– Потому что совсем до недавнего времени у женщин не было прав, – сказала Сибилла. – Им нельзя было голосовать. Они не могли получить в наследство землю или владеть ею. Они зависели от своего партнера или отца. А партнера они могли привлечь только внешностью. Так что, возможно, внимание к внешности женщины – это отголосок той эпохи.
– Да. Исторически сложилось так, что у женщин прав меньше. Давайте рассмотрим причины этого – какие из них будут самыми очевидными? – В ответ ей была тишина. – Ну же, кто-нибудь читал учебник к сегодняшнему уроку?
– Надежные средства контрацепции появились только лет пятьдесят назад, – ответила Лу.
Доктор Фрейзер кивнула.
– По большому счету контроль рождаемости – одно из самых последних достижений. А еще, если помните, зависимость от мужчин – отцов, братьев, мужей – была прописана в законе. Когда женщины получили право голосовать? Когда им предоставили избирательные права? Лишь после тысяча девятьсот второго года. Коренное население, и женщины, и мужчины – в тысяча девятьсот шестьдесят втором. – Послышались изумленные возгласы. – В каком году в Австралии замужние женщины получили право владеть землей? В тысяча восемьсот семьдесят девятом. Когда у них появились права опеки над детьми в случае расторжения брака? В тысяча восемьсот тридцать девятом. Когда насилие в браке перестало считаться законным правом мужа? В тысяча девятьсот девяносто первом в Англии, но в ста сорока четырех странах мира этот кошмар все еще есть. Прямо сейчас.
Доктор Фрейзер замолчала, чтобы ученики смогли переварить информацию. Ван Ыок посмотрела по сторонам. Сейчас почти весь класс слушал внимательно.
– Статистические данные о доходах и таких вещах, типа домашнего насилия, доказывают, что женщин по-прежнему притесняют. Но я все равно иногда хочу покрасить ногти на ногах, – сказала Сибилла.
Доктор Фрейзер улыбнулась.
– Я тоже. Мы часть сложной системы. Но что формирует эту систему в первую очередь?
Ван Ыок посмотрела на Билли. И в эту же секунду он тоже поднял глаза и посмотрел прямо на нее. Она почувствовала, что покраснела. Опустила глаза. Но ничего не смогла с собой поделать и снова взглянула на него. Билли все еще смотрел на нее и как-то задумчиво улыбался. Ха, наверное, сам себе удивлялся. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило у нее в голове. А вот что происходило у него?
Разговор перешел на экономику, правила поведения в обществе, теорию пересечений и историю женского движения. В конце урока доктор Фрейзер напомнила посмотреть на учебном портале труды Мэри Уолстонкрафт[15] и прийти на следующий урок готовыми к дискуссии.
Ван Ыок удавалось избегать Билли весь оставшийся учебный день. Его не оказалось и у шкафчиков после уроков. Зато там была Холли.
– Ну-ну, маленькая Ван Трак, девочка с колесиками… и крылышками.
Ван Ыок безразлично (ей хотелось на это надеяться) посмотрела на всю компанию – Холли, Габи и Тифф. Они поправляли волосы, прижимались друг к дружке и принимали изящные позы, как будто в любой момент откуда ни возьмись мог выскочить фотограф. Отчасти так и было. Кто-нибудь из них все время держал телефон на расстоянии вытянутой руки, а остальные гримасничали. Потом они проверяли фотографию: у любой было право вето, если она получалась ужасно. Но в искусстве позерства им равных не было, поэтому и не было ужасных фотографий. Они нарочно критиковали себя, уверенные в том, что подружки примутся все отрицать. «Ну и дерьмово же я выгляжу!» «Боже, ну что за бред! Ты такая красавица, я тебя ненавижу!» Они бы идеально смотрелись на фотографиях в стиле работ Боттичелли. Пусть и в школьной форме, но вылитые три грации с картины «Весна». Билли мог бы стать юношей, срывающим с дерева апельсин. Можно было много говорить об их раздутом самомнении, о завышенной самооценке, но тем не менее они все равно оставались просто девчонками из школы и мало чем отличались от других из других школ. Эта мысль вызвала у Ван Ыок улыбку.
– О, она нам улыбается. Наверное, думает: «Билли похвалил мой кардиган, и теперь эти девчонки станут моими подружками», – сказала Холли.
Ван Ыок складывала свои вещи так быстро, как только могла, и при этом старалась не показать виду, что хочет как можно быстрее убежать из раздевалки.
Холли подошла ближе.
– Ты глухая?
– Нет.
– Где ты купила тот кардиган, который типа «понравился» Билли?
Ван Ыок застегнула рюкзак, закинула его на плечо и попыталась уйти, но Холли перегородила дорогу.
– Я не услышала ответа.
Ван Ыок решила сказать правду:
– Я нашла его.
– Ты нашла его? В смысле, украла?
– Нет.
Холли резко отступила назад, как будто Ван Ыок вдруг стала заразной или от нее плохо пахло.
– И почему они разрешают таким людям учиться здесь? – сказала Тифф.
– Это даже нечестно по отношению к ним самим, – добавила Габи.
Ван Ыок вышла из школы, мысленно проклиная Билли, из-за которого на нее и обрушилось все это нежелательное внимание. Ей был не нужен лишний стресс.
Когда Ван Ыок подошла к реке, ее гнев уже почти испарился, но за спиной вдруг раздался голос главного источника всех проблем:
– Погоди, Ван Ыок!
Билли соскочил со своего велика и оказался рядом с ней так быстро, что она не успела перейти дорогу или накинуть плащ-невидимку. Поэтому ей пришлось опустить глаза на пешеходную дорожку. Смотри вниз. Осторожно! Эта штука может оказаться полезной. То был источник ее идей для портфолио. Билли наклонялся ниже и ниже, пока его лицо не оказалось у нее перед глазами.
– Да?
– В какую сторону ты идешь?
Она кивнула в сторону реки.
– Я могу пойти с тобой?
– У тебя есть велосипед, на нем будет быстрее. – Запрыгивай на него и исчезни с глаз долой!
– Но я хочу поговорить.
– У тебя больше нет никаких других дел? – От-ва-ли!
Он смотрел на нее в полнейшем замешательстве.
– Ну, просто ты говорил, что пятница – единственный день, когда у тебя нет тренировок. А сегодня вторник.
Билли посмотрел на часы.
– Дерьмо! Ой, прости. Ты права. Мне пора.
Но он не сдвинулся с места. Просто стоял и смотрел на нее.
– Что?
– Хочешь пойти со мной?
Ей в голову пришла третья теория. Билли не находился под волшебными чарами. Не хотел подло подшутить над ней. Просто он рехнулся, конкретно.
– Пойти с тобой на тренировку по гребле?
– Ну да, а потом мы могли бы вместе позависать.
– У меня есть дела.
И это было правдой. У нее всегда были дела.
– Ясно. Но я хотел еще кое-что узнать. Ты уже спросила, можно ли мне присоединиться к вашей программе и стать одним из наставников?
– Ну…
Ван Ыок вспомнила совет Джесс. Определенно, это был один из способов узнать, что же все-таки происходило на самом деле. Но ему еще нужно было получить разрешение на работу с детьми, на что потребуется пара недель, а к тому времени, как он его получит, может быть, все уже и разрешится – так или иначе.
– Ну? – Билли улыбнулся ей самой ослепительной улыбкой, выпрямив переднее колесо и положив руки на руль.
– Ладно. Ты можешь прийти на пробное занятие, встретишься с нашим координатором – но только после того, как получишь разрешение на работу с детьми.
– Круто! Тогда я приду в пятницу – у меня уже есть разрешение на работу с детьми, получил еще летом, когда работал с малышней в клубе спасателей.
Вот черт! Ее запасной план превратился в пар и взмыл в воздух.
– Ну ладно.
– Да, еще увидимся. Завтра, если быть точным. На математике.
– Ну да.
– А практика по английскому?
– Не могу, у меня занятия по гобою.
– А у меня тренировка. Тогда после – норм?
– Хорошо.
Ван Ыок перешла через реку, ее туфли отстукивали «черт-черт-черт-черт».
Рекламные щиты на углу Альберт-стрит заманивали все теми же обещаниями: «Это хорошо. Быть полуголой хорошо. Быть блондинкой хорошо. Быть белой хорошо». Но сегодня, вместо того чтобы не обращать на них внимания, потому что ей нет никакого дела до того, что там (хотя порой они немного раздражали), Ван Ыок вдруг подумала: «Да пошли вы, рекламщики! Хватит тыкать мне в лицо чертовыми отфотошопенными сексистскими англо-американскими понятиями о красоте!»
Она даже как будто воспрянула духом. Во-первых, Ван Ыок в своей мысленной эмоциональной тираде только что послала кого-то подальше. И от этого стало легче. Во-вторых, у нее не было привычки выступать против кричащих проявлений расизма, типа этих рекламных щитов или журналов мод, где все модели указывались белыми, и вот только если нужно было добавить этники/эротики/экзотики – тогда да, моделью выбирали азиатку. Хотя почему, если она нашла правильные слова, чтобы выразить свое раздражение самой себе, это должно бесить ее меньше? Немой бунт. Ух ты!
Может, все дело в пламенных речах доктора Фрейзер, и пора уже перестать мириться со всеми этими стереотипами, которыми тыкали в лицо всем женщинам мира? И начать сомневаться. Задавать вопросы. После занятия у Ван Ыок появилось такое чувство, что она может изменить мир. Что то, что она думает, – это важно. Это чувство наделило ее каким-то могуществом. Произошло то же самое, что и в «Маунт Фэрвезер». Только там она изменилась физически – стала стройнее, сильнее, жестче.
Так, может, рано или поздно, она станет сильнее и в том, как справляться с остальным миром? Она смогла бы жить по принципу «Что сделала бы Джейн?», а не сегодняшнему «Я знаю, что сделала бы Джейн, но сама не могу».
12
Войдя в вестибюль дома и ожидая, когда лифт со скрипом спустится за ней на первый этаж, Ван Ыок вдруг ощутила смутное волнение, от которого засосало под ложечкой. Билли был точно таким же, как эти девицы с рекламных щитов, разве нет? Она вполне могла представить его там, наверху, рекламирующего нижнее белье от Келвина Кляйна. И его даже не нужно фотошопить. Он выглядел невероятно круто даже в одних велосипедных шортах. Не он ли был живым воплощением признанных стандартов мужской красоты, которую ей едва доводилось видеть в реальной жизни? Не переняла ли она это мировоззрение, которое должна была бы поставить под сомнение, а еще лучше – отвергнуть раз и навсегда? Но уже слишком поздно для политических озарений. Ее воображение заработало, отключившись от разума, с первой секунды, как она увидела Билли, и с тех пор ее начала интересовать не только его внешность, но и то, что скрывалось под этой прекрасной оболочкой.