— Я понимаю, что сейчас все это представляется тебе как конец света, — произнесла она после паузы. — Но это не так. Тебе еще много предстоит, многое ожидает тебя на твоем пути, и все это — там, в большом мире, за пределами фермы.
Уговаривая меня, она гладила рукой мою ладонь. Сама того не осознавая, я начала кивать в ответ, соглашаясь с ее доводами, и улеглась на ковер, положив голову ей на колени. Я и сама не заметила, как задремала. Когда я очнулась некоторое время спустя, она встала и приказала слуге принести нам чай. Мы сели за стол и стали рассматривать карты в атласе, который я так любила. Когда мы дошли до большой карты Англии, зеленой, как изумруд, я спросила:
— А как вы думаете, я когда-нибудь поеду туда?
— Почему же нет. — Она пожала плечами. — Это все-таки твоя родина, твой дом.
Скользя пальцем по странице, я читала названия городов. Они казались мне знакомыми, но одновременно совершенно чужими. Ипсвич, Ньюквай, Оксфорд, Манчестер, Лидс.
— А мама присылала тебе письма из Лондона? — негромко спросила леди Ди.
— Нет, — ответила я смущенно. Со мной никто никогда не говорил о матери — так повелось.
— Я могла бы рассказать тебе о ней, если ты хочешь, — осторожно предложила леди Ди.
— Нет, не надо. — Я резко замотала головой. — Это не имеет теперь никакого значения. Для меня существует только ферма — и всё.
Леди Ди несколько мгновений молча смотрела на меня, обдумывая мой ответ. Затем сказала тихо:
— Извини. Мне не надо лезть не в свое дело.
— Мои дорогие девочки! — Дверь распахнулась, и на пороге показался лорд Деламер. Стряхнув пыль после скачки, он весело улыбнулся.
— Берил к нам ненадолго, — предупредила его леди Ди, — она скоро собирается отправиться в школу в Найроби.
— А, ясно. — Он грузно опустился на стул напротив меня. — Я еще думал, когда же это случится. Ну, ты там покажешь себя, девочка, я уверен. Нет, в самом деле. Я всегда говорил, ты крепкий орешек. Голова светлая, и за словом в карман не полезешь.
— У меня нет такой уверенности. — Я внезапно застеснялась и наклонилась к столу, чтобы допить чай, который почти остыл.
— Ну, обещай, что обязательно приедешь к нам, как только сможешь, — настаивал он. — Здесь твой дом. И всегда будет так, помни об этом.
— Ну, мне пора. — Я попрощалась с лордом Деламером. Леди Ди проводила меня до конюшни.
— Ты ни на кого не похожа, Берил, ни на кого на свете, — внезапно сказала она, обняв меня за плечи. — Когда-нибудь ты и сама поймешь это. Тебе будет хорошо в Найроби. Ты найдешь себя в любом месте.
Когда я домчалась до фермы, стало почти совсем темно. Горы окутала голубая дымка. Издалека они казались какими-то низкими и приплюснутыми. Легко взлетев на холм, Ви Мак-Грегор остановился перед оградой загона. Обернувшись, я увидела Киби — опустив голову, он брел по тропинке, возвращаясь в деревню. Я хотела окликнуть его, но потом подумала, что еще один трудный разговор сегодня — это слишком. К тому же не знала, как сказать ему, что я скоро уеду. Я не представляла себе, как мы расстанемся.
Глава 7
Следующие два с половиной года я пыталась, по словам лорда Деламера, «показать себя» в школе — хотя это сильно сказано, даже очень сильно. Раз шесть я сбегала оттуда. Однажды три дня пряталась в кабаньей норе. Другой раз я устроила настоящее восстание, когда по моему наущению большинство одноклассников удрали с занятий и гоняли на велосипедах. За все эти проделки меня в конце концов отчислили. Отец встретил меня на станции. Сойдя с поезда, я сразу увидела, что он сердится. Но в то же время лицо его выражало некое облегчение. Как будто он осознал, что отослать меня с фермы больше не удастся.
Однако ферма за это время изменилась до неузнаваемости. Да и мир изменился — началась война. Еще в школе мы слышали ошеломляющие новости об убийстве австрийского эрцгерцога в Сараево, о германском кайзере Вильгельме, который бросил перчатку всему миру, и как множество народов, о которых мы и не слыхивали, стали объединяться, чтобы воевать друг с другом. Для нас в Британской Восточной Африке война означала прежде всего необходимость остановить жаждавших новых земель германцев, не отдать им то, что принадлежало нам по праву. Сражения кипели во многих частях протектората. Белые поселенцы, буры и аборигены — нанди, кавирондо, кипсиги, бросали свои поля, мельницы и прочие владения, чтобы вступить в Корпус королевских африканских стрелков. Даже арап Майна отправился на войну. Мы с Киби стояли на вершине холма, — я как раз приехала на каникулы, — и смотрели, как он уходит прочь. В одной руке он высоко держал копье, другой сжимал обтянутый кожей буйвола щит. Он шел неторопливо, гордо выпрямив спину, прекрасно осознавая всю значимость момента. Потом мы узнали, что его послали очень далеко, за сотни миль от родных мест, на границу с Германской Восточной Африкой, а вместо копья вручили винтовку. В родной саванне он и представления не имел, как обращаться с огнестрельным оружием, но на войне, конечно, быстро научился. В моем представлении, арап Майна был самым храбрым и величественным воином, каких я когда-либо видела. Я была уверена, что, когда он вернется, нас ждет множество захватывающих историй о его приключениях и он заработает кучу золота, чтобы купить себе новую жену.
Но моим надеждам не суждено было сбыться. Однажды вечером в конце того же лета на нашей ферме объявился посланец. Он сообщил нам, что арап Майна дрался храбро, как лев, но погиб где-то очень далеко. Там же, где он упал, его и закопали. Без соблюдения традиций и почестей, в одиночестве, без участия семьи и друзей. Киби был рядом со мной, когда сообщили новость, — мы как раз ужинали. Он перестал есть, лицо его вытянулось и как-то сразу повзрослело, хотя он не произнес ни слова. Я не знала, как его утешить. Я сама была потрясена. Я восхищалась арапом Майной, он казался мне бессмертным, как боги. И вот теперь его не стало.
— Мы найдем человека, который убил твоего отца, и пронзим копьем его сердце, — вот все, что я нашлась сказать ему в эту минуту.
— Это мой долг, — сухо ответил он. — Как только я стану воином, я отомщу за его смерть.
— Я отправлюсь с тобой, — настаивала я. Я даже не могла себе представить, что будет иначе. Я любила аре-па Манну, как родного отца. Я была готова идти хоть на край света, чтобы отомстить за его смерть.
— Но ты всего лишь девочка, Лаквет. — Киби пожал плечами.
— Но я не боюсь, — возмущалась я. — Я бросаю копье не хуже тебя.
— Это невозможно. — Он грустно покачал курчавой головой. — Твой отец никогда не позволит тебе.
— А я ему не скажу, — я перешла на шепот, — я просто потихоньку убегу из дома.
— Ты думаешь только о себе, — неожиданно упрекнул меня Киби. — Ты даже не понимаешь, что твой отец любит тебя, и он жив.
Киби был прав. Мой отец… Для меня не было человека важнее. Пока я находилась в школе, я скучала по нему так же сильно, как по нашей ферме, но война не обошла его стороной — он изменился. Когда он встретил меня на станции, меня поразило его лицо — он был уставший, опустошенный и совсем не расположен к шуткам. Всю дорогу я придумывала себе нашу встречу, а тут растерялась и не знала, как толком поздороваться с ним. Пока мы поднимались на холм, он под стрекот мотора рассказал мне, что в близлежащем городке Накуру теперь стоит военный гарнизон. Ипподром перестроили, и теперь это склад для военных нужд. Половину наших лошадей также забрали военные, но в создавшейся обстановке это почти не имело значения — скачки отменили, и когда они возобновятся, бог его знает. Когда мы доехали до фермы, я и сама увидела, как все изменилось. Сотни наших рабочих ушли на войну — кто с ружьем, кто с копьем, кто просто с ножом для обрезки кустов. Ушли за славой и признанием. Империя призвала их, и теперь они стали солдатами Короны. Мы не знали, как скоро все это закончится. Может статься, они вернутся назад, а может — и нет. Но, приехав на ферму, я не без жалости взирала на наши владения. Вся ферма напоминала перевернутую коробку, из которой высыпалось содержимое, и все унесло ветром…
В доме я, конечно, увидела миссис О. Она готовила угощение по случаю моего приезда и даже принарядилась. Она была аккуратна и ухожена, как обычно, но ее виски поседели, а вокруг глаз залегли морщинки. Взглянув на нее, я поняла, что отношусь к ней совершенно по-другому.
Пока я находилась в пансионе, моей соседкой по комнате была девушка по имени Дорис Уотерман. Мне, правда, нравилось называть ее просто Дос. Она спала надо мной — на двухэтажной кровати, — и месяц за месяцем, каждую ночь она свешивалась вниз, так что ее длинные коричневые волосы служили нам занавеской, и шепотом пересказывала все сплетни, которые знала. Я узнала, что она — единственный ребенок в семье, а ее отец владеет сетью магазинов в городе. Ему также принадлежал отель «Нью-Стенли» — важное место, куда неизменно наведывались все, кто приезжал в Найроби. Дос знала все и обо всех — ничто не проходило мимо ее ушей.
— Как, ты говоришь, зовут эту леди, которая к вам приехала? — спросила она с удивлением, уловив имя в моем повествовании. — А ее муж, он все еще находится в Лумбве?
— Муж? Какой муж? — Я поразилась. — Она не замужем. Она уже несколько лет живет с моим отцом.
— Да уж! — Моя неосведомленность рассмешила Дос. Она щелкнула языком. А затем, понизив голос, рассказала историю о том, как мистер Орчардсон, исследователь-антрополог, сошелся с женщиной из племени нанди, и она от него забеременела. Я была потрясена.
— А откуда ты это знаешь? — спросила я, потрясенная.
— Ну, как сказать. — Она пожала плечами, слегка откинувшись на свою койку. — Это всем известно. Не каждый день такое случается.
— И поэтому миссис О приехала к нам? — спросила я, начиная понимать. — Чтобы как-то выйти из этой ужасной ситуации?
— Ну, по мне, Нджоро не так уж и далеко от Лумбве, — ответила Дос. — Это на самом деле очень унизительно. К тому же она и твой отец, они же не женаты. Ну, официально. — Она расширила глаза.