно сверхчувствительно ощутив, что тот остановлен той же самой мыслью и той же самой догадкой, чувствуя, как пульс застучал в висках, медленно, стараясь не выдать себя порывистостью движений, он вновь перевел взгляд на второго. Заговорить ему зубы, лихорадочно подумал Вадим, отвлечь, дать время Ратмиру проверить, разобраться. Чувствуя, что против воли деревенеет лицом, чрезмерно обстоятельно подобравшись в кресле, через силу он улыбнулся второму.
– Да-да, продолжайте. Продолжайте, это стоит обсуждения, это интересно, это стоит обсудить заинтересованно.
Словно почувствовав что-то необычное, секундно удивленно сморгнув, второй непонимающе, чуть растерянно бросил взгляд на Вадима, потом на Ратмира.
Быстро придвинувшись к экрану, летая пальцами по клавишам, Ратмир открывал вкладку за вкладкой.
Наблюдая за ним, скосив глаза, Вадим увидел, как быстро и не сговариваясь Лебединский и второй обменялись растерянными взглядами.
– Идиот, – процедил Лебединский.
На секунду дольше задержавшись у одной из вкладок, словно холодно и прицельно отметив что-то, Ратмир размеренно и спокойно оторвался от экрана.
– Да, – сказал он, – все так и есть.
Рванувшись со стула, быстро приникнув к экрану, схватив мышь, Вадим впился взглядом в стремительный веер сменявших друг друга окантованных страниц.
Однообразные вкладки с коэффициентами, столбцы цифр со скучными двумя-тремя знаками после запятой – и одна вкладка: длинные, в несколько строк, до порябения в глазах, сливающиеся бесконечные гусеницы цифр после запятой. Микронная точность.
На секунду закрыв глаза, медленно выпрямившись, впившись пальцами в подлокотник кресла, Вадим медленно повернулся ко второму.
– Насчет шаманских танцев с бубном, – отсутствующим голосом сказал он, – вы упустили из виду одну деталь. У шаманов иногда получается.
Приподнявшись со стула, Лебединский издали заглянул в экран. С ненавистью он перевел взгляд на Вадима.
– Догадались…
Уже не глядя на него, вновь быстро прильнув к экрану, чувствуя мгновенно поднимавшийся изнутри остервенелый ледяной холод, секунду Вадим смотрел на стеснившиеся в узком прямоугольнике вкладки гроздья цифр.
– Да, – неожиданно исказившимся голосом произнес он, – похоже на то.
Глаза его, побледнев и на мгновенье обесцветившись, хищно сузились.
– Вот она, формула Облака. Вот она, гадина. Гаси ее к чертовой матери, Ратмир.
Побелев лицом, вытянувшись всем телом, Лебединский привстал со стула.
– Вы этого не сделаете.
– Еще как сделаем. Ратмир, приступай.
Рывком поднявшись, почти взвизгнув, Лебединский стремительно бросился к консоли наперерез Вадиму.
– Вы этого не сделаете!..
На лету перехватив его, оттерев плечом и отбросив, Вадим остановился, тяжело дыша, нагнув голову, налитыми кровью глазами глядя на него.
– А пошел ты…
Замерев на мгновенье, побелев как полотно, с остекленевшими глазами, странно надсаженно вытянув голову, Лебединский пошел на Вадима.
– С дороги, – еле слышно сказал он, – с дороги, мразь, с дороги, нежить.
В следующую секунду он бросился на Вадима.
В последний миг увернувшись, так что удар всей массой тела пришелся вскользь, Вадим упал спиной на стол, Лебединский упал рядом; в следующую секунду попытавшись достать Вадима прямым ударом, так что кулак чиркнул по скуле, перекатившись, он вновь вскочил на ноги; оттолкнувшись и бросаясь вслед за ним, боковым зрением Вадим успел заметить, как второй, вскочив и размахивая руками, в нелепом прыжке бросился на Ратмира, Ратмир слетел со стула; повалившись, оба сцепились на полу. Резко ударив Лебединского прямым в голову и попав в воздух, краем сознания машинально и равнодушно отметив, что тот обладает какой-то спортивной подготовкой, в следующий миг Вадим едва не пропустил удар; пропустив второй, ответив резким боковым, вдруг поняв, что не чувствует боли, он отступил на шаг; оттолкнувшись, Лебединский всей массой прыгнул на него, упав и сцепившись, они покатились по полу. Навалившись всем телом и сцепив пальцы у него на горле, стараясь большими пальцами изо всех сил надавить на кадык, оскалив зубы, стараясь последним решающим усилием как можно быстрее пробежать последний короткий отрезок, ведущий к смерти, Лебединский, выгнув спину, ревя, вминался омертвевшими пальцами в горло Вадиму; упершись кулаками изнутри в его запястья, силясь разорвать клещи, вдруг ощутив поднимающуюся со дна души таранную, равнодушную ко всему ненависть, одним импульсом проскользнув предплечьями по запястьям душившего его нелюдя, на последнем усилии раздвинув клещи, ткнувшись подушечками ладоней в челюсть и дотянувшись пальцами до глаз, Вадим с замирающим сладостным восторгом нажал; разом сбросив хватку и отпрянув, Лебединский упал на бок, тут же бросившись на него, попытавшись так же сцепить пальцы у него на горле, промахнувшись, Вадим разбил себе локоть; вцепившись друг в друга, они несколько раз перекатились по полу. Ревя и хрипя, стараясь с короткого замаха разбить друг другу головы и вцепиться в горла, не отпуская друг друга, они извивались на полу. Смерть, подумал Вадим, это смерть, ты умрешь. Вновь перекатившись, оказавшись сверху, вспышкой бокового зрения увидев прислоненный к ножке стола выкрашенный черный краской металлический уголковый кронштейн, дотянувшись и схватив его, изо всей силы он ударил им Лебединского по голове, первый удар пришелся в мякоть загораживающей руки; навалившись локтем и отогнув руку, Вадим ударил снова, удар пришелся в лоб; нависая и давя, раз за разом тяжелым металлическим углом ударяя в лоб и в лицо, в остервенении, из которого не было пути назад, сокрушая и кроша вихлявшую под ним голову, с каждым ударом чувствуя, как уходит сопротивление, наконец ощутив, что его нет, отбросив кронштейн, Вадим поднялся над бездыханным телом; прислонившись к упавшему набок стулу, Ратмир сидел, обхватив ноги, распластанное тело упавшего навзничь второго лежало перед ним, руки были нелепо раскинуты, на короткой шее темнели глубокие красные пятна; бездумно придвигая стул, Вадим с секундным заторможенным недоумением непонимающе остановил взгляд на распростертом теле.