Там, где она жила, в воздухе вечно стоял запах тысяч приготовленных супов фо. Из-за плохой вентиляции летняя жара оставалась в их квартире целыми днями.
Стены в этом доме, наверное, были очень толстыми. В комнате тихо и прохладно, несмотря на безветренный зной на улице. И даже непонятно, есть ли еще люди рядом или нет.
У нее дома разговоры были слышны в любом уголке квартиры, как и звуки из ванной. А с другой стороны доносились трели соседских телефонов, музыка, споры, звуки канализации и включенных телевизоров.
Здесь же она почувствовала себя как цветок, помещенный в правильные условия, лепестки начали открываться один за другим, чтобы впитать в себя всю эту окружающую красоту, а потом закрылись, что уберечь от жестокой правды – это был не ее мир.
Она видела людей, которые так жили – в журналах, но воочию убедившись в огромной разнице между ее жизнью и жизнью Билли, Ван Ыок чуть не расхохоталась от несправедливости всего этого. Кто решал, что кому-то следует довольствоваться малым?
Ван Ыок надеялась, что тайные мысли не отразились на ее лице, особенно когда ей вспомнился вкус собственной мочи.
Она повернулась к Билли.
– Чем так вкусно пахнет?
Ван Ыок наклонилась, чтобы понюхать огромные желтые соцветия из маленьких цветочков с изящными тонкими тычинками.
– Да, это имбирные цветы, что ли. Мама их очень любит.
Билли тоже наклонился, чтобы понюхать их. Что? Он собрался поцеловать ее? Она почувствовала, как кровь прилила к голове, застучало в ушах, резкий прилив непреодолимого желания чуть не вышиб из нее воздух. Она схватилась за край стола позади нее, чтобы не потерять равновесие. Но он лишь провел мизинцем по кончику ее носа:
– Пыльца.
Билли стоял рядом, глядя ей прямо в глаза. Но что бы ни должно было случиться, не случилось, потому что Ван Ыок пять раз подряд чихнула, а потом ей пришлось достать из кармана бумажный платок и высморкаться.
Классика жанра.
Мысленно Ван Ыок строго покачала себе головой: ничего не должно было случиться, просто ее фантазии непрошеными гостями вторглись в реальную жизнь.
– Она… в смысле, твоя мама сама делает букеты?
– Обычно. Думаю. Если она дома. Давай что-нибудь съедим и пойдем в мою комнату.
Ей не хотелось покидать это красивое место, но она пошла вслед за Билли и по дороге тайком выразила свои чувства в бесшумной чечетке.
Кухня оказалась потрясением. Она напоминала роскошную лабораторию. Идеально белая плитка, нержавеющая сталь… и женщина в фартуке, показавшаяся в дверном проеме. Ван Ыок застыла на месте. Его мама? Она еще была не готова встретиться с ней.
– Мэл, это Ван Ыок. Ван Ыок, Мэл.
– Рада знакомству. – Мэл ловко дернула большим противнем и ссыпала его содержимое на две охладительные решетки, уже ждущие на кухонной скамье. – Рогалики с сыром и шнитт-луком, угощайтесь. И вон еще персики.
Она кивнула на огромную вазу с фруктами, которая, как и все здесь, выглядела так, как будто сошла с фотографии из журнала по дизайну.
– Спасибо, – накладывая еду на тарелку, сказал Билли. – Как прошел твой день?
Кто же эта Мэл?
– Спасибо, Уильям, чудесно, и если под вопросом «Как прошел твой день?» ты подразумевал «Что сегодня на ужин?», то это будет курица-карри по-малазийски с жасминовым рисом, свежим манго и чатни из мяты, а также брокколини, приготовленные на пару. А еще я собираюсь сделать лимонный пирог, но только с лаймом.
Билли широко улыбнулся ей. Он был похож на того красивого мужчину со свадебной фотографии с шампанским, но небритого.
– Ты мой герой, – заявил он.
Мэл притворилась, что обаяние Билли на нее никак не действует, но Ван Ыок видела, как сильно она его любит.
– Я знаю. Не позволяй ему съесть все одному, – с живой дружелюбной улыбкой сказала Мэл.
Ван Ыок не знала, кем эта женщина приходится Билли, и поэтому не смогла найти, что ответить. Но зато старики не растерялись.
– Ты посмотри на нее.
– Она снова нажала кнопку отключения звука.
– Улыбается, ага.
– Она что, думает, что люди умеют читать ее мысли?
– Видимо.
– Успешная тактика.
Ван Ыок поднялась за Билли на второй этаж, откуда открылся чудесный вид на густой сад, а потом они пошли по коридору в его комнату.
– Кто Мэл? – спросила она.
– Наша экономка.
– Чем она занимается?
– Управляет всем домом. Родители работают, и им важно, чтобы в их отсутствие все шло своим чередом, без проблем. Да и когда они дома, тоже. Можно сказать, они помешаны на контроле. – Он заметил, как по ее лицу пробежала паника. – О, не волнуйся, они вернутся домой только на следующей неделе.
– Значит, она… готовит? Убирает?
– Нет, уборщики приходят отдельно. Она готовит. Ходит по магазинам. Оплачивает счета, распределяет обязанности для остального персонала – тех же уборщиков и садовников, следит, чтобы мы делали домашнюю работу, – ну, вернее, раньше следила – и подвозит или забирает нас из школы, когда нам надо… то есть только меня, моя сестра учится в университете. Ну, не знаю, все такое. Она следит за тем, чтобы все было в порядке. И она живет с нами с тех пор, как мне исполнилось пять.
Билли снова пристально разглядывал ее.
– Ладно, что ж, давай заниматься, – по-деловому сказала она, надеясь скрыть, как сильно ошеломил ее его мир.
– Рогалик? – спросил он, спиной входя в комнату и протягивая ей поднос.
Его огромных размеров спальня находилась в северо-восточной части дома. Двуспальная кровать, барабанная установка, окна на двух стенах, диван, захламленный стол, над которым висели пробковая доска с фотографиями (на некоторых она узнала членов гребной команды: они, включая Билли, стояли рядом, с широченными улыбками, победоносно поднимали вверх указательные пальцы, вытягивали медали) и дорогие книжные полки… и никаких кучек грязной одежды, несмотря на то, что за день он меняет несколько комплектов для тренировок.
Ван Ыок взяла рогалик и откусила кусочек. О боже! Это был взрыв вкуса из легкого слоеного теста, сыра, свежего базилика и лука-шнитта.
– Вау! Ты понимаешь, что живешь в стране Бери-Не-Хочу?
Он рассмеялся.
– Знаю. Мэл лучше всех.
Ван Ыок села за стол, а он сел на уютный стул, который пододвинул к ней поближе. Они открыли ноутбуки.
– Давай сначала посмотрим конспекты лекций, чтобы понять, что именно от нас требуется, – сказала Ван Ыок.
Она уже прочитала их накануне вечером, но была готова работать, как обычная ученица, а не как одержимый трудоголик.
Поэтому она могла наблюдать за Билли, пока он читал. Он заправил за ухо прядь волос. Читал по диагонали, ему явно было не очень интересно.
– Поэзия. Это, типа, когда ты можешь сказать много при помощи всего нескольких слов. Я прав? – Он поднял на нее глаза. – Прости, после тренировки я уже плохо соображаю. Я бы лучше сидел и рассматривал коллекцию выражений лица Ван Ыок.
– Скоро ты увидишь взбешенное, если всю работу предстоит делать мне одной.
– Ву-ху! Яростное лицо.
Она проигнорировала его. Билли Гардинер был Билли Гардинером, но никто не мог отвлечь ее от работы.
– Как я поняла, если прочитать все внимательно, нам нужно помочь построить дискуссию, а не просто отвечать на вопросы.
Билли с мрачным видом посмотрел на компьютер.
– Да ладно, давай выделим еще несколько требований, а потом поговорим про сам текст?
– Договорились.
– Смотри, вот тут еще несколько ссылок на критические статьи и личное мнение. – Он посмотрел на нее. – У тебя есть личное мнение?
– Я люблю Плат, – ответила Ван Ыок. – У меня мнений больше, чем им нужно. Просто я не люблю говорить.
Упс. Она это сказала.
– Да, я заметил. Почему?
– Стесняюсь, наверное.
– Я тоже не особо люблю говорить на уроках.
Она рассмеялась. Что за бред? На уроках он только и делал, что говорил.
– В том смысле, что мне не нравится, когда из меня выжимают ответы. Но я знаю, что это важный год, нужно собраться и взяться за работу.
– А без этого у тебя не получится?
– Просто родители убьют меня, если в этом году я не возьмусь за учебу со всей серьезностью. – Он вздохнул. – И если честно, я боялся этого. Вот он, официальный конец веселой жизни.
У Билли был такой мрачный вид, совершенно несвойственный ему, что Ван Ыок не могла не спросить:
– Почему на тебя так давят? Ты же вроде хорошо учишься, разве нет?
По ее мнению, он входил в первые десять процентов отличников и вошел бы в первые два-три, если бы постарался, но она не хотела, чтобы Билли знал, как пристально она следила за ним. Он был умным, но лодырем.
– Чтобы попасть на медицинский факультет, мне нужно учиться лучше, чем просто хорошо. Я стану врачом в четвертом поколении. У меня будет возможность внести свой вклад в науку! Поддерживать продажи «Панадола», когда у меня похмелье, не считается.
Она умирала, как хотела выкрикнуть: «Я тоже, я тоже, я тоже! Мои родители тоже хотят, чтобы я стала медиком!»
– А в чем проблема? Ты не хочешь становиться врачом?
– Не знаю. Наверное, нет. Да и кто знает? Я не знаю, что буду хотеть съесть завтра на завтрак. Ладно, это ложь – в смысле, каждое утро я ем одно и то же дерьмо – но, понимаешь, нет. У меня нет гребаного плана, как я буду жить дальше! Господи, мне всего семнадцать. – Он захлопнул крышку ноутбука. – Прости. Ты не часто ругаешься, да?
– Не особо. – И не вслух.
– Это из-за религии? Как-то связно с буддизмом или?..
– Насчет этого не знаю, мы католики.
У Билли хватило совести смутиться.
– Прости. Боже, я такой тупица! Лучше бы вообще не спрашивал.
– Все нормально, мы же толком и не знаем друг друга.
– Но когда поделимся друг с другом своими сокровенными мыслями о «Папочке» и «Тюльпанах», узнаем. Я прав?
Его улыбка вызывала зависимость. Как «Доритос» со вкусом сыра. Всегда хочется еще.