— Построил за три дня? — переспросил он наконец. — И для чего так торопиться? В этом нет мудрости. Такой дом долго не простоит.
— Но ты же его даже не видел! — воскликнула я с негодованием.
— А какое это имеет значение? — спокойно возразил он. — Будь моя воля, я бы попросил его построить для тебя другое жилье, понадежней, поаккуратнее.
Он повернулся и направился в деревню. Пройдя несколько шагов, остановился, обернулся и, взглянув на меня, сказал:
— Кстати, ты должна это знать: я теперь морани, и у меня новое имя. Я — арап Рута.
Всю дорогу домой я внутренне спорила с ним, придумывая, как бы мне покрепче его уязвить. Как бы так принизить, чтобы он не воображал из себя невесть что. Тоже мне арап Рута нашелся! Я знала его, когда он был ростом с кабанчика. С чего это он вдруг так поумнел, стал таким мудрым, всезнающим? После одной ночной церемонии? После того как острый нож коснулся его крайней плоти, а потом ему дали выпить чашку свернувшейся бычьей крови? И всего-то?! Мысли роились в моей голове, но точно я знала только одно: если бы этот арап Рута хотя бы на мгновение заподозрил, как я боюсь всего, что вот-вот случится со мной и с фермой, я бы просто умерла от стыда. Я очень надеялась, что он не догадался.
Я действительно испытывала нешуточный страх.
Более того, я была в смятении. Мне представлялось, Кейптаун — это бог знает где, на краю света. Отец будет там очень занят, ему придется изрядно попотеть, чтобы понравиться новым хозяевам. Я могла бы отправиться с ним и постараться не мешать, занимаясь домашним хозяйством с Эммой. Но что это будет за жизнь?!
Еще одним вариантом, над которым я думала, была Англия. Можно было бы вернуться туда, но… Но это уже была бы не я, а совсем другая девушка. Можно было бы написать письмо матери и спросить, не примет ли она меня. Но я совсем не помнила Англии. Она представлялась мне чем-то еще более далеким и чуждым, чем Кейптаун. К тому же мать за все прошедшие годы не прислала мне ни одного письма — она никак не пыталась наладить со мной контакт. Словно вычеркнула меня из жизни. Попросить у нее помощи теперь — это означало обречь себя на унижение, снова вернуться к давно забытым переживаниям. Нет, я совсем этого не хотела. Что же оставалось? Только Джок. Выйти за него замуж. Что я знала о семейной жизни — ничего толком. Единственный счастливый брак, который я видела, — это союз лорда Деламера и леди Флоренс, хотя нельзя сказать, что я очень следила за их жизнью. Ферма, лошади — это казалось мне более достойным занятием на всю жизнь. Мне никогда не приходила в голову мысль, что однажды все это может раствориться, просто исчезнуть в один миг. У меня также не существовало ни малейшего представления о том, чем я привлекла Джока, кроме того, что умела неплохо охотиться и, в общем, недурно выглядела. Однако выйти за него замуж означало остаться здесь, в Нджоро, каждое утро просыпаться и видеть все те же затянутые предутренней дымкой холмы на горизонте, жить так, как я привыкла жить. Может быть, Джок просто нафантазировал себе, что он в меня влюблен? Смогу ли я его полюбить? Перспектива представлялась мне нерадостной. Яркий, полный надежд мир вдруг померк в одночасье. И особенно было обидно, что в то время, когда мои надежды рушились, у арапа Руты все получалось именно так, как он когда-то себе представлял. Почти десять лет мы соревновались, кто лучше, старались быть бесстрашными, стремились к идеалу. Эти игры подготовили Руту ко взрослой жизни и, как я думала, должны были подготовить и меня. Правда, риски умножились, и делать выбор стало труднее, хотя, по сути, ничего не изменилось. Научиться прыгать можно только прыгая, верно? Одного взгляда на Руту было достаточно, чтобы понять, что он повзрослел. Но это же в полной мере относилось и ко мне. Надо учиться жить по-новому.
Всю ночь я репетировала в своей хижине, стараясь придать своему голосу твердость и уверенность, а утром сообщила отцу, что намерена остаться в Нджоро.
— Что ж, хорошо, — ответил он и внимательно посмотрел на меня. — Я думаю, это лучшее решение. Джок разумный парень, он не боится грязной работы. Я уверен, что он о тебе позаботится.
— Я и сама могу о себе позаботиться, — выпалила я. Сердце мое бешено колотилось, кровь стучала в ушах. Мне пришлось сделать паузу, чтобы перевести дух, прежде чем задать следующий вопрос.
— Можно я оставлю Пегаса себе? — спросила я, затаив дыхание.
— Это твоя лошадь, ты заработала ее, — ответил отец. — У меня нет никакого права отбирать его у тебя.
Он встал из-за стола, чтобы налить себе виски. Крепкий запах напитка — смесь прелых листьев и торфа — ударил в нос.
— Налей мне тоже, — неожиданно попросила я.
— Может быть, тебе лучше принести воды. — Он посмотрел на меня с удивлением.
— Нет. — Я резко мотнула головой.
— Что ж, хорошо, — согласился он. — Я полагаю, это ты тоже заработала.
Он протянул мне круглый бокал, и мы молча сидели друг напротив друга, глядя, как заходит солнце. Я уже пробовала вино и шампанское, но виски — это было нечто иное. Я сразу почувствовала себя как будто взрослее.
— Мы жили здесь неплохо, как ты считаешь? — наконец спросил он. Я только кивнула. Я не могла найти подходящих слов, чтобы выразить то, что я чувствовала. Я молча смотрела в бокал, чувствуя, как от виски у меня все полыхает внутри.
Глава 12
Едва я сказала Джоку «да», события закрутились с ошеломляющей скоростью. Очень быстро заказали свадебные наряды, договорились со священником. Приглашения разослали кому только возможно — близким и дальним знакомым. Эмма ловко управляла всем. С первой же секунды у нее не было сомнений, какое платье сшить. По ее мнению, это обязательно должен был быть атлас цвета слоновой кости, украшенный жемчугом и вышитыми розочками. И обязательно свадебный букет с чертополохом. Все это Эмма навязала мне в приказном порядке, но так как собственного мнения у меня не было — я согласилась. Ко всему прилагались обязательный венок из цветов апельсина, длинная прозрачная фата и туфельки, настолько тоненькие, почти игрушечные, что мне казалось, они и дня не проживут. Вскоре стали поступать и подарки к торжеству: серебряная подставка для пирожных, украшенный филигранью держатель для салфеток, ваза из шлифованного стека, денежные чеки, выписанные на мистера и миссис Первс. Все это аккуратно собиралось в одной части дома, тогда как вещи, которые отец и Эмма собирались взять с собой в Кейптаун, упаковывались и переносились в другую. Невыносимо грустно было смотреть, как ферма исчезает на глазах, как, впрочем, и все мои планы на будущее. И оттого, что я понимала, что по-другому быть не может, легче не становилось.
За все это время лихорадочных приготовлений и перестановок мы с Джоком виделись всего несколько минут, не больше. Когда же мы оставались наедине, он хватал меня за руки, прижимал их к сердцу и постоянно твердил, что очень счастлив. Он все время рассказывал, как мы преобразуем ферму, как она расширится, расцветет. Он был настроен невероятно амбициозно. Богатство, благосостояние — рядом, только руку протяни, обещал он. Надо признать, его заверения произвели на меня впечатление, мне хотелось верить ему. В самом деле, разве наша ферма не начиналась когда-то с нуля? Так же и новая ферма, наивно думала я, разрастется и станет прекрасной, такой же, как та, которая почти исчезла теперь. Мне ничего не оставалось, как верить в прекрасное будущее, а заодно и в то, что я смогу привыкнуть к Джоку, возможно, даже его полюбить.
— Однако ты быстро согласилась. — Дос аж присела, когда я сообщила ей новость о замужестве. — Помнится, ты жаловалась, что он тебя раздражает.
— Ну, это и сейчас никуда не делось, — призналась я. — Немножко. Но я стараюсь не поддаваться эмоциям.
— Что поделаешь? — Она вздохнула. — А какой у нас выбор? И я стану женой фермера, куда я денусь? По крайней мере, он не размазня, а бравый парень.
— А как ты считаешь, это нормально, что я… — запнувшись, я обдумывала, как выразиться яснее. — Ну, не схожу по нему с ума, что ли?
— Ну, это еще впереди, глупенькая, — отмахнулась Дос и тут же уточнила: — Возможно. А возможно, и нет. Тогда ты просто позволишь ему заботиться о тебе и останешься при своих настоящих чувствах. Даже если бы твой отец не уезжал в Кейптаун, он бы не смог содержать тебя и заботиться о тебе вечно. Кстати, — она усмехнулась, — мой твердит мне то же самое. Всякий раз, когда найдет подходящий случай.
Мы с Джоком обвенчались в октябре, в День всех святых. Это была среда, ослепительно-солнечный день, до моего семнадцатого дня рождения оставалось ровно две недели. Официально вступать в брак разрешалось с восемнадцати, но мой отец считал, что мне незачем дожидаться этого возраста — я уже достаточно взрослая. Я вошла в церковь под руку с отцом и неотрывно смотрела на Джока — как будто собиралась вступить с ним не в брак, а в противоборство. На самом деле это помогало мне сохранять равновесие и хотя бы тень уверенности в себе. Во всяком случае, это помогало, пока я наконец не подошла к нему и священнику, стоявшему рядом в мантии с высоким накрахмаленным воротником. И тут мое сердце, точно сорвавшись с привязи, понеслось вскачь. Оно колотилось так сильно, что мне казалось, все вокруг слышат его глухие отчаянные удары. Все вокруг догадываются, даже знаю наверняка, что я вовсе не люблю этого человека, — напротив, я даже не испытываю к нему симпатии. Однако любовь обманчива — мне это было тоже хорошо известно. Она не принесла ничего хорошего моему отцу, ни в браке с матерью, ни с Эммой. Может быть, если выйти замуж по расчету, опираясь не на чувства, а на здравый смысл, моя судьба сложится удачнее, чем вышло у них? Мне ничего не оставалось, как уповать на подобный исход, и, схватив Джока за руку и выслушав все долгие слова, приличествующие случаю из уст священника, я едва слышно вздохнула:
— Да, я согласна.
Джок пригласил на свадьбу своего товарища по полку, капитана Лэвендера. Он был высокий и симпатичный — с блестящими яркими глазами и светлыми волосами с рыжим отливом. Они вздымались горой, а несколько завитков опуска