– Не это потерял? – доставая из рюкзака тетрадь, спросила Ван Ыок.
– Спасибо.
Но его секундное облегчение из-за возвращенной тетради все равно не помешало сказать то, что он собирался.
– Это не мое дело – то, что я сейчас скажу, – но я так хочу.
– Ты хочешь знать, что происходит между мной и Билли?
– Он действительно подходит под общее мнение о мужской красоте, и он, несомненно, один из самых популярных парней нашего класса…
– Но…
Майкл посмотрел на нее – от доброты и искренности, с которыми он говорил, хотя они даже не были близкими друзьями, у нее на глазах навернулись слезы.
– Ты знаешь это «но»: он эгоцентричный идиот. И я сомневаюсь, что такую девушку, как ты, ждет хеппи-энд.
– Такую, как я, – какую?
– Умную. Не из его мира. Совершенно не поверхностную в отличие от тех, с кем он предпочитает общаться. – Майкл виновато улыбнулся. – Прости за это клише, но мне меньше всего на свете хочется, чтобы кто-то ранил твои чувства.
Вот здесь Джейн могла смело выступить в защиту Билли, указав, что, пока весь мир думает о нем одно, она видит и другие стороны его характера. Но Ван Ыок просто сказала:
– Спасибо.
26
Ван Ыок на мгновение остановилась на мосту через Ярру, как всегда делала по дороге домой, и посмотрела в воду, думая о совете Майкла. Он был прав. Конечно, он прав. Но и она тоже была права, веря, что в Билли было куда больше, чем видело в нем его окружение. И дело не только в том, что он был милым со своей сестрой.
Она не рассказала Майклу о подслушанном разговоре или о том, что видела в «Маунт Фэрвезер», как Билли с упоением читал одну из ее любимых книг, «Обед в ресторане “Тоска по дому”» Энн Тайлер. Это были бы странные признания – наблюдать с незаметного расстояния за парнем, который понятия не имеет о твоем существовании.
Если бы она доверилась Майклу, то сейчас могла бы еще добавить, что раздутая бравада сосуществует с уязвимостью, что быть смешным не значит быть счастливым и что сила не исключает нежности.
Если смотреть с близкого расстояния, из-за ила река была коричневого цвета, а если смотреть издалека – то в ней по всей ее протяженности отражались бесконечные небеса. Ветер создавал на ее поверхности собственные ландшафты.
В непосредственной близости по воде гребли несколько лодок, но не Билли. Она смотрела и восхищалась отлаженной координацией, четкими, сильными движениями весел, разрезавших воду. Конечно, этот вид спорта для богатых детишек. Ребят из ведущих мужских и женских экипажей Кроуторн-Грэммар приглашали в Хенли, в Англию. Такое могли позволить себе только богатеи, сдобрив свои победы в спорте избитыми фразами типа мои поздравления! молодец! Этих детишек гладили по головке, говорили им ласковые слова и не скупились на похвалы для них, что так разительно отличались от маминых не трать время, учись прилежно, больше занимайся, которые иногда звучали небрежно, а иногда резко, как удар хлыста.
Ван Ыок открыла дверь, вошла домой и обрадовалась, услышав жужжание швейной машинки. Но радость длилась недолго – машинка стихла, а из комнаты вышла рассерженная мама.
– Что это за высокий мальчик?
– Кто рассказал тебе?
– Вас все видели. Сначала я сказала: «Вы с ума сошли! Кто угодно, но только не моя дочь! Она серьезная девочка. Она хорошая девочка. Это какая-то ошибка».
– Он просто мальчишка из школы.
– Значит, ты – за спиной у родителей – разрешила мальчику из твоей школы приходить сюда и гулять с тобой! Все вас видели!
– Я не знала, что он придет.
– Он преследует тебя?
– Нет. Нет! Успокойся. Давай присядем, ладно? – Ван Ыок все еще стояла в дверях с рюкзаком за спиной. – Я сделаю тебе чашку чая и все объясню.
Мама неохотно села.
– Я рада, что сегодня тебе лучше, – сказала Ван Ыок, скинув рюкзак на диван, и повернулась, чтобы получить по заслугам.
– Было. Мне было лучше. Но уже нет.
Переходя от раковины к чайнику, а потом к кухонному шкафчику и заваривая чай, Ван Ыок рассказала маме про Билли. Вернее, про ту версию Билли, которая подходила под требования родителей и которой можно бы было быть в ее жизни.
– Билли – друг семьи Эленор.
Мама обожала руководительницу подготовительного клуба; они все ее любили.
– Откуда он знает Эленор? Он не ходит в подготовительный клуб.
– Он недавно начал там работать. Его отец – важный доктор. Он дружит с Эленор. И его мать тоже дружит с Эленор.
– Зачем он пришел сюда?
– Он не приходил. Он просто был на улице, бегал – он выкладывается на своих тренировках, а еще он в ведущем экипаже по гребле – и увидел, как я выходила из дома. Мы в одном классе, и это было проявлением вежливости, хороших манер, когда он предложил проводить меня до школы. Потому что он уже все равно закончил пробежку.
– Пробежку?
– Да.
Это было самое слабое место в ее истории, но он был в спортивной одежде, потому что собирался на тренировку, так что, если ей повезет, она сможет выкрутиться. Вмешать Эленор было надежным ходом. Ее мать никогда бы не стала сомневаться в ней.
– Эленор рада, что Билли стал наставником в подготовительном клубе. Она считает, что он ответственный. Она попросила его помогать с самыми маленькими.
– Почему он стал работать там только сейчас?
– Он лишь недавно узнал про клуб.
– А-а.
Она поставила дымящуюся чашку с жасминовым чаем перед мамой и сделала глубокий вдох.
– Вообще-то в эту субботу Билли собирает кое-кого из одноклассников у себя дома, и меня тоже пригласили. Ты не против? Я могу пойти? Я приду домой рано. Не позже десяти.
– Никаких вечеринок.
– Ну, на самом деле, это даже больше школьное мероприятие.
– А где уведомление из школы?
– Уведомления не будет – это чествование школьной команды по гребле.
– Зачем это?
– Потому что все гордятся их спортивными достижениями. Там будут члены команды по гребле, им дадут медали. Будут произносить речи.
– Это обязательное мероприятие?
– Не совсем, но в школе хотят, чтобы мы посетили один-два таких… неформальных события. – Ван Ыок пыталась выглядеть так, как будто это нежеланная обязанность, а потом разыграла козырную карту: – Но это часть общественной жизни.
«Общественная жизнь» было очень полезным выражением, и она пользовалась им бережливо, считая своим своего рода пропуском на волю. Это был странный и непонятный термин для ее родителей, которые думали о школе исключительно как о месте обучения – месте усердной работы и дисциплины, где гарантировали отличные результаты, помогавшие любому ученику идти по пути к университету и выдающейся карьере. Счастливой жизни. В Кью. «Общественная жизнь» же была бесформенной, туманной зоной. Но родители знали (потому что она приложила все усилия, чтобы убедить их в этом): стипендия их дочери частично зависела от ее активного участия в школьной жизни.
Она прямо-таки видела, как поворачивались в маминой голове шестеренки и рычаги. Это была частичная победа. Отсутствие сердитого «нет» означало возможность условного «да».
– Если хочешь, можешь спросить об этом Эленор, – предложила Ван Ыок. – Она понимает, как для нас важно посещать такие вещи.
– Я поговорю с твоим ba, – сказала мама. – Нужно прийти в школьной форме?
– Думаю, нам можно надеть обычную одежду, – ответила Ван Ыок. – Как в день повседневной одежды.
– Церемония, медали, речи – а молитвы?
– Наверное, тоже будут.
И это было правдой: кто-то точно будет молиться, чтобы переспать с кем-нибудь; а уже по пути домой кто-то будет молиться, чтобы их не вырвало в машине родителей их друга…
– И это все станет происходить у друзей Эленор, в их доме? В доме доктора?
– Да. Родители Билли – официальные представители родительского комитета от одиннадцатого класса.
Ну хотя бы это было правдой. Из записей в школьном календаре она узнала, что коктейльная вечеринка для родителей, проводимая в начале учебного года, – мероприятие, которое ее родители никогда не посещали, – должна была состояться через две недели в доме родителей Билли.
– Хм, мне кажется, ты только зря потеряешь ценное время.
– Да, согласна. Но мне, наверное, все-таки стоит пойти.
– Вы только послушайте!
– Врет, как профессионалка.
– Это прямо какой-то новый уровень манипуляции родителями.
Старики-комментаторы были правы. Ей было не по себе – она еще никогда не была так близка (кроме еще, пожалуй, разговоров о занятиях по искусству) к тому, чтобы вот так внаглую врать родителям. Обычно она справлялась выборочной правдой. (Удобно измененная) правда, вся (удобно измененная) правда и ничего, кроме (удобно измененной) правды. Вот вам крест!
Ван Ыок вошла в свою комнату и села за стол, но сначала достала из тайного места в шкафу кардиган с крылышками. Даже когда он просто лежал у нее на коленях, ей уже было хорошо и спокойно, как с любимым плюшевым медведем. Она похлопала по одному крылатому рукаву, и ей показалось, что кардиган расположился поудобнее.
– Я собираюсь вернуть тебя на место где-то через неделю, – сказала она. – Да уж. Я говорю с кардиганом. Плохи мои дела.
– Врет матери.
– Разговаривает с кардиганом.
– Смотри, еще заберет его себе, и тогда Холли будет права.
– Думаешь, она сможет пойти на вечеринку и это не выйдет ей боком?
– Разве за все эти годы она так ничему и не научилась?
27
В пятницу к подготовительному клубу присоединилась и Лу, получив разрешение на работу с детьми. Билли пришел на десять минут раньше и помог Ван Ыок подмести детскую площадку. Четыре иглы. Три пакетика от клея. Шесть сифонов и несколько лопнувших воздушных шариков. Сотни сигаретных бычков.
Ван Ыок назначила Лу работать с Саафи, тихой шестилетней девочкой, которой нужно помочь с английским языком и особенно стать храброй и научиться говорить громче шепота. Она отправила Саафи искать свободный стол, а сама принялась рассказывать Лу о том, как все изменилось с той катастрофы в библиотечном туалете.